Прикосновение к святости
Есть в Ростовской области в Аксайском районе небольшой хуторок. В начале 70-х прошлого века наш студенческий строительный отряд облюбовал эту местность по причине ежегодной нужды в теплицах, в которых выращивались овощи для недалекого комбината, где эти овощи квасили, делали консервы и разливали вино по рубль с копейками за бутылку. Теплицы быстро изнашивались, и каждый год на столе ректора нашего института лежала заявка из хутора Черюмкина, требующего дешевой, покладистой и не вредной рабочей силы. Студенты для данного дела - восстановления теплиц - были всегда беспроигрышным вариантом. Селили нас по усадьбам одиноких бабушек да в спортзале местной неполной средней школы. У бабушек было предпочтительней, так как там сердобольные старушки еще и подкармливали, да и уют какой-никакой присутствовал.
По утрам, в районе между первыми и вторыми петухами, в нашу комнату (а спали мы в зале) потихоньку входила хозяйка-старушка, зажигала в красном углу лампадку перед тремя темными от времени иконами и шептала молитвы. Тихо шептала, а слышно в рассветной тишине было отчетливо. Мы, естественно, подглядывали, но старались не шевелиться, потому что… А вот почему старались себя не выдать, было непонятно. Нельзя и всё. В конце молитв наша хозяйка несколько раз кланялась, а затем доставала из тумбочки, стоящей под иконами, бутылочку и, налив что-то в маленькую рюмку, перекрестившись, выпивала.
Эта стопка никак не вписывалась в утреннее бабушкино действо. Нет, мы не думали, что это было что-то спиртное, скорее, предполагалось лекарство, но все равно любопытство одолело. Что же пьет по утрам наша сердобольная хозяйка, умудряющаяся раньше нас всех вставать, позже всех ложиться, да еще и ухаживать не только за полным сараем со скотиной и птицей, но и за нами - четырьмя стройбатовцами?
Согрешил. Однажды утром, когда хозяйка погнала корову, открыл я тумбочку под иконами, а там батарея синих пол-литровых бутылок с наклеечками. На всех наклейках крестик стоит и год написан 1968, 1970, 1972…. И еще непонятное «сретенская», «крещенская». Причем с «крещенской» было больше. Открыл одну, другую, третью - везде вода. Понимаю, что ничего не понимаю и в тоже время спокойно соглашаюсь со своим непониманием. Лишь четко осознаю, что немного страшно и сильно стыдно.
За утренним завтраком, состоявшем всегда из большой вареной картофелины, куска сала и большой кружки молока, не вытерпел, да и как-то не по себе было от поступка своего, взял и спросил:
- Бабуль, а что вы утром пьете, когда молитесь?
Улыбнулась старушка, с лукавинкой посмотрела и отвечает:
- Чую я по утрам, что кто-то мне в спину смотрит, когда я молитвы читаю. Смотрит и молчит. А пью я, онучёк, водичку святую, крещенскую.
И рассказала нам наша бабушка о том, как три-четыре раза в год ездит в далекий от нее Ростов на службы праздничные, а зимой на Крещение всегда воду святую набирает, которая никогда не портится, а также в жизни помогает и даже болезни излечивает. Раньше, когда церковь в соседнем селе была, столько воды не хранила, да и не берегла так, как сейчас. Теперь же в воде этой для нее и служба церковная, и в ее вере утверждение.
Слушали мы, четверо двадцатилетних студентов, старушку и прекрасно осознавали, что в рассказе этом есть то, что объяснить невозможно, но что так же верно, как и те формулы, которые мы зубрили на студенческой скамье.
В храм я заглядывал с дней школьных, но это была еще не вера, не осознанное желание узнать Бога, а просто любопытство о неизвестном. Господь раскрывал Себя вот в этих встречах, которые только теперь понимаются как путь к вере.