Какие ничтожества играют сейчас грандиозную роль в нашей жизни!
Оригинал взят у ext_449909 в Какие ничтожества играют сейчас грандиозную роль в нашей жизни!
Дорошевич В.М. Сахарные короли. [Перепечатка из московской газеты «Русское Слово»] // Ревельские Известия. Ревель, 1916. №247 (6841), 28 октября, с. 1-3.
I.
Из всех видов скульптуры у нас всегда поощрялся только один.
Делание сахарных голов.
- Сахарозаводчик!
Это звучало как:
- Золотопромышленник!
Как в старину:
- Откупщик!
Музыка!
Вы слышите звон золотых колокольчиков?
Сахарозаводчиков растили как ананасы.
И прикрывали нормировками.
Берегли от низких цен.
Как от низкой температуры.
Снимите шляпы, милостивые государи!
Вы покупали в Одессе сахар по 16 копеек фунт...
Была когда-то такая цена даже на сахар! Шестнадцать копеек фунт. Почем теперь карат?
Снимите шляпы, милостивые государи.
Проститесь с этой ценой.
Вы ея больше никогда не увидите.
Вы покупали в Одессе в дорогу сахар по 16 копеек фунт и, приехав в Порт-Саид, могли купить этот же русский сахар:
- По 7 копеек.
Нашим сахаром откармливали йоркширских свиней в Англии.
А русская деревня пила чай „в приглядку".
(Тогда еще рекомендации пить чай „в присоску" не было).
Сахарная промышленность!
Это была Корделия русской государственности.
И вдруг...
Бубновый туз бьет сахарных королей.
II.
Бабушкин, Гепнер, Добрый.
Передают, что в Киеве это произвело сенсацию.
Потрясающую.
- Вы слышали? Вы слышали? Королей арестовывают?
- Каких королей? Константина греческого?
- Что такое Константин! Сахарных. Бабушкина!
- Боже!
- Гепнера!
- Ой!
- Доброго!
- Что вы меня еще добиваете? Я уже в обмороке.
Хотя сенсацию должно бы производить не то, что:
- Гепнера арестовали.
А что:
- Гепнера еще не арестовывают!
Сенсацию ежедневную.
Сенсацию большого скандала.
III.
Мне говорил один из знающих сахарные дела.
- Сахарный голод! Я берусь в десять минут уничтожить всякий сахарный кризис!
- Что же для этого нужно?
- Телефонный аппарат. По которому никто не будет звонить. Лист бумаги и карандаш, которым никто не будет писать. И мне на десять минут полное право над участью одного человека. При чем я никому ничего дурного не сделаю.
- Загадка!
- Никакой. Я еду в Киев. Вызываю Гепнера или Доброго. Кто будет дома. Вынимаю часы и говорю: „Г. Гепнер или Добрый! Вот вам телефон. Справьтесь, у кого, сколько, где „попридержано" сахарного песку. И напишите на этой бумажке. Если вы этого не сделаете, через десять минут вы будете повешены". Гепнер или Добрый переполошатся. - „Какой телефон? Зачем телефон? Что за телефон? Когда всего десять минут!". Достанут записную книжку, вырвут листочек: „Вот!" У кого сколько и где „попридержано" песку. И сколько можно получить рафинаду. Вот вам и все. По телефону никто не звонил, карандаша никто не трогал, ничего дурного ни с кем не случилось, и Россия от сахарного голода спасена!
О вредной деятельности г.г. Гепнера и Доброго писал еще или генерал Рузский, или генерал Иванов.
Когда был командующим юго-западного фронта.
Вот когда еше было.
Что ж тут сенсационного, что этих господ арестовали?
Наконец, арестовали!
Я был тем летом в Киеве, когда в московских газетах было напечатано известие об аресте Бабушкина.
Известие ложное?
Известие преждевременное.
Г. Гепнер, говорят, был очень недоволен:
- Почему ж про меня не напечатали, будто и я арестован?
Он большой сноб.
И был обижен.
- Что ж, я хуже Бабушкина, что ли?
IV.
Сахарных королей арестовали в минуту их величайшего могущества.
О них, как о действительных королях в подвластных землях, нельзя было даже писать.
Особы неприкосновенные!
Киевские газеты не имели возможности сообщить даже про обыск:
- У королей.
- О простом обыске!
- О пустом обыске! - как нынче говорят.
Обыск!
У кого из „деловых" людей нынче не делается.
„Деловые" люди привыкли к обыску, как мы к уборке перед праздником.
Они находят:
- Даже удобно. Внимательно пересмотрят каждую бумажку. Разберут. Разсортируют. Наведут порядок.
- Что это, мой друг,- говорит жена,- у тебя в кабинете столпотворение вавилонское.
- Не лакею же бумаги разбирать! - отвечает „деловой" человек,- это дело судебного следователя. Придут и уберут!
Даже о простой уборке квартиры у сахарных королей не могли сообщить киевские газеты.
Сахарные короли сумели повлиять.
- Это возбуждает против нас население.
Словно речь идет о настоящих королях!
И только когда об этом было напечатано в независимом „Армейском Вестнике", киевские газеты имели возможность перепечатать то, что, кроме газет, знал весь Киев.
V.
Сахарные короли собирались издавать в Киеве свою газету.
- Для защиты своих особ и промышленности.
Вероятно, с первоклассными литераторами.
- Ох, и первоклассный литератор пить чай в накладку хочет!
Не стоять же первоклассному литератору в „хвосте".
Нынче все издают газеты.
Банкиры, сахарозаводчики.
Скоро, собираясь на большую дорогу, „участники предприятия" будут приготовлять:
- Все, что надо.
- Топор?
- Есть.
- Кистень?
- И кистень.
- Веревки, чтобы вязать?
- И веревки.
- Все!
- Стой, ребята! А газету забыли?
- Какую газету? На кой прах газету?
- А газету, чтобы нас защищать!
- Это адвокат делать будет.
- Адвокат потом. А сначала газета нужна для защиты пред обчественным мнением. Чтобы нас не трогали!
Что же можно сказать в защиту
- Деятелей большой дороги?
Как что?
Милостивые государи! Разбои на большой дороге служат лучшим показателем зажиточности населения.
Раз грабят,- значит, есть что грабить.
Значит, население не бедствует. Значит, население зажиточное.
Если бы не было богатых людей, не было бы и разбоев.
Среди нищих разбойники сделались бы честными людьми.
Умерли бы с голода.
И раз разбои повторяются ежедневно,- не служит ли это лучшим доказательством, что число богатых людей все растет и растет, что зажиточность развивается среди населения?
Не служит ли это лучшим опровержением всем кривотолкам, всем со злостной целью распространяемым слухам и вымыслам?
Какое впечатление произведет среди наших врагов известие, что достаток, обилие, богатство все больше и больше растут среди нашего населения?
Да, милостивые государи, деятельность так называемых разбойников с большой дороги лучше газет, лучше всяких статистик, лучше всего в мире, яснее, нагляднее, доказательнее защищает наши финансы, наш международный кредит.
Да здравствуют же деятели большой дороги!
Поклон им до сырой земли.
За то, что своей неустанной деятельностью и кипучей инициативой они выясняют нам неисчерпаемые богатства нашей земли и поддерживают тем бодрый дух в нашем склонном к пессимизму обществе.
А вы говорите, будто литераторам такой газеты „что же написать".
Еще Петр Великий сказал:
- Курантельщики - народ шустрый и умный, но весьма и во всем любят ефимки.
VI.
Из трех битых бубновым тузом королей г. Доброго я почему-то лично не знал.
Большой промах с моей стороны!
Говорят, из королей это был:
- Самый червонный.
Такая фамилия!
На Сахалине, я помню, познакомился в кандальной тюрьме с человеком, который один раз зарезал семью из 5-ти душ, а в другой - из семи.
Его фамилия была:
- Мягкий.
Игра судьбы! (...)
VII.
Г. Бабушкина...
Это, говорят, был:
- Настоящий бубновый король.
Г. Бабушкина я видал.
Он время от времени появлялся в Петрограде.
Всегда окруженный бутылками:
- Квасу.
За который с него брали в ресторанах почему-то по 50 рублей за бутылку. (...)
Откуда он взялся,- не знаю.
Про него говорили:
- Как американцы говорят: self made man.
„Человек, который сам себя сделал".
- Поднялся с низов.
Спекулятивных.
Об этих господах, быть может, не стоило бы говорить.
Но они характерны для нашего времени. (...)
VIII.
Г. Гепнер...
Самый пиковый из королей.
Над ним потешались. Он весь был выткан из анекдотов.
Глядя на него, я жалел:
- Зачем я не драматург!
Какую мольеровскую комедию можно было бы написать:
- Мещанин в сахарном дворянстве.
Я встречал его каждый год в Биаррице.
Это был сноб, самый забавный на свете.
Все богатые киевляне,- южане! - немножко хвастуны.
Этот был из хвастунов киевлянин. (...)
Киевляне, сахарозаводчики и близкие к сахарным делам, устроили на берегу океана свой маленький Крещатик.
В Биаррице можно было вообразить себя в Киеве.
Киевские достопримечательности во главе со Львом Израилевичем Бродским...
- С самим Львом Израилевичем Бродским.
Вы чувствуете? Вы понимаете? Вы постигаете?
Киевляне любят музыку.
Но фраза:
- Я и Лев Израилевич Бродский звучит для них слаще музыки Россини.
Киевляне сидели за стофранковым столом.
И бесили тогдашний Петербург.
В то время, как служивый и чиновный Петербург за „мелкими столами" выгрызали друг у друга, у каких-то испанцев, у кокоток из кармана сотню франков,- киевляне выкладывали банки:
- По десяти тысяч франков. (...)
Да еще потом портили петербуржцам печень, говоря:
- У нас за столами максимум ограничен в десять тысяч. Чтобы избежать, знаете, азарта!
Конечно, Гепнер был за этим столом.
И однажды раздался на все залы взрыв хохота.
Гепнеру не везло.
Он обратился к одному из играющих с просьбой:
- Пришлите мне три тысячи франков.
Тот поморщился и прислал.
Игроки не любят, когда у них „берут с игры".
В казино у крупных игроков с кассой свои счеты.
Их знают.
Когда они выигрывают, они оставляют деньги в кассе, чтобы не возить с собой ночью крупной суммы.
Если им не хватает денег на игру, они пишут на своей визитной карточке, и им присылают из кассы взаймы.
Гепнер обратился к игроку в другой раз:
- Пришлите мне еще пять тысяч.
Обратился снова:
- Пришлите еще пять.
Тот не выдержал:
- Ах, Боже мой! Напишите записку в кассу! Это мне, наконец, надоело.
- Ах, Боже мой! - воскликнул Гепнер,- разве вы не знаете, что сегодня пятница вечер, и я не могу писать!
И раздался дружный хохот над этим „ортодоксом", который может в пятницу вечером играть в карты, но не может писать.
Сноб,- он готов был позировать всем, даже религиозностью.
И подумать, что ради этого олицетворения мелкого тщеславия вся Россия должна была сидеть без сахару!
Какие ничтожества играют сейчас грандиозную роль в нашей жизни!
Как микробы.
IX.
Вся Россия с интересом ждет:
- Сорвутся или не сорвутся с удочки эти верхоплавки, превратившиеся в сахарных левиафанов?
Распространится известность Гепнера от Биаррица до Нарымского края или нет?
Все может быть в наше время. (...)
ПРИМЕЧАНИЯ.
Последние телеграммы. П.Т.А. 26-го октября 1916 г. // Ревельские Известия. Ревель, 1916. №245 (6839), 26 октября, с. 3.
Официальное сообщение.
Арестованы по распоряжению военных властей на театре военных действий киевские сахарозаводчики Израиль [Борисович] Бабушкин, Иосель Гепнер и Абрам [Юрьевич] Добрый за противодействие снабжению армии сахаром, умышленное сокращение выпуска сахара на внутренний рынок Империи и злонамеренный вывоз сахара заграницу в ущерб снабжению таковым армии и населения.
Заметки Петроградского обывателя. // Русская Старина. СПб., 1917. Том 169. с. 107-108.
В Киеве арестованы, по распоряжению военных властей, сахарозаводчики И.Б. Бабушкин и Ю. Гепнер.
Арест был произведен в ночь на 13-е октября, по предписанию высших военных властей, распорядившихся произвести у И.Б. Бабушкина и Ю.Г. Гепнера обыск и, независимо от результатов его, подвергнуть обоих сахарозаводчиков аресту.
В производстве обысков и арестов принимали участие чины полиции.
Одновременно с Ю.Г. Гепнером арестован и его брат, заведывающий его сахарной конторой, П.Г. Гепнер.
Арестованные И.Б. Бабушкин, Ю.Г. Гепнер и П.Г. Гепнер ночью же под усиленным конвоем были переведены в Лукьяновскую тюрьму.
Аресты Бабушкина и Гепнера произвели ошеломляющее впечатление на киевских сахарозаводчиков и вызвали в городе сенсацию («Русское Слово» №239 - 1916 г.).
Дорошевич В.М. Сахарные короли. [Перепечатка из московской газеты «Русское Слово»] // Ревельские Известия. Ревель, 1916. №247 (6841), 28 октября, с. 1-3.
I.
Из всех видов скульптуры у нас всегда поощрялся только один.
Делание сахарных голов.
- Сахарозаводчик!
Это звучало как:
- Золотопромышленник!
Как в старину:
- Откупщик!
Музыка!
Вы слышите звон золотых колокольчиков?
Сахарозаводчиков растили как ананасы.
И прикрывали нормировками.
Берегли от низких цен.
Как от низкой температуры.
Снимите шляпы, милостивые государи!
Вы покупали в Одессе сахар по 16 копеек фунт...
Была когда-то такая цена даже на сахар! Шестнадцать копеек фунт. Почем теперь карат?
Снимите шляпы, милостивые государи.
Проститесь с этой ценой.
Вы ея больше никогда не увидите.
Вы покупали в Одессе в дорогу сахар по 16 копеек фунт и, приехав в Порт-Саид, могли купить этот же русский сахар:
- По 7 копеек.
Нашим сахаром откармливали йоркширских свиней в Англии.
А русская деревня пила чай „в приглядку".
(Тогда еще рекомендации пить чай „в присоску" не было).
Сахарная промышленность!
Это была Корделия русской государственности.
И вдруг...
Бубновый туз бьет сахарных королей.
II.
Бабушкин, Гепнер, Добрый.
Передают, что в Киеве это произвело сенсацию.
Потрясающую.
- Вы слышали? Вы слышали? Королей арестовывают?
- Каких королей? Константина греческого?
- Что такое Константин! Сахарных. Бабушкина!
- Боже!
- Гепнера!
- Ой!
- Доброго!
- Что вы меня еще добиваете? Я уже в обмороке.
Хотя сенсацию должно бы производить не то, что:
- Гепнера арестовали.
А что:
- Гепнера еще не арестовывают!
Сенсацию ежедневную.
Сенсацию большого скандала.
III.
Мне говорил один из знающих сахарные дела.
- Сахарный голод! Я берусь в десять минут уничтожить всякий сахарный кризис!
- Что же для этого нужно?
- Телефонный аппарат. По которому никто не будет звонить. Лист бумаги и карандаш, которым никто не будет писать. И мне на десять минут полное право над участью одного человека. При чем я никому ничего дурного не сделаю.
- Загадка!
- Никакой. Я еду в Киев. Вызываю Гепнера или Доброго. Кто будет дома. Вынимаю часы и говорю: „Г. Гепнер или Добрый! Вот вам телефон. Справьтесь, у кого, сколько, где „попридержано" сахарного песку. И напишите на этой бумажке. Если вы этого не сделаете, через десять минут вы будете повешены". Гепнер или Добрый переполошатся. - „Какой телефон? Зачем телефон? Что за телефон? Когда всего десять минут!". Достанут записную книжку, вырвут листочек: „Вот!" У кого сколько и где „попридержано" песку. И сколько можно получить рафинаду. Вот вам и все. По телефону никто не звонил, карандаша никто не трогал, ничего дурного ни с кем не случилось, и Россия от сахарного голода спасена!
О вредной деятельности г.г. Гепнера и Доброго писал еще или генерал Рузский, или генерал Иванов.
Когда был командующим юго-западного фронта.
Вот когда еше было.
Что ж тут сенсационного, что этих господ арестовали?
Наконец, арестовали!
Я был тем летом в Киеве, когда в московских газетах было напечатано известие об аресте Бабушкина.
Известие ложное?
Известие преждевременное.
Г. Гепнер, говорят, был очень недоволен:
- Почему ж про меня не напечатали, будто и я арестован?
Он большой сноб.
И был обижен.
- Что ж, я хуже Бабушкина, что ли?
IV.
Сахарных королей арестовали в минуту их величайшего могущества.
О них, как о действительных королях в подвластных землях, нельзя было даже писать.
Особы неприкосновенные!
Киевские газеты не имели возможности сообщить даже про обыск:
- У королей.
- О простом обыске!
- О пустом обыске! - как нынче говорят.
Обыск!
У кого из „деловых" людей нынче не делается.
„Деловые" люди привыкли к обыску, как мы к уборке перед праздником.
Они находят:
- Даже удобно. Внимательно пересмотрят каждую бумажку. Разберут. Разсортируют. Наведут порядок.
- Что это, мой друг,- говорит жена,- у тебя в кабинете столпотворение вавилонское.
- Не лакею же бумаги разбирать! - отвечает „деловой" человек,- это дело судебного следователя. Придут и уберут!
Даже о простой уборке квартиры у сахарных королей не могли сообщить киевские газеты.
Сахарные короли сумели повлиять.
- Это возбуждает против нас население.
Словно речь идет о настоящих королях!
И только когда об этом было напечатано в независимом „Армейском Вестнике", киевские газеты имели возможность перепечатать то, что, кроме газет, знал весь Киев.
V.
Сахарные короли собирались издавать в Киеве свою газету.
- Для защиты своих особ и промышленности.
Вероятно, с первоклассными литераторами.
- Ох, и первоклассный литератор пить чай в накладку хочет!
Не стоять же первоклассному литератору в „хвосте".
Нынче все издают газеты.
Банкиры, сахарозаводчики.
Скоро, собираясь на большую дорогу, „участники предприятия" будут приготовлять:
- Все, что надо.
- Топор?
- Есть.
- Кистень?
- И кистень.
- Веревки, чтобы вязать?
- И веревки.
- Все!
- Стой, ребята! А газету забыли?
- Какую газету? На кой прах газету?
- А газету, чтобы нас защищать!
- Это адвокат делать будет.
- Адвокат потом. А сначала газета нужна для защиты пред обчественным мнением. Чтобы нас не трогали!
Что же можно сказать в защиту
- Деятелей большой дороги?
Как что?
Милостивые государи! Разбои на большой дороге служат лучшим показателем зажиточности населения.
Раз грабят,- значит, есть что грабить.
Значит, население не бедствует. Значит, население зажиточное.
Если бы не было богатых людей, не было бы и разбоев.
Среди нищих разбойники сделались бы честными людьми.
Умерли бы с голода.
И раз разбои повторяются ежедневно,- не служит ли это лучшим доказательством, что число богатых людей все растет и растет, что зажиточность развивается среди населения?
Не служит ли это лучшим опровержением всем кривотолкам, всем со злостной целью распространяемым слухам и вымыслам?
Какое впечатление произведет среди наших врагов известие, что достаток, обилие, богатство все больше и больше растут среди нашего населения?
Да, милостивые государи, деятельность так называемых разбойников с большой дороги лучше газет, лучше всяких статистик, лучше всего в мире, яснее, нагляднее, доказательнее защищает наши финансы, наш международный кредит.
Да здравствуют же деятели большой дороги!
Поклон им до сырой земли.
За то, что своей неустанной деятельностью и кипучей инициативой они выясняют нам неисчерпаемые богатства нашей земли и поддерживают тем бодрый дух в нашем склонном к пессимизму обществе.
А вы говорите, будто литераторам такой газеты „что же написать".
Еще Петр Великий сказал:
- Курантельщики - народ шустрый и умный, но весьма и во всем любят ефимки.
VI.
Из трех битых бубновым тузом королей г. Доброго я почему-то лично не знал.
Большой промах с моей стороны!
Говорят, из королей это был:
- Самый червонный.
Такая фамилия!
На Сахалине, я помню, познакомился в кандальной тюрьме с человеком, который один раз зарезал семью из 5-ти душ, а в другой - из семи.
Его фамилия была:
- Мягкий.
Игра судьбы! (...)
VII.
Г. Бабушкина...
Это, говорят, был:
- Настоящий бубновый король.
Г. Бабушкина я видал.
Он время от времени появлялся в Петрограде.
Всегда окруженный бутылками:
- Квасу.
За который с него брали в ресторанах почему-то по 50 рублей за бутылку. (...)
Откуда он взялся,- не знаю.
Про него говорили:
- Как американцы говорят: self made man.
„Человек, который сам себя сделал".
- Поднялся с низов.
Спекулятивных.
Об этих господах, быть может, не стоило бы говорить.
Но они характерны для нашего времени. (...)
VIII.
Г. Гепнер...
Самый пиковый из королей.
Над ним потешались. Он весь был выткан из анекдотов.
Глядя на него, я жалел:
- Зачем я не драматург!
Какую мольеровскую комедию можно было бы написать:
- Мещанин в сахарном дворянстве.
Я встречал его каждый год в Биаррице.
Это был сноб, самый забавный на свете.
Все богатые киевляне,- южане! - немножко хвастуны.
Этот был из хвастунов киевлянин. (...)
Киевляне, сахарозаводчики и близкие к сахарным делам, устроили на берегу океана свой маленький Крещатик.
В Биаррице можно было вообразить себя в Киеве.
Киевские достопримечательности во главе со Львом Израилевичем Бродским...
- С самим Львом Израилевичем Бродским.
Вы чувствуете? Вы понимаете? Вы постигаете?
Киевляне любят музыку.
Но фраза:
- Я и Лев Израилевич Бродский звучит для них слаще музыки Россини.
Киевляне сидели за стофранковым столом.
И бесили тогдашний Петербург.
В то время, как служивый и чиновный Петербург за „мелкими столами" выгрызали друг у друга, у каких-то испанцев, у кокоток из кармана сотню франков,- киевляне выкладывали банки:
- По десяти тысяч франков. (...)
Да еще потом портили петербуржцам печень, говоря:
- У нас за столами максимум ограничен в десять тысяч. Чтобы избежать, знаете, азарта!
Конечно, Гепнер был за этим столом.
И однажды раздался на все залы взрыв хохота.
Гепнеру не везло.
Он обратился к одному из играющих с просьбой:
- Пришлите мне три тысячи франков.
Тот поморщился и прислал.
Игроки не любят, когда у них „берут с игры".
В казино у крупных игроков с кассой свои счеты.
Их знают.
Когда они выигрывают, они оставляют деньги в кассе, чтобы не возить с собой ночью крупной суммы.
Если им не хватает денег на игру, они пишут на своей визитной карточке, и им присылают из кассы взаймы.
Гепнер обратился к игроку в другой раз:
- Пришлите мне еще пять тысяч.
Обратился снова:
- Пришлите еще пять.
Тот не выдержал:
- Ах, Боже мой! Напишите записку в кассу! Это мне, наконец, надоело.
- Ах, Боже мой! - воскликнул Гепнер,- разве вы не знаете, что сегодня пятница вечер, и я не могу писать!
И раздался дружный хохот над этим „ортодоксом", который может в пятницу вечером играть в карты, но не может писать.
Сноб,- он готов был позировать всем, даже религиозностью.
И подумать, что ради этого олицетворения мелкого тщеславия вся Россия должна была сидеть без сахару!
Какие ничтожества играют сейчас грандиозную роль в нашей жизни!
Как микробы.
IX.
Вся Россия с интересом ждет:
- Сорвутся или не сорвутся с удочки эти верхоплавки, превратившиеся в сахарных левиафанов?
Распространится известность Гепнера от Биаррица до Нарымского края или нет?
Все может быть в наше время. (...)
ПРИМЕЧАНИЯ.
Последние телеграммы. П.Т.А. 26-го октября 1916 г. // Ревельские Известия. Ревель, 1916. №245 (6839), 26 октября, с. 3.
Официальное сообщение.
Арестованы по распоряжению военных властей на театре военных действий киевские сахарозаводчики Израиль [Борисович] Бабушкин, Иосель Гепнер и Абрам [Юрьевич] Добрый за противодействие снабжению армии сахаром, умышленное сокращение выпуска сахара на внутренний рынок Империи и злонамеренный вывоз сахара заграницу в ущерб снабжению таковым армии и населения.
Заметки Петроградского обывателя. // Русская Старина. СПб., 1917. Том 169. с. 107-108.
В Киеве арестованы, по распоряжению военных властей, сахарозаводчики И.Б. Бабушкин и Ю. Гепнер.
Арест был произведен в ночь на 13-е октября, по предписанию высших военных властей, распорядившихся произвести у И.Б. Бабушкина и Ю.Г. Гепнера обыск и, независимо от результатов его, подвергнуть обоих сахарозаводчиков аресту.
В производстве обысков и арестов принимали участие чины полиции.
Одновременно с Ю.Г. Гепнером арестован и его брат, заведывающий его сахарной конторой, П.Г. Гепнер.
Арестованные И.Б. Бабушкин, Ю.Г. Гепнер и П.Г. Гепнер ночью же под усиленным конвоем были переведены в Лукьяновскую тюрьму.
Аресты Бабушкина и Гепнера произвели ошеломляющее впечатление на киевских сахарозаводчиков и вызвали в городе сенсацию («Русское Слово» №239 - 1916 г.).