Отец старшина и встреча у колодца
Уже заканчивался январь, а крещенские морозы ослабевать не желали. В паломнической гостинице обители, среди тех, кто приехал в монастырь на длительное время, уныния как такового не наблюдалось, но просьбы и молитвенные, и житейские - о хотя бы небольшом потеплении - звучали все явственней.
Дров в разжигание скромного ропота и внутренних не выговоренных вслух пожеланий о прекращении стужи крещенской добавлял дед Иван.
Этот старик в ту зиму зачастил из своего Белева (есть такой небольшой городок недалеко от Оптиной) в монастырь. Да и как не зачастить, если более благодарных слушателей ему найти было просто негде? Дело в том, что он, кроме своей сугубо православной сущности, был по собственному его определению «травником» и «знатоком душ человеческих».
Насколько помогали его травы, а он их привозил полный рюкзак в маленьких мешочках, перевязанных пучочках и завернутых в бумагу районной газеты «Путь к коммунизму», было неведомо, но в деле подготовки паломников к исповеди у деда равных не было. Умел Иван грехи у спрашивающих разыскивать, группировать и по важности распределять, а также советы давать, кому и как исповедоваться должно.
В общем, нужная для продуктивного и качественного покаяния личность.
Деда слушались многие, и когда он на очередное сетование о жестком морозе, открыв свою старую, толстую, шпагатом переплетенную тетрадь, заявил, что в этом году за крещенскими грядут сретенские лютые холода, многие приуныли.
Не оправдалось предсказание. Сретение Господне монастырь встречал хотя и снежно, но практически без мороза.
Рыхлый снег, чирикающие воробьи и черные каркающие галки на пути из скита в монастырь четко напоминали всему окружающему миру, что грядет весна с ее Великим постом и Светлым Воскресением.
Павел с осени был при монастыре. Приехал «посмотреть», да и задержался. Изначально даже сам себе объяснить не мог, что его тут держит, а когда в очередной раз отодвинул на потом дату отъезда, понял, что уезжать ему не только не хочется, но и не нужно. Почему? Словами не объяснялось. Не нужно, и всё тут.
После праздничной литургии Павел увидел подходящего к кресту деда Ивана, но утренней решимости поставить ему на вид неудачный прогноз уже не было, даже немного посочувствовал старичку за его ошибку.
Трапеза обеденная в этот день из-за обилия паломников, туристов и местных верующих затянулась, да и уходить от радостных знакомых и незнакомых лиц не хотелось. Сретение - особое торжество, его даже сомневающаяся во всем и вся личность невольно признает. Как не признать, если радость житейская и тем более духовная у нас всегда со встречами связана?
До вечерни еще оставалось время, можно было передохнуть, книжку почитать. Современный паломник или трудник монастырский литературой духовной всегда конкретно и всесторонне интересуется. Павел - не исключение, но он в те дни «Братьев Карамазовых» перечитывал, что часть его соседей по келье смущало.
- Все от страстей не отойдешь, брат? - спрашивали некоторые. Обычно Павел не отвечал, но когда надоедливо доставали рассуждениями и советами о том, как и что читать надобно, молча брал под руку ретивого «аскета», выводил его за порог храма и объяснял:
- Вот в этой келье жил старец Зосима, а тут ночевал Алешка Карамазов, а вон в том домике и сам писатель время свое проводил.
Радетели «кондового православия» и непрестанного повседневного исихазма после подобного толкования всегда становились тише, вдумчивей и на вид красивей.
Рядом со скитом до дня нынешнего колодец располагается. Все его «амвросиевским» называют, хотя имел он какое-то отношение к преподобному старцу оптинскому или не имел, мнения у историков и архивариусов расходятся. Но как по-иному его определить, если он по дороге к келье старца располагается?
Павел, не спеша, гремя колодезной цепью, достал воды, набрал ее в прикованную к срубу кружку, напился и решил умыться. В прошедшие дни морозные не каждый раз на это смелости хватало. Пока ополаскивал свое уже обросшее небольшой бородой лицо, услышал сзади шаги, а затем знакомый и почти забытый голос:
- Как вода святая, сержант?
Обернулся. За ним стоял священник. На подрясник с ярким на темном фоне иерейским крестом была надета синяя меховая офицерская авиационная куртка.
- Благословите, отче, - только и смог ответить Павел, лихорадочно пытаясь сообразить, как и откуда этот священник знает его армейское звание и почему его голос столь знаком.
- Бог благословит! - батюшка широко, уверенно, утверждающе осенил Павла крестным знамением, а затем с улыбкой спросил:
- Думаешь? Ну думай, сержант, думай.
Попил незнакомец в сане иерейском воды святой, крякнул, губы отер и утверждающе произнес:
- Эх, жизнь моя еловая, голова садовая!
- Отец старшина! Ой, товарищ старшина! - только и смог сказать Павел.
Именно эта присказка-поговорка дала понять и сообразить, что пред ним в полном реальном времени и собственной персоной его армейский старшина. Тот, который в степях казахстанских спас Павла, когда он, не спросив разрешения, отправился на полигон посмотреть мишени для самолетов и попал под бомбежку, тот, который полтора года учил его премудростям авиационного мастерства и армейской жизни.
В эти первые секунды встречи Павел сразу четко на себе осознал сущность двух определений: «стоять как соляной столб» и «в зобу дыханье сперло».
Он не знал, что сказать и какой первый вопрос задать. Одно лишь молвилось:
- Господи, да как же это?!
Отец старшина, то есть батюшка, приобнял своего бывшего подчиненного сержанта Павла и, как в те, давние годы службы, утверждающе произнес:
- Держись, парень, будем жить! - а затем перекрестился и добавил: - Видишь, как Господь-то распорядился. Одно слово - встреча, Сретение!
На фото: амвросиевский колодец в Оптиной в 1990 году и современный вид