Привкус. Первый кусочек.
Начало нового романа
ПРИВКУС БЕСКОНЕЧНОСТИ
14 марта 2006 г.
411 дней с момента смерти Анны-Марии
(Прости, я все еще о тебе думаю)
Сегодня афоризм по Дарвину: «Человек, решивший растратить хотя бы один час своего времени, еще не дорос до того, чтобы понимать всю ценность жизни».
(Напоминалка): Завтра: заглянуть на автостоянку (Королевство Эхо). Найти патроны. В обед (когда солнце) сунуться в супермаркет и хорошенько запастись едой.
Сегодня встретил первого живого человека. Он сидел на автобусной стоянке около супермаркета с протянутой рукой и, кажется, просил милостыню. У человека слегка съехала крыша. Он и не подозревал, что случился конец света и если кто и подаст ему милостыню, то только кошки. Я не сразу сообразил, что это настоящий человек. Я подумал, что у меня очередной приступ галлюцинаций (стр. 41, когда я увидел корабль, плывущий по улице Коммунаров). Откуда он здесь взялся, интересно? Притопал на своих двоих? Или отсиживался целый год в подвалах? Утром я бы с ним обязательно столкнулся, а если бы он вылез ночью… то кто-нибудь обязательно бы им позавтракал (у хищников, знаете ли, глубокая ночь - это завтрак, а ближе к рассвету - ужин. Это я так придумал!).
В общем, человек явно был не в себе. От него пахло мочой и грязью. Длинные рыжие волосы спутались и свалялись, в густой бороде застряли кусочки пищи, прилип потемневший комок жвачки. Человек все время стирал слюну тыльной стороной ладони, а потом вытирал руку о штаны. Больше всего он походил на бродягу. Бродяги, к слову, продержались после конца света дольше всех (я не считаю кошек!). Уж у бродяг, знаете ли, врожденное чувство самосохранения. Правда, как только они добирались до спиртного - пиши пропало. Пьяному море по колено, вот и вылезали по ночам, горланя песни на всю округу. И, стало быть, никого не осталось.
Я сразу спросил: «Ты из бродяг?»
Человек ничего не ответил. Глаза у него слезились. А еще он раскачивался, будто маятник. Туда-сюда, туда-сюда. Я присел рядом с ним на лавочку. Я был очень заинтересован. Еще бы - четыреста одиннадцать дней не видеть живых людей… Я даже забыл о патронах и еде.
-Ты как здесь оказался? - спросил я.
-Я… шел! - ответил он тихим, скрипучим голосом и стер слюну ладонью.
-Долго шел? Откуда? Из подвала выбрался или где-то по квартирам отсиживался?
-Шел! - пробормотал он, раскачиваясь. - Доооолго шел. Целую вечность…
-Ты вообще соображаешь, о чем говоришь? - спросил я. Потому что, если бы он вообще не соображал (то есть, был бы одним из тех совершенных психов, которые носились голыми по улицам и вколачивали кресты в асфальт), я бы его оставил прямо там на остановке. Я бы не стал с ним возиться, а пошел бы за патронами и едой. Потому что психов мне не надо, знаете ли.
-Я… я бы хотел немного мелочи на хлебушек… - пробормотал человек, - Но, кажется… все умерли.
-Тут, как бы, конец света случился. - подсказал я.
-Еще один? - удивился человек и закашлял.
-Возможно. - я колебался, потом добавил. - Ты можешь ходить? Ну, передвигаться? Тут недалеко мое убежище. Если есть желание, можешь у меня помыться, переодеться и… переночевать.
Человек глянул на меня слезливыми (размытыми) глазами и очень тепло, искренне улыбнулся. Такое ощущение, что я предложил ему руку и сердце. Мне даже стало не по себе.
-Только никаких выкидонов. - сразу же предупредил я. - Это мое убежище и я не потерплю, если кто-то будет себя вести в нем так, как не нужно, знаешь ли.
Про патроны и еду я совсем забыл.
-Меня зовут Петр. - сказал человек. - Якимов. Если фамилии еще что-то значат.
-Я Стас. Фамилии, наверное, больше не нужны. Зачем они?
Человек поднялся, тяжело опираясь о кривую деревянную клюку. И как он смог добраться до центра города - ума не приложу. Мы очень медленно пошли к моему убежищу. Вчера я закончил несколько последних ступеней. Петр остановился, поглядывая на свежие кошачьи следы в еще не застывшем цементе. Хмыкнул. Видимо, у него там какие-то свои (личные) воспоминания о кошках. Я бы был не прочь его расспросить. Интересно же.
-Вот это мой дом! - сказал я.
Я показал ему все шесть комнат, ванную и туалет, а также подвал и чердак. Я даже испытал некоторую гордость. Никогда не водил людей по убежищу (было бы кого водить).
-Не дом, а крепость. - сказал Петр.
-Самая настоящая. - отозвался я.
Потом Петр спросил, можно ли принять ванну? Я проверил баки, воды оказалось достаточно. Пока Петр мылся, я поставил чайник и заварил кофе. Вот, чего стало много в мире после конца света - кофе, сигарет и презервативов. Все универмаги забиты.
После ванны Петр совершенно изменился. Оказалось, что кожа у него светло-молочного цвета и покрыта диким количеством веснушек. Волосы Петр кое-как расчесал, выстриг жвачку из бороды, снял мешковатые старые одежды и остался в синих трусах-семейниках и белой рубашке, у которой закатал рукава и поднял воротник. Выглядел Петр странно, но как-то… по-человечески. Будто сто лет тут прожил.
Первое, что он спросил:
-У тебя есть нормальные брюки?
Я развел руками. Петр был почти вдвое меня шире и на две головы выше (если бы не сутулился, будто старик, то на все три).
-Жаль. - сказал Петр. После ванны он уже не выглядел умирающим или психом. Наверное, раньше он работал дворником или водителем троллейбуса (это мои предположения, на самом деле я еще не интересовался. Может быть, завтра, когда пойдем в Королевство Эхо, спрошу). Но уж точно не бродягой… Не знаю.
Я предложил Петру кофе и он, ясное дело, не отказался. Сел на диван возле камина, вытянул ноги под мой крохотный деревянный столик (за ним я все время пишу, если что) и сладостно вздохнул, будто впервые в жизни так комфортно себя чувствовал.
-И давно все умерли? - спросил он таким тоном, будто спрашивал, давно ли отцвела сирень на заднем дворе.
Тон его голоса мне не понравился. Вообще, ловлю себя на мысли, что я отвык общаться с людьми. Все мысли, да мысли. Иногда разговариваю сам с собой (я про утреннюю процедуру, без которой никуда, перед зеркалом, рассказываю своему небритому отражению, что мне снилось). Я даже подумал, что Петр хоть и единственный живой человек, которого я встретил за (411 дней), но ведь это совсем не гарантирует, что он ХОРОШИЙ человек. В том смысле, что он не разбойник или не насильник или не мародер. Мне пришла в голову мысль, что мародеры - вторые после бродяг (и кошек), кто отлично справился с выживанием. Кто может убить за кусок хлеба - всегда на вершине. Закон, блин, жизни.
Но Петр пил кофе и, собственно, не предпринимал попыток меня убить. И тогда я ему рассказал о том, что видел последнего живого человека больше года назад, за городом, на кладбище. Человек умирал. Он прятался в маленькой церквушке (внутри которой до конца света продавали венки, иконки, свечи и кресты на могилки) и вышел из нее, когда увидел меня. Судя по всему, человек много дней ничего не ел. Он стоял, тяжело опираясь о дверь, и мне казалось, что порывы ветра подхватят эту тощую фигурку и унесут ее в серое небо. А потом он медленно сполз по двери на землю, уперся руками в бетонную дорожу, словно собирался пойти на коленях, и упал на бок. Когда я подбежал - человек уже умер.
-Они все умерли от голода? - спросил Петр.
Я не сразу сообразил, что он имеет в виду.
-Конец света. - подсказал Петр. Глаза у него по-прежнему слезились. - Что случилось в этот раз?
Я пожал плечами.
-Почему ты задаешь такие вопросы? Где ты был, когда люди начали сходить с ума?
-Я ушел в свою пещеру. - ответил Петр, попивая кофе. - У меня есть пещера, где я пережидаю конец света.
-Что же тебя занесло в мой город?
-Я не знал, что все умерли. - очень просто и как-то по детски ответил Петр. - Кристина молчит уже год, а без нее я будто слепой - не знаю, куда идти, что происходит, как мне жить дальше. Все мое существование крутится вокруг Кристины, понимаешь? Когда она молчит, я чувствую, что снова схожу с ума.
Он так и сказал - снова. А я подумал - что за безумца я встретил? Почему в этом мире больше не осталось нормальных людей? Я спросил:
-Кто такая Кристина?
-Моя девушка.
-Она жива?
-Она молчит. - ответил Петр, и я решил, что Кристина - это голос в его голове. Чтобы не сойти с ума от одиночества. Потому что, когда вокруг тишина (и утром и днем и, особенно, по вечерам), тут, знаете ли, что угодно выдумаешь, лишь бы с ума не сойти.
Поэтому я не стал уточнять про Кристину и предложил Петру кое-что покрепче кофе. У меня в подвале стоят бутылки с вином, с водкой и даже кое-какое пиво (не живое, конечно, не живое). Петр с радостью согласился. Вспомнив о Кристине, он, вроде как, загрустил, но сейчас мигом оживился. Тут я сразу подумал - наш человек.
Кажется, я не писал о том, что безумно напивался в одиночестве, когда умерла Анна-Мария. Тогда я еще ничего не писал, мне было наплевать на будущее (о, какие слова! На самом деле, буду откровенен, мне и сейчас не особенно интересно, что будет дальше, просто я пишу этот дневник, и он меня держит). (Кстати, если уж появился Петр, может быть, вовсе писать не буду. Зачем?).
В общем, много дней назад (411) я вернулся с похорон Анны-Марии, набрал полную ванну горячей воды, поставил рядышком на кафельный пол бутылку водки (из холодильника) и пока лежал в ванной - выпил всю бутылку, без остатка. Что было потом, я плохо помню. Я пил и пил, не останавливаясь. Я пил перед сном, пил, когда просыпался, а потом еще в обед, принимая ванну, за завтраком и ужином, даже во время прогулок по пустому городу - таскал с собой пару бутылок пива. Если существует у человека какой-то инстинкт самосохранения, то я выжил только благодаря ему. Иначе уснул бы где-нибудь в городе, на скамейке, и когда бы зашло солнце, за мной бы пришли кошки (!).
Я изрядно сократил запасы спиртного, прежде чем одумался. Тот день я помню. С утра на улице шел дождь, небо гремело, трещало по швам, швырялось молниями. Я включил генератор и направился в ванную, прихватив с собой «стекляшку» холодного пива. И потом я увидел свое отражение в зеркале. Это было ужасно, знаете ли. Будто я увидел смерть. Такую худую, небритую, с синяками под глазами, распухшими скулами и потрескавшимися губами - смерть! Я очень сильно испугался! Я не смогу передать, насколько сильно. Бутылка выскользнула из рук, но еще до того, как она упала и разбилась, я кинулся вон из ванной, на второй этаж, в спальню, и стал лихорадочно рыться в вещах. Я искал бритву. Я почти месяц до этого не пользовался бритвой. Потому что я, знаете ли, пил. Меня буравила одна мысль - нужно срочно побриться, и все пройдет. Как только я сниму, счищу, соскребу с лица алкогольный налет, все будет хорошо. (А что - хорошо? К чему я все это надумал?). В конечном итоге я побрился, причем очень неловко, торопливо… оставил на лице множество мелких царапин и ссадин. Щеки еще два дня пылали от раздражения (каламбур, честное слово!). Но когда соскреб с лица, вместе с щетиной, алкогольный налет, жить стало как-то… легче. И после этого я почти не пил.
(Один раз на день рождения Анны-Марии. Один раз на свой день рождения. Потом еще на Новый год - это святое - и помню тот день, когда гулял по парку и наслаждался видом пожелтевших листьев на деревьях. Наверное, то была ностальгия)…
Я спросил у Петра, что он хочет выпить. Есть какие-нибудь предпочтения?
-За встречу можно что угодно. - ответил Петр, допивая кофе.
-Водку, пиво, мартини с соком?
-Женский вариант! - поморщился Петр. - Моя первая жена любила мартини с апельсиновым соком. По мне, так лучше совсем не пить.
В общем, я решил, что будем пить водку.
Наверное, это странно. Два человека, уцелевших после конца света, сидят в убежище и пьют водку. Как будто больше заняться нечем. А вот нечем, знаете ли. Мир уже не спасти, а на меньшее я как-то не готов (шутка).
Мы чокнулись за встречу и выпили. Петр слегка закашлял. Он перестал быть похожим на бродягу или на водителя троллейбуса. Он стал похож на дровосека из сказок. Большой рыжебородый дровосек.
-Ты был в других городах? - спросил я.
-Моя пещера неподалеку. - ответил Петр. - К югу от города. Если хочешь, я покажу тебе как-нибудь. А что в других городах?
-Не знаю. Интересно было бы посмотреть, есть ли там кто-нибудь живой. Наверняка есть еще люди. Если я выжил, и ты выжил, то должен быть кто-нибудь еще.
-А почему ты до сих пор не сходил и не посмотрел? - поинтересовался Петр, прищурил левый глаз и разлил по рюмкам водку.
Я признался, что слишком страшно. До ближайшего города на автомобиле ехать не меньше часа. А пешком, наверное, целый день. Я бы никогда в жизни не рискнул оказаться на улице, когда зайдет солнце. А если я не успею дойти до города? Если мне негде будет укрыться?
Тогда Петр спросил, а какие нынче угрозы от конца света - и я снова подумал, что он слегка не в себе (или искусно притворяется).
-Кошки! - сказал я. - Это в первую очередь. Потом, остались еще одичавшие собаки, но их меньше. Собаки не так опасны, потому что с ними можно договориться. У них в крови, этот, инстинкт друга человека. Они если нападут, то только от отчаяния. А кошкам наплевать. Они как были сами по себе, так и остались. Только теперь заполонили собой все вокруг.
-Еще бы. Их же никто не кастрирует! - захохотал Петр.
А ведь и правда. Я тоже захохотал. Мы выпили, и на душе стало хорошо.
Тем временем на улице стемнело. Пришла пора закрывать двери и окна. Пока я занимался делами, Петр присел на корточки перед камином и разжег огонь.
«Чувствуй себя, как дома», - запоздало подумал я.
В тот момент я вновь испытал противоречивые чувства по отношению к новому знакомому. С одной стороны я был рад, что встретил, наконец, человека, но с другой стороны я разозлился на то, что кто-то вторгся в мою персональную обитель одиночества и тишины. Ведь я уже привык разговаривать сам с собой. Ведь я привык сидеть у камина с дневником и неторопливо записывать события минувшего дня, зная, что никто на свете не сможет мне помешать…
-Я закурю? - поинтересовался Петр, не поворачиваясь.
-Без проблем. - сказал я, думая о том, что запах сигаретного дыма выведет меня из себя.
Какая я все-таки, неблагодарная зажравшаяся скотина.
Петр сел прямо на пол, скрестив ноги, закурил от огня и долгое время молча смотрел, как огонь пожирает поленья в камине. Я присел в кресло, не решаясь нарушить тишину. Постепенно я перестал злиться (бессмысленная злость человека, который едва не сошел с ума, знаете ли). Я даже испытал радость, что сегодня в доме, помимо меня, будет находиться кто-то еще. Радость - и неловкость. Может быть, радостный страх. Не знаю.
ПРИВКУС БЕСКОНЕЧНОСТИ
14 марта 2006 г.
411 дней с момента смерти Анны-Марии
(Прости, я все еще о тебе думаю)
Сегодня афоризм по Дарвину: «Человек, решивший растратить хотя бы один час своего времени, еще не дорос до того, чтобы понимать всю ценность жизни».
(Напоминалка): Завтра: заглянуть на автостоянку (Королевство Эхо). Найти патроны. В обед (когда солнце) сунуться в супермаркет и хорошенько запастись едой.
Сегодня встретил первого живого человека. Он сидел на автобусной стоянке около супермаркета с протянутой рукой и, кажется, просил милостыню. У человека слегка съехала крыша. Он и не подозревал, что случился конец света и если кто и подаст ему милостыню, то только кошки. Я не сразу сообразил, что это настоящий человек. Я подумал, что у меня очередной приступ галлюцинаций (стр. 41, когда я увидел корабль, плывущий по улице Коммунаров). Откуда он здесь взялся, интересно? Притопал на своих двоих? Или отсиживался целый год в подвалах? Утром я бы с ним обязательно столкнулся, а если бы он вылез ночью… то кто-нибудь обязательно бы им позавтракал (у хищников, знаете ли, глубокая ночь - это завтрак, а ближе к рассвету - ужин. Это я так придумал!).
В общем, человек явно был не в себе. От него пахло мочой и грязью. Длинные рыжие волосы спутались и свалялись, в густой бороде застряли кусочки пищи, прилип потемневший комок жвачки. Человек все время стирал слюну тыльной стороной ладони, а потом вытирал руку о штаны. Больше всего он походил на бродягу. Бродяги, к слову, продержались после конца света дольше всех (я не считаю кошек!). Уж у бродяг, знаете ли, врожденное чувство самосохранения. Правда, как только они добирались до спиртного - пиши пропало. Пьяному море по колено, вот и вылезали по ночам, горланя песни на всю округу. И, стало быть, никого не осталось.
Я сразу спросил: «Ты из бродяг?»
Человек ничего не ответил. Глаза у него слезились. А еще он раскачивался, будто маятник. Туда-сюда, туда-сюда. Я присел рядом с ним на лавочку. Я был очень заинтересован. Еще бы - четыреста одиннадцать дней не видеть живых людей… Я даже забыл о патронах и еде.
-Ты как здесь оказался? - спросил я.
-Я… шел! - ответил он тихим, скрипучим голосом и стер слюну ладонью.
-Долго шел? Откуда? Из подвала выбрался или где-то по квартирам отсиживался?
-Шел! - пробормотал он, раскачиваясь. - Доооолго шел. Целую вечность…
-Ты вообще соображаешь, о чем говоришь? - спросил я. Потому что, если бы он вообще не соображал (то есть, был бы одним из тех совершенных психов, которые носились голыми по улицам и вколачивали кресты в асфальт), я бы его оставил прямо там на остановке. Я бы не стал с ним возиться, а пошел бы за патронами и едой. Потому что психов мне не надо, знаете ли.
-Я… я бы хотел немного мелочи на хлебушек… - пробормотал человек, - Но, кажется… все умерли.
-Тут, как бы, конец света случился. - подсказал я.
-Еще один? - удивился человек и закашлял.
-Возможно. - я колебался, потом добавил. - Ты можешь ходить? Ну, передвигаться? Тут недалеко мое убежище. Если есть желание, можешь у меня помыться, переодеться и… переночевать.
Человек глянул на меня слезливыми (размытыми) глазами и очень тепло, искренне улыбнулся. Такое ощущение, что я предложил ему руку и сердце. Мне даже стало не по себе.
-Только никаких выкидонов. - сразу же предупредил я. - Это мое убежище и я не потерплю, если кто-то будет себя вести в нем так, как не нужно, знаешь ли.
Про патроны и еду я совсем забыл.
-Меня зовут Петр. - сказал человек. - Якимов. Если фамилии еще что-то значат.
-Я Стас. Фамилии, наверное, больше не нужны. Зачем они?
Человек поднялся, тяжело опираясь о кривую деревянную клюку. И как он смог добраться до центра города - ума не приложу. Мы очень медленно пошли к моему убежищу. Вчера я закончил несколько последних ступеней. Петр остановился, поглядывая на свежие кошачьи следы в еще не застывшем цементе. Хмыкнул. Видимо, у него там какие-то свои (личные) воспоминания о кошках. Я бы был не прочь его расспросить. Интересно же.
-Вот это мой дом! - сказал я.
Я показал ему все шесть комнат, ванную и туалет, а также подвал и чердак. Я даже испытал некоторую гордость. Никогда не водил людей по убежищу (было бы кого водить).
-Не дом, а крепость. - сказал Петр.
-Самая настоящая. - отозвался я.
Потом Петр спросил, можно ли принять ванну? Я проверил баки, воды оказалось достаточно. Пока Петр мылся, я поставил чайник и заварил кофе. Вот, чего стало много в мире после конца света - кофе, сигарет и презервативов. Все универмаги забиты.
После ванны Петр совершенно изменился. Оказалось, что кожа у него светло-молочного цвета и покрыта диким количеством веснушек. Волосы Петр кое-как расчесал, выстриг жвачку из бороды, снял мешковатые старые одежды и остался в синих трусах-семейниках и белой рубашке, у которой закатал рукава и поднял воротник. Выглядел Петр странно, но как-то… по-человечески. Будто сто лет тут прожил.
Первое, что он спросил:
-У тебя есть нормальные брюки?
Я развел руками. Петр был почти вдвое меня шире и на две головы выше (если бы не сутулился, будто старик, то на все три).
-Жаль. - сказал Петр. После ванны он уже не выглядел умирающим или психом. Наверное, раньше он работал дворником или водителем троллейбуса (это мои предположения, на самом деле я еще не интересовался. Может быть, завтра, когда пойдем в Королевство Эхо, спрошу). Но уж точно не бродягой… Не знаю.
Я предложил Петру кофе и он, ясное дело, не отказался. Сел на диван возле камина, вытянул ноги под мой крохотный деревянный столик (за ним я все время пишу, если что) и сладостно вздохнул, будто впервые в жизни так комфортно себя чувствовал.
-И давно все умерли? - спросил он таким тоном, будто спрашивал, давно ли отцвела сирень на заднем дворе.
Тон его голоса мне не понравился. Вообще, ловлю себя на мысли, что я отвык общаться с людьми. Все мысли, да мысли. Иногда разговариваю сам с собой (я про утреннюю процедуру, без которой никуда, перед зеркалом, рассказываю своему небритому отражению, что мне снилось). Я даже подумал, что Петр хоть и единственный живой человек, которого я встретил за (411 дней), но ведь это совсем не гарантирует, что он ХОРОШИЙ человек. В том смысле, что он не разбойник или не насильник или не мародер. Мне пришла в голову мысль, что мародеры - вторые после бродяг (и кошек), кто отлично справился с выживанием. Кто может убить за кусок хлеба - всегда на вершине. Закон, блин, жизни.
Но Петр пил кофе и, собственно, не предпринимал попыток меня убить. И тогда я ему рассказал о том, что видел последнего живого человека больше года назад, за городом, на кладбище. Человек умирал. Он прятался в маленькой церквушке (внутри которой до конца света продавали венки, иконки, свечи и кресты на могилки) и вышел из нее, когда увидел меня. Судя по всему, человек много дней ничего не ел. Он стоял, тяжело опираясь о дверь, и мне казалось, что порывы ветра подхватят эту тощую фигурку и унесут ее в серое небо. А потом он медленно сполз по двери на землю, уперся руками в бетонную дорожу, словно собирался пойти на коленях, и упал на бок. Когда я подбежал - человек уже умер.
-Они все умерли от голода? - спросил Петр.
Я не сразу сообразил, что он имеет в виду.
-Конец света. - подсказал Петр. Глаза у него по-прежнему слезились. - Что случилось в этот раз?
Я пожал плечами.
-Почему ты задаешь такие вопросы? Где ты был, когда люди начали сходить с ума?
-Я ушел в свою пещеру. - ответил Петр, попивая кофе. - У меня есть пещера, где я пережидаю конец света.
-Что же тебя занесло в мой город?
-Я не знал, что все умерли. - очень просто и как-то по детски ответил Петр. - Кристина молчит уже год, а без нее я будто слепой - не знаю, куда идти, что происходит, как мне жить дальше. Все мое существование крутится вокруг Кристины, понимаешь? Когда она молчит, я чувствую, что снова схожу с ума.
Он так и сказал - снова. А я подумал - что за безумца я встретил? Почему в этом мире больше не осталось нормальных людей? Я спросил:
-Кто такая Кристина?
-Моя девушка.
-Она жива?
-Она молчит. - ответил Петр, и я решил, что Кристина - это голос в его голове. Чтобы не сойти с ума от одиночества. Потому что, когда вокруг тишина (и утром и днем и, особенно, по вечерам), тут, знаете ли, что угодно выдумаешь, лишь бы с ума не сойти.
Поэтому я не стал уточнять про Кристину и предложил Петру кое-что покрепче кофе. У меня в подвале стоят бутылки с вином, с водкой и даже кое-какое пиво (не живое, конечно, не живое). Петр с радостью согласился. Вспомнив о Кристине, он, вроде как, загрустил, но сейчас мигом оживился. Тут я сразу подумал - наш человек.
Кажется, я не писал о том, что безумно напивался в одиночестве, когда умерла Анна-Мария. Тогда я еще ничего не писал, мне было наплевать на будущее (о, какие слова! На самом деле, буду откровенен, мне и сейчас не особенно интересно, что будет дальше, просто я пишу этот дневник, и он меня держит). (Кстати, если уж появился Петр, может быть, вовсе писать не буду. Зачем?).
В общем, много дней назад (411) я вернулся с похорон Анны-Марии, набрал полную ванну горячей воды, поставил рядышком на кафельный пол бутылку водки (из холодильника) и пока лежал в ванной - выпил всю бутылку, без остатка. Что было потом, я плохо помню. Я пил и пил, не останавливаясь. Я пил перед сном, пил, когда просыпался, а потом еще в обед, принимая ванну, за завтраком и ужином, даже во время прогулок по пустому городу - таскал с собой пару бутылок пива. Если существует у человека какой-то инстинкт самосохранения, то я выжил только благодаря ему. Иначе уснул бы где-нибудь в городе, на скамейке, и когда бы зашло солнце, за мной бы пришли кошки (!).
Я изрядно сократил запасы спиртного, прежде чем одумался. Тот день я помню. С утра на улице шел дождь, небо гремело, трещало по швам, швырялось молниями. Я включил генератор и направился в ванную, прихватив с собой «стекляшку» холодного пива. И потом я увидел свое отражение в зеркале. Это было ужасно, знаете ли. Будто я увидел смерть. Такую худую, небритую, с синяками под глазами, распухшими скулами и потрескавшимися губами - смерть! Я очень сильно испугался! Я не смогу передать, насколько сильно. Бутылка выскользнула из рук, но еще до того, как она упала и разбилась, я кинулся вон из ванной, на второй этаж, в спальню, и стал лихорадочно рыться в вещах. Я искал бритву. Я почти месяц до этого не пользовался бритвой. Потому что я, знаете ли, пил. Меня буравила одна мысль - нужно срочно побриться, и все пройдет. Как только я сниму, счищу, соскребу с лица алкогольный налет, все будет хорошо. (А что - хорошо? К чему я все это надумал?). В конечном итоге я побрился, причем очень неловко, торопливо… оставил на лице множество мелких царапин и ссадин. Щеки еще два дня пылали от раздражения (каламбур, честное слово!). Но когда соскреб с лица, вместе с щетиной, алкогольный налет, жить стало как-то… легче. И после этого я почти не пил.
(Один раз на день рождения Анны-Марии. Один раз на свой день рождения. Потом еще на Новый год - это святое - и помню тот день, когда гулял по парку и наслаждался видом пожелтевших листьев на деревьях. Наверное, то была ностальгия)…
Я спросил у Петра, что он хочет выпить. Есть какие-нибудь предпочтения?
-За встречу можно что угодно. - ответил Петр, допивая кофе.
-Водку, пиво, мартини с соком?
-Женский вариант! - поморщился Петр. - Моя первая жена любила мартини с апельсиновым соком. По мне, так лучше совсем не пить.
В общем, я решил, что будем пить водку.
Наверное, это странно. Два человека, уцелевших после конца света, сидят в убежище и пьют водку. Как будто больше заняться нечем. А вот нечем, знаете ли. Мир уже не спасти, а на меньшее я как-то не готов (шутка).
Мы чокнулись за встречу и выпили. Петр слегка закашлял. Он перестал быть похожим на бродягу или на водителя троллейбуса. Он стал похож на дровосека из сказок. Большой рыжебородый дровосек.
-Ты был в других городах? - спросил я.
-Моя пещера неподалеку. - ответил Петр. - К югу от города. Если хочешь, я покажу тебе как-нибудь. А что в других городах?
-Не знаю. Интересно было бы посмотреть, есть ли там кто-нибудь живой. Наверняка есть еще люди. Если я выжил, и ты выжил, то должен быть кто-нибудь еще.
-А почему ты до сих пор не сходил и не посмотрел? - поинтересовался Петр, прищурил левый глаз и разлил по рюмкам водку.
Я признался, что слишком страшно. До ближайшего города на автомобиле ехать не меньше часа. А пешком, наверное, целый день. Я бы никогда в жизни не рискнул оказаться на улице, когда зайдет солнце. А если я не успею дойти до города? Если мне негде будет укрыться?
Тогда Петр спросил, а какие нынче угрозы от конца света - и я снова подумал, что он слегка не в себе (или искусно притворяется).
-Кошки! - сказал я. - Это в первую очередь. Потом, остались еще одичавшие собаки, но их меньше. Собаки не так опасны, потому что с ними можно договориться. У них в крови, этот, инстинкт друга человека. Они если нападут, то только от отчаяния. А кошкам наплевать. Они как были сами по себе, так и остались. Только теперь заполонили собой все вокруг.
-Еще бы. Их же никто не кастрирует! - захохотал Петр.
А ведь и правда. Я тоже захохотал. Мы выпили, и на душе стало хорошо.
Тем временем на улице стемнело. Пришла пора закрывать двери и окна. Пока я занимался делами, Петр присел на корточки перед камином и разжег огонь.
«Чувствуй себя, как дома», - запоздало подумал я.
В тот момент я вновь испытал противоречивые чувства по отношению к новому знакомому. С одной стороны я был рад, что встретил, наконец, человека, но с другой стороны я разозлился на то, что кто-то вторгся в мою персональную обитель одиночества и тишины. Ведь я уже привык разговаривать сам с собой. Ведь я привык сидеть у камина с дневником и неторопливо записывать события минувшего дня, зная, что никто на свете не сможет мне помешать…
-Я закурю? - поинтересовался Петр, не поворачиваясь.
-Без проблем. - сказал я, думая о том, что запах сигаретного дыма выведет меня из себя.
Какая я все-таки, неблагодарная зажравшаяся скотина.
Петр сел прямо на пол, скрестив ноги, закурил от огня и долгое время молча смотрел, как огонь пожирает поленья в камине. Я присел в кресло, не решаясь нарушить тишину. Постепенно я перестал злиться (бессмысленная злость человека, который едва не сошел с ума, знаете ли). Я даже испытал радость, что сегодня в доме, помимо меня, будет находиться кто-то еще. Радость - и неловкость. Может быть, радостный страх. Не знаю.