1918 год. Князь Палей и Агафуров. Поступок или жест? Но каковы мотивы?
Книгу Владимира Петровича Аничкова (в Екатеринбурге возглавлял филиал Волжско-Камского банка с 1913 года) я прочитал несколько лет тому назад.
В продаже я её не видел, потому вновь благодарю Светлану Корепанову, которая не только указала мне на это издание, но и на время дала свой экземпляр. Я сделал достаточно много выписок, касающихся и деталей того времени, и самой атмосферы, царившей в городе после февраля 1917 вплоть до лета 1919 года, со временем "рассею" их по главам... Книга Аничкова осталась в тени, хотел сказать, незаслуженно, - нет, вполне заслуженно, антисемитской её не назовёшь, но слишком много в ней весьма нелицеприятных штрихов к портретам еврейских деятелей эпохи...
В трёх эпизодах фигурирует фамилия Агафуровых. Эпизоды весьма занятные. Здесь я рассмотрю только два, они касаются царской семьи.
Один из эпизодов указывает на то, что дух растерянности проникает в саму казавшуюся столь крепкой семью Агафуровых, приобретая трудноскрываемые признаки потери перспективы, единства и цели... Уходящий в прошлое мир уносит с собой и понятия, на которых он строился, одно из таких понятий - род, семья, отведённое ей время заканчивалось... С приходящими сомнениями слабеет воля... - ищу слова... Воля подвергается испытанию... У каждого свои предчувствия катастрофы. Всё будет сметено, до основания... А катастрофа 90-х XX века обесмыслит и сами попытки придать какой-то смысл тому, что произошло, обессмыслит жертвы, обессмыслит жизни нескольких послереволюционных поколений, обессмыслит любые волевые движения... Я перечитывал книгу и отмахивался от назойливых, мешающих обдумывать прочитанное мыслей: чем ельцины, гайдары, чубайсы, абрамовичи, россели отличаются от свердловых, юровских, голощёкиных, сыромолотовых... Интересно, что со временем факт сноса ипатьевского дома (я и не отрицаю, что это не единственный подвиг верного коммуниста Ельцина) не перестаёт аккумулировать смыслы и наполняться содержанием, с Россией ещё не расправились...
Итак, о прибытии Великих Князей в Екатеринбург:
"Ввиду этого я начал подыскивать комнату для Палея и Константина Константиновича у знакомых. Игорь Константинович хотел жить совместно с Иоанном и Еленой Петровной, успевшей подыскать себе маленькую квартирку и даже начавшей делать кое-какие хозяйственные покупки, которые её очень забавляли. Комната нашлась у Агафуровых. Но Сергей Михайлович где-то навёл справки об этой семье и запротестовал, объяснив протест тем, что Агафуровы очень богаты и не считают денег. Их сын (чей именно? - Р.Б.), сверстник великих князей, пьёт, много тратит, ведёт крупную игру, а зная легкомыслие и увлечение, свойственные молодёжи, Сергей Михайлович боится, что князья могут проиграться и в компании попадут в какой-нибудь скандал. В этом вмешательстве проглядывала фамильная заботливость и щепетильность". (с.97)
О ком из Агафуровых идёт речь, о чьём сыне, я не могу установить... Уже младший из братьев - Кашафутдин - придерживался несколько иных принципов, нежели старшие братья, но в любом случае описываемое вряд ли могло соответствовать действительности...
Второй эпизод кажется мне ещё более загадочным. Не вижу смысла в одалживании денег обречённой семье. Близорукость, человеческая жалость? Не понимаю мотивов. Только один, что больше похоже на отсутствие мотива: на всякий случай, из общих соображений... что говорит, как мне кажется, больше о растерянности. Я также, не знаю почему, подумал о жене Зайнетдина - Асме Садыковне, мне показалось, что Зайнетдин мог посоветоваться с ней... она скончается через полтора месяца после описываемых событий... Одним словом, пока я не вижу в этом поступке ничего рационального и, конечно, ничего мусульманского... "немотивированность" поступка, который при отсутствии дополнительной информации выглядит странным жестом, пока объясняю себе тем, что Аничков что-то недоговаривает или о чём-то не знал. Сергей Михайлович выглядит человеком благородным, он должен был "просить" (конечно, не должен, и, конечно, не просить) деньги под гарантии, благородным выглядит и Зайнетдин, именно поэтому невозможно представить себе подачку, т.е. передачу денег без гарантий. "Уговор" Аничкова? Но и Аничков находится в той ситуации, в которой не может ничего обещать...
Давайте сначала посмотрим, какие чувства к князю испытывает сам Аничков:
"Какое чувство притягивало меня к нему? Конечно, не любовь, а, скорее всего, жалость. Впрочем, русский народ редко употреблял глагол "любить", заменяя его словом "жалеть". Если это определение чувства правильно, то я искренне полюбил великого князя, искренне его жалел. Да и как было не жалеть, когда поневоле напрашивалось сравнение его и моего положении в прошлом и в настоящем. Если мне жалко было себя, утратившего и своё положение, и средства, то великий князь потерял несравнимо больше. Да и будущее его казалось во много раз безотраднее. Мне думалось тогда, что без банков не обойдутся и я, может быть, через год или два вновь поступлю в какой-нибудь из них. Ну, а великий князь? Вернётся ли к нему высокое прошлое, да и выдадут ли ему те пятьсот тысяч, помещённые в "Заём Свободы"?
Великий князь был уверен в конечной победе немцев. Он не верил в мощную помощь Америки и возлагал надежду на восстановление династии Романовых только благодаря немцам.
Сергей Михайлович искренне советовал русской интеллигенции работать с большевиками, чтобы растворить их, невежд, в интеллигентном труде. Так он рассчитывал найти линию примирения, считая, что в методе управления большевиков много общего со старым режимом.
- Точь-в-точь как при Императорском правительстве, но только у большевиков всё выходит в более карикатурном виде. То же держимордство, что и прежде, такой же Шемякин суд, такое же взяточничество.
К прошлому режиму Сергей Михайлович относился отрицательно..." (с.101)
Но он с Сергеем Михайловичем общался достаточно много, Агафуров же мог видеть их лишь один раз...
"Зато денег - как у него (князя Сергея Михайловича - Р.Б.), так и у князя Палея - не было. Поэтому я предложил великому князю сделать небольшой заём и, получив согласие, уговорил С. Жирякова дать пять тысяч рублей Сергею Михайловичу, а З. Х. Агафурова - князю Палею.
Сергей Михайлович говорил мне, что всё его состояние заключалось в пятистах тысячах рублей, помещённых в "Заём Свободы", и что сумма эта записана в долговую книгу Государственного банка. На руках у него ничего не имелось". (с.96)
"Постановление о высылке князей в Алапаевск сильно подействовало на Сергея Михайловича, сказавшего на это: «Чувствую: это начало конца». Я успокаивал его как мог и советовал, хорошо зная округ, просить совдеп поместить великих князей на Ирбитский завод, где хороший дом, сад, озеро, а население состоит из бывших государственных крестьян-землепашцев. «Товарищей» там сравнительно мало, а посему в случае нужды князья найдут поддержку большинства.
Незадолго до отъезда Сергей Михайлович просил меня достать для князя Палея денег, о чём я упоминал выше. И я пригласил Палея к себе пообедать, дабы свести его с Агафуровым, согласившимся одолжить князю Палею пять тысяч.
Это был последний вечер, когда у нас был этот милый юноша поэт. К сожалению, мне не пришлось присутствовать на обеде, так как меня вызвали на заседание Культурно-экономического общества, и я описываю его со слов жены и детей.
На моё предложение пригласить Константина Константиновича и Игоря Константиновича Сергей Михайлович ответил отказом. Видимо, он хотел скрыть от них делаемый заём.
К этому обеду удалось достать хинной водки, и князь Палей с удовольствием выпивал рюмочку за рюмочкой, что делало его болтливее и интереснее. После обеда он подсел к роялю. Играл он хорошо, но всё больше романсы. Сыграв романс «В голубой далёкой спаленке», он, закрыв лицо руками, воскликнул:
- Боже мой, сколько дивных воспоминаний связано у меня с этим красивым романсом во время моего пребывания в Киеве!
Затем читал красивые стихи - кажется» «В монастыре», - кончающиеся словами: «Там на реке ледоход и весна, а здесь монастырь». Декламировал он неважно, но стихи были красивы. Повторил Палей и фразу, сказанную ранее Константином Константиновичем: «Мы, в сущности, рады нашему изгнанию. По крайней мере, узнаем жизнь и людей, которых, к сожалению, ранее не знали».
Бедные юноши! Как мало они жили, как много перестрадали - и узнали не жизнь, а самую тяжёлую и лютую смерть.
После обеда Агафуров, передавший деньги в комнате Сергея Михайловича, удалился. Как раз в этот вечер пришла телеграмма, подписанная, кажется, Свердловым. В телеграмме Сергею Михайловичу отказывалось в его просьбе, адресованной Ленину, об оставлении великих князей в Екатеринбурге.
Старик телеграфист, принесший телеграмму, просил моего сына показать ему великого князя. Сергей Михайлович с охотой вышел в прихожую, а за ним на одной ноге поскакал Палей. Оба они подали руку телеграфисту и этим так его сконфузили, что он ничего не мог говорить, а только низко кланялся. Вернувшись, оба передразнивали телеграфиста. Часов в одиннадцать Палей ушёл..." (сс.105, 106)
Но ясно одно, никто не мог поверить в то, что членов царской семьи ждёт расправа, ещё и столь бесчеловечная... Удалось ли воспользоваться этими деньгами Палею? Сопоставить цифры, много это или мало - 5000?.. Да и кому это нужно: вспоминать о каком-то татарском купце, пытавшемся помочь обречённым людям?..
Но важно то, что Константиновичи, как и Палей, могли быть спасены... Что ж это Сергей Михайлович, опекавший молодёжь, всё понял и стал сопротивляться только уже у шахты...
Уточним даты и имена (по Википедии):
Влади́мир Па́влович Пале́й (9 января 1897, Санкт-Петербург - 18 июля 1918, Алапаевск) - сын Великого Князя Павла Александровича от его морганатического брака с Ольгой Валерьяновной Пистолькорс (урождённой Карнович), внук Александра II, граф Гогенфельзен (1904), князь (1915); поручик Лейб-Гвардии Гусарского полка, поэт.
Великий князь Сергей Михайлович Романов (25 сентября (7 октября) 1869, имение Боржом, Тифлисская губерния - 5 (18) июля 1918, под Алапаевском, Пермская губерния) - пятый (из шести) сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Фёдоровны, внук Николая I; российский военачальник, генерал-инспектор артиллерии, член Совета государственной обороны (1905-1908).
- 20 апреля (3 мая) 1918 года, в Страстную пятницу, Палей и его родственники прибыли в Екатеринбург.
- 5 (18) мая, в день своих именин, княжна Ирина Палей получила в Царском Селе телеграмму с поздравлениями от Володи, в которой он, кроме того, сообщал, что их всех отправляют в Алапаевск.
- 7 (20) мая ссыльные прибыли в Алапаевск.
- 5 (18) июля 1918 года - всё кончено.
...
- Видеосюжет о Константиновичах (не только, о расправе под Алапаевском) - Царская семья: история великой трагедии.
- Можно скачать, можно почитать онлайн - Аничков Владимир. Екатеринбург - Владивосток (1917-1922). - М., Русский путь, 1998.
- Самые отвратительные сладострастные сюжеты принадлежат Сванидзе, который очень напоминает Свердлова, Юровского, Голощёкина вместе взятых, тем более, что и лгать не гнушается... Когда вижу Сванидзе, сразу представляю наиболее отличившихся героев 1918-го. Его издёрганность, нервозность, патологическая ненависть к коммунистам, его вскормившим, очень напоминает ненависть коммунистов тех лет к своим врагам...
В продаже я её не видел, потому вновь благодарю Светлану Корепанову, которая не только указала мне на это издание, но и на время дала свой экземпляр. Я сделал достаточно много выписок, касающихся и деталей того времени, и самой атмосферы, царившей в городе после февраля 1917 вплоть до лета 1919 года, со временем "рассею" их по главам... Книга Аничкова осталась в тени, хотел сказать, незаслуженно, - нет, вполне заслуженно, антисемитской её не назовёшь, но слишком много в ней весьма нелицеприятных штрихов к портретам еврейских деятелей эпохи...
В трёх эпизодах фигурирует фамилия Агафуровых. Эпизоды весьма занятные. Здесь я рассмотрю только два, они касаются царской семьи.
Один из эпизодов указывает на то, что дух растерянности проникает в саму казавшуюся столь крепкой семью Агафуровых, приобретая трудноскрываемые признаки потери перспективы, единства и цели... Уходящий в прошлое мир уносит с собой и понятия, на которых он строился, одно из таких понятий - род, семья, отведённое ей время заканчивалось... С приходящими сомнениями слабеет воля... - ищу слова... Воля подвергается испытанию... У каждого свои предчувствия катастрофы. Всё будет сметено, до основания... А катастрофа 90-х XX века обесмыслит и сами попытки придать какой-то смысл тому, что произошло, обессмыслит жертвы, обессмыслит жизни нескольких послереволюционных поколений, обессмыслит любые волевые движения... Я перечитывал книгу и отмахивался от назойливых, мешающих обдумывать прочитанное мыслей: чем ельцины, гайдары, чубайсы, абрамовичи, россели отличаются от свердловых, юровских, голощёкиных, сыромолотовых... Интересно, что со временем факт сноса ипатьевского дома (я и не отрицаю, что это не единственный подвиг верного коммуниста Ельцина) не перестаёт аккумулировать смыслы и наполняться содержанием, с Россией ещё не расправились...
Итак, о прибытии Великих Князей в Екатеринбург:
"Ввиду этого я начал подыскивать комнату для Палея и Константина Константиновича у знакомых. Игорь Константинович хотел жить совместно с Иоанном и Еленой Петровной, успевшей подыскать себе маленькую квартирку и даже начавшей делать кое-какие хозяйственные покупки, которые её очень забавляли. Комната нашлась у Агафуровых. Но Сергей Михайлович где-то навёл справки об этой семье и запротестовал, объяснив протест тем, что Агафуровы очень богаты и не считают денег. Их сын (чей именно? - Р.Б.), сверстник великих князей, пьёт, много тратит, ведёт крупную игру, а зная легкомыслие и увлечение, свойственные молодёжи, Сергей Михайлович боится, что князья могут проиграться и в компании попадут в какой-нибудь скандал. В этом вмешательстве проглядывала фамильная заботливость и щепетильность". (с.97)
О ком из Агафуровых идёт речь, о чьём сыне, я не могу установить... Уже младший из братьев - Кашафутдин - придерживался несколько иных принципов, нежели старшие братья, но в любом случае описываемое вряд ли могло соответствовать действительности...
Второй эпизод кажется мне ещё более загадочным. Не вижу смысла в одалживании денег обречённой семье. Близорукость, человеческая жалость? Не понимаю мотивов. Только один, что больше похоже на отсутствие мотива: на всякий случай, из общих соображений... что говорит, как мне кажется, больше о растерянности. Я также, не знаю почему, подумал о жене Зайнетдина - Асме Садыковне, мне показалось, что Зайнетдин мог посоветоваться с ней... она скончается через полтора месяца после описываемых событий... Одним словом, пока я не вижу в этом поступке ничего рационального и, конечно, ничего мусульманского... "немотивированность" поступка, который при отсутствии дополнительной информации выглядит странным жестом, пока объясняю себе тем, что Аничков что-то недоговаривает или о чём-то не знал. Сергей Михайлович выглядит человеком благородным, он должен был "просить" (конечно, не должен, и, конечно, не просить) деньги под гарантии, благородным выглядит и Зайнетдин, именно поэтому невозможно представить себе подачку, т.е. передачу денег без гарантий. "Уговор" Аничкова? Но и Аничков находится в той ситуации, в которой не может ничего обещать...
Давайте сначала посмотрим, какие чувства к князю испытывает сам Аничков:
"Какое чувство притягивало меня к нему? Конечно, не любовь, а, скорее всего, жалость. Впрочем, русский народ редко употреблял глагол "любить", заменяя его словом "жалеть". Если это определение чувства правильно, то я искренне полюбил великого князя, искренне его жалел. Да и как было не жалеть, когда поневоле напрашивалось сравнение его и моего положении в прошлом и в настоящем. Если мне жалко было себя, утратившего и своё положение, и средства, то великий князь потерял несравнимо больше. Да и будущее его казалось во много раз безотраднее. Мне думалось тогда, что без банков не обойдутся и я, может быть, через год или два вновь поступлю в какой-нибудь из них. Ну, а великий князь? Вернётся ли к нему высокое прошлое, да и выдадут ли ему те пятьсот тысяч, помещённые в "Заём Свободы"?
Великий князь был уверен в конечной победе немцев. Он не верил в мощную помощь Америки и возлагал надежду на восстановление династии Романовых только благодаря немцам.
Сергей Михайлович искренне советовал русской интеллигенции работать с большевиками, чтобы растворить их, невежд, в интеллигентном труде. Так он рассчитывал найти линию примирения, считая, что в методе управления большевиков много общего со старым режимом.
- Точь-в-точь как при Императорском правительстве, но только у большевиков всё выходит в более карикатурном виде. То же держимордство, что и прежде, такой же Шемякин суд, такое же взяточничество.
К прошлому режиму Сергей Михайлович относился отрицательно..." (с.101)
Но он с Сергеем Михайловичем общался достаточно много, Агафуров же мог видеть их лишь один раз...
"Зато денег - как у него (князя Сергея Михайловича - Р.Б.), так и у князя Палея - не было. Поэтому я предложил великому князю сделать небольшой заём и, получив согласие, уговорил С. Жирякова дать пять тысяч рублей Сергею Михайловичу, а З. Х. Агафурова - князю Палею.
Сергей Михайлович говорил мне, что всё его состояние заключалось в пятистах тысячах рублей, помещённых в "Заём Свободы", и что сумма эта записана в долговую книгу Государственного банка. На руках у него ничего не имелось". (с.96)
"Постановление о высылке князей в Алапаевск сильно подействовало на Сергея Михайловича, сказавшего на это: «Чувствую: это начало конца». Я успокаивал его как мог и советовал, хорошо зная округ, просить совдеп поместить великих князей на Ирбитский завод, где хороший дом, сад, озеро, а население состоит из бывших государственных крестьян-землепашцев. «Товарищей» там сравнительно мало, а посему в случае нужды князья найдут поддержку большинства.
Незадолго до отъезда Сергей Михайлович просил меня достать для князя Палея денег, о чём я упоминал выше. И я пригласил Палея к себе пообедать, дабы свести его с Агафуровым, согласившимся одолжить князю Палею пять тысяч.
Это был последний вечер, когда у нас был этот милый юноша поэт. К сожалению, мне не пришлось присутствовать на обеде, так как меня вызвали на заседание Культурно-экономического общества, и я описываю его со слов жены и детей.
На моё предложение пригласить Константина Константиновича и Игоря Константиновича Сергей Михайлович ответил отказом. Видимо, он хотел скрыть от них делаемый заём.
К этому обеду удалось достать хинной водки, и князь Палей с удовольствием выпивал рюмочку за рюмочкой, что делало его болтливее и интереснее. После обеда он подсел к роялю. Играл он хорошо, но всё больше романсы. Сыграв романс «В голубой далёкой спаленке», он, закрыв лицо руками, воскликнул:
- Боже мой, сколько дивных воспоминаний связано у меня с этим красивым романсом во время моего пребывания в Киеве!
Затем читал красивые стихи - кажется» «В монастыре», - кончающиеся словами: «Там на реке ледоход и весна, а здесь монастырь». Декламировал он неважно, но стихи были красивы. Повторил Палей и фразу, сказанную ранее Константином Константиновичем: «Мы, в сущности, рады нашему изгнанию. По крайней мере, узнаем жизнь и людей, которых, к сожалению, ранее не знали».
Бедные юноши! Как мало они жили, как много перестрадали - и узнали не жизнь, а самую тяжёлую и лютую смерть.
После обеда Агафуров, передавший деньги в комнате Сергея Михайловича, удалился. Как раз в этот вечер пришла телеграмма, подписанная, кажется, Свердловым. В телеграмме Сергею Михайловичу отказывалось в его просьбе, адресованной Ленину, об оставлении великих князей в Екатеринбурге.
Старик телеграфист, принесший телеграмму, просил моего сына показать ему великого князя. Сергей Михайлович с охотой вышел в прихожую, а за ним на одной ноге поскакал Палей. Оба они подали руку телеграфисту и этим так его сконфузили, что он ничего не мог говорить, а только низко кланялся. Вернувшись, оба передразнивали телеграфиста. Часов в одиннадцать Палей ушёл..." (сс.105, 106)
Но ясно одно, никто не мог поверить в то, что членов царской семьи ждёт расправа, ещё и столь бесчеловечная... Удалось ли воспользоваться этими деньгами Палею? Сопоставить цифры, много это или мало - 5000?.. Да и кому это нужно: вспоминать о каком-то татарском купце, пытавшемся помочь обречённым людям?..
Но важно то, что Константиновичи, как и Палей, могли быть спасены... Что ж это Сергей Михайлович, опекавший молодёжь, всё понял и стал сопротивляться только уже у шахты...
Уточним даты и имена (по Википедии):
Влади́мир Па́влович Пале́й (9 января 1897, Санкт-Петербург - 18 июля 1918, Алапаевск) - сын Великого Князя Павла Александровича от его морганатического брака с Ольгой Валерьяновной Пистолькорс (урождённой Карнович), внук Александра II, граф Гогенфельзен (1904), князь (1915); поручик Лейб-Гвардии Гусарского полка, поэт.
Великий князь Сергей Михайлович Романов (25 сентября (7 октября) 1869, имение Боржом, Тифлисская губерния - 5 (18) июля 1918, под Алапаевском, Пермская губерния) - пятый (из шести) сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Фёдоровны, внук Николая I; российский военачальник, генерал-инспектор артиллерии, член Совета государственной обороны (1905-1908).
- 20 апреля (3 мая) 1918 года, в Страстную пятницу, Палей и его родственники прибыли в Екатеринбург.
- 5 (18) мая, в день своих именин, княжна Ирина Палей получила в Царском Селе телеграмму с поздравлениями от Володи, в которой он, кроме того, сообщал, что их всех отправляют в Алапаевск.
- 7 (20) мая ссыльные прибыли в Алапаевск.
- 5 (18) июля 1918 года - всё кончено.
...
- Видеосюжет о Константиновичах (не только, о расправе под Алапаевском) - Царская семья: история великой трагедии.
- Можно скачать, можно почитать онлайн - Аничков Владимир. Екатеринбург - Владивосток (1917-1922). - М., Русский путь, 1998.
- Самые отвратительные сладострастные сюжеты принадлежат Сванидзе, который очень напоминает Свердлова, Юровского, Голощёкина вместе взятых, тем более, что и лгать не гнушается... Когда вижу Сванидзе, сразу представляю наиболее отличившихся героев 1918-го. Его издёрганность, нервозность, патологическая ненависть к коммунистам, его вскормившим, очень напоминает ненависть коммунистов тех лет к своим врагам...