Папаша добъётся партийного роста
Примечательное интервью с отпрыском Грызлова. Рекомендуем.
Муниципальные выборы, прошедшие в Петербурге, для сына лидера «Единой России» Бориса Грызлова - Дмитрия - закончились проигрышем. Грызлову-младшему пришлось довольствоваться восьмым местом. То ли от расстроенных чувств, то ли от жажды справедливости Дмитрий сделал громкое заявление, из которого чуть ли не следовало, что политику питерского руководства «ЕдРа» и Законодательного собрания диктует «человек, который осуществляет связь между бизнесом и криминалом с одной стороны и властью - с другой».
Дмитрий Грызлов: Я наблюдал за деятельностью партии, и итогом моих наблюдений стало поражение на выборах 1 марта… Я выступил с жесткой критикой по поводу того, что происходит в Петербурге. В результате мне предложили встретиться с лидером петербургской «Единой России» Вадимом Тюльпановым. После двухчасовой беседы с ним мне и поступило предложение вступить в партию - дабы иметь возможность влиять на те процессы, которые я критиковал. Я посчитал это предложение вполне разумным и логичным, ведь, находясь вне самой системы, пытаться что-то исправить достаточно сложно. Покричали, флагами помахали - ничего не изменилось. Кроме того, я имею определенный авторитет среди журналистов в том числе. Так что у меня есть возможность сделать работу местного отделения партии более прозрачной. Вдобавок, имея такую фамилию, я смогу говорить больше, чем себе это могут позволить другие партийцы.
Такой вот новый нарождающийся класс политиков-детей. Как тут не вспомнить еще раз место из воспоминаний В.Ходасевича "Белый коридор", в котором фигурирует сынок четы Каменевых:
Ольга Давыдовна <Каменева> возвращается и говорит сокрушенным голосом <о сыне,- Лютике>: - Что за несчастный мальчик! Хворает уже больше месяца! Совсем уже было поправился - а вот сегодня опять ему хуже. А ведь какой способный! Прекрасно учится, необыкновенно живо всё схватывает, прямо на лету! Всего четырнадцать лет (кажется, она сказала именно четырнадцать) - а уже сорганизовал союз молодых коммунистов из кремлевских ребят... У них всё на военную ногу.
Если не ошибаюсь, этот потешный полк маленького Каменева развился впоследствии в комсомол.
<…>
И снова Ольга Давыдовна:
- <…>Знаете, он у нас иногда присутствует на самых важных совещаниях, и приходится только удивляться, до какой степени он знает людей! Иногда сидит, слушает молча, а потом, когда все уйдут, вдруг возьмет да и скажет: "Папочка, мамочка, вы не верьте товарищу такому-то. Это он всё только притворяется и вам льстит, а я знаю, что в душе он буржуй и предатель рабочего класса". Сперва мы, разумеется, не обращали внимания на его слова, но когда раза два выяснилось, что он был прав относительно старых, как будто самых испытанных коммунистов, - признаться, мы стали к нему прислушиваться. И теперь обо всех, с кем приходится иметь дело, мы спрашиваем мнение Лютика.
"Вот тебе на! - думаю я. - Значит, работает человек в партии много лет, сидит в тюрьмах, может быть - отбывает каторгу, может быть - рискует жизнью, а потом, когда партия приходит, наконец, к власти - проницательный мальчишка чуть ли не озаренный свыше, этакий домашний оракул, объявляет его "предателем рабочего класса" - и мальчишке этому верят".
Тем временем, Ольга Давыдовна тараторит:
- А какой самостоятельный - вы и представить себе не можете! В прошлом году пристал, чтобы мы его отпустили на Волгу с товарищем Раскольниковым. Мы не хотели пускать - опасно, всё-таки - но он настоял на своем. Я потом говорю товарищу Раскольникову: "Он наверное вам мешал? И не рады были, что взяли?" А товарищ Раскольников отвечает: "Что вы! Да он у вас молодчина! Приехали мы с ним в Нижний. Там всякого народа ждет меня по делам - видимо-невидимо. А он взял револьвер, стал у моих дверей - никого не пустил!" Вернулся наш Лютик совсем другим: возмужал, окреп, вырос... Товарищ Раскольников тогда командовал флотом. И представьте - он нашего Лютика там, на Волге, одел по-матросски: матросская куртка, матросская шапочка, фуфайка такая, знаете, полосатая. Даже башмаки - как матросы носят. Ну - настоящий маленький матросик!
Слушать ее мне противно и жутковато. Ведь так же точно, таким же матросиком, недавно бегал еще один мальчик, сыну ее примерно ровесник: наследник, убитый большевиками, ребенок, кровь которого на руках вот у этих счастливых родителей!
А Ольга Давыдовна не унимается:
- Мне даже вспомнилось: ведь и раньше бывало детей одевали в солдатскую форму или в матросскую...
Вдруг она умолкает, пристально и как бы с удивлением глядит на меня и я чувствую, что моя мысль ей передалась. Но она надеется, что это еще только ее мысль, что я не вспомнил еще о наследнике. Она хочет что-нибудь поскорее добавить, чтобы не дать мне времени о нем вспомнить, - и топит себя еще глубже.
- То есть я хочу сказать, - бормочет она, - что, может быть, нашему Лютику в самом деле суждено стать моряком. Ведь вот и раньше бывало, что с детства записывали во флот...
Я смотрю на нее. Я вижу, что она знает мои мысли. Она хочет как-нибудь оборвать разговор, но ей дьявольски не везет, от волнения она начинает выбалтывать как раз то самое, что хотела бы скрыть, и в полном замешательстве она срывается окончательно:
- Только бы он был жив и здоров!
Я нарочно молчу, чтобы заставить ее глубже почувствовать происшедшее.