"Инородцы". Среднестатистическая татарская семья на Урале
Угадал ли ты свое предназначение? Свой ли путь ты выбрал? Что было заложено в тебе и в тебя твоими предками? Ради чего, собственно, тебя рожали, растили, воспитывали? На что они надеялись и насколько ты оправдал их надежды?
Именно этими вопросами задаешься, когда рассматриваешь старые фотографии.
Мама, через пять или шесть лет ее отца посадят. Так никто из нас и не узнает за что... Он не вернется уже никогда, семья, понятно, будет "раскулачена". А пока она избалованный любимый ребенок... Год 1927-й, я полагаю, она родилась в 1925-м.
...
Пройдет лет сорок...
...
Брат с любимыми бабушками в Кестыме, Удмуртия...
...
Сестры
...
Татарская тусовка моих родных...
Дядя, младший брат мамы, которого в свое время, когда забрали отца, мама чуть не подзатыльниками заставляла учиться (мальчишеская тяга к приключениям вне дома и школы, вероятно, не предполагала получение образования)... "выучила": куча рационализаторских предложений, музыкален, удивительно артистичен, даже в печали умудрялся шутить, бесконечно добр... умница, он стал прекрасным инженером... скучаю навсегда, не в силах смириться с тем, что его больше нет... И имя, созвучное образу, - Камиль. Сын Марат живет и работает в Питере, так что фотографии отчасти предсказали путь сына. В доброте сына узнаваемы черты отца.
...
Сын, кстати, не курил и не курит.
...
...
А так все начиналось... Мой будущий дедушка, которого внуки никогда не увидят, слева... Прадеда с прабабушкой узнать нетрудно...
...
Тоже слева, с невероятной пижонской прической... его мама справа, в центре - дочь, которая скоро, заболев, покинет этот мир...
Позже я выложу документы по прабабушке, впечатление, что ничего не боялась, в тридцатые на нее писали доносы, "прописывали" в областной татарской газете "Социализм Юлы" (да-да, понятно, что среди тех же татар были доносители, которым доверяли, не зная, кем они завербованы, но с другой стороны, возможно, что они и спасали своими доносами, что-то недоговаривая, все может быть, и, к сожалению (а, может, к счастью? может, мы должны благодарить доносчика, а не ругать? - жизнь все вывернула наизнанку), мы до сих пор мало что знаем и понимаем, мне еще предстоит понять, почему ее вообще не арестовали), за то, что по сути возглавила мусульманскую общину (я объяснял себе это тем, что только женщина и могла взять на себя эту функцию, мужчины, понятно, были арестованы в 1937 году и расстреляны), ей доверяли, она собирала деньги, на которые поддерживали мусульманское кладбище, единственное, кстати, инородческое и иноверческое кладбище, которое не было снесено в Свердловске... Вполне возможно, что в этом была отчасти и ее заслуга, и ее сыновей. Не уверен, но по ее взгляду, лицу - дети уже другие - можно предположить сильный характер и волю... Ее второй сын прошел две войны - финскую и отечественную... на год остался в Берлине переводчиком... вернулся, защитился... принципиальная позиция - невступление в партию - заморозила карьеру...
...
Дедушка и бабушка, родители мамы... год 1927, я думаю...
...
Принципиален был даже в написании фамилии - никаких "ов", никакого сокращения второй "м". Ясно и просто - Мухаммеджан... И никакой партии... В большой семье, когда забирают старшего брата, о его семье заботятся его младшие братья... можно понять, почему с большой любовью и благодарностью вспоминала о "Даубы" (к стыду своему, я не знаю, почему его так называли) моя мама.
Удивительный век и люди... Порой чувствуешь себя просто пигмеем и недоумком рядом с ними... Я его почти не помню... Но у меня есть ощущение, что его судьба предопределила и мой выбор. У меня были мысли поступать на матмех (тем более, что в школе математику нам преподавала совершенно удивительный человек и педагог, и наш классный руководитель - Майя Мироновна Глозман; даже такая бездарность, как я, при оценке "4" знала математику на отлично, не боясь никаких экзаменов по математике; а это предопределило вплетенность еврейской темы в мой журнал; вспоминаю о "матушке" - так мы ее называли за глаза, несмотря на ее строгость и порой невыносимую требовательность - с огромной благодарностью... и тоской - ее больше нет. Сегодня я бы выделил такие черты Майи Мироновны - самоотдача и преданность профессии при большой и строгой любви к детям, сегодня эти черты мне кажутся бесценными и уникальными, они вызывают во мне и почтение и зависть, как нечто утраченное и недостижимое)... но, к сожалению, я выбрал философский факультет, на который непонятно как поступил и непонятно как окончил... будучи неким недоразумением, особенно ненавидимым на кафедре эстетики (к сожалению, евреи есть и абсолютно бездарные и мелочные при невероятной самонадеянности и необъяснимом ощущении богоизбранности), что предопределило уже то, что, конечно, в университете меня бы никто не оставил...
В его судьбе есть одна особенность - это любовь к немецкой культуре... к тому же фактически совершенное знание немецкого языка... Гете и Гейне... Какой же опыт он вынес из поверженной Германии?
Газета Уральского университета, 6 апреля 1970 года.
...
Мой старший брат с младшими братьями моей мамы... Это 83 или 84 год. Тогда все собрались, чтобы сделать фотографии для меня, мой первый год службы в армии... фотографии родственников для служащего в те времена были просто бесценны, это часть твоего дома, энергию, заложенную в простом снимке, можно оценить, только не видя родных очень долго... относительность времени проявляется и здесь, оно "сжимается", год кажется бесконечностью, а впереди еще год службы. Справа Шавкат-абы... тогда он написал мне проникновенное и неожиданное письмо, будучи человеком сдержанным и немногословным, в котором рассказывал о своих ощущениях, когда отслужил два года, а впереди было еще два года службы, служил он в береговой охране на Черном море... Вспомнилось мне еще и то, что в армии среди лучших друзей были и казахи, впрочем, фактически все они учились. В 1983 году в армию брали студентов после первого курса, поэтому, конечно, наш призыв несколько отличался от предыдущих. После армии я съездил к друзьям в Алма-Ату... Надеюсь, все же кто-нибудь из них однажды даст о себе знать.
А это прадедушка по отцовской линии... указной мулла в Ахмади...
...
С сыновьями, слева мой юный будущий дед... впрочем, обо мне он тоже не узнает...
...
Пройдет время... конец сороковых...
...
Чуть раньше... мой отец, через несколько лет он потеряет мать... а пока она рядом... одним словом, никто из нас не увидит ни бабушку, ни деда
...
А это тетя отца, без которой отец, наверно, и не выжил бы... Семья больше, чем семья... В те времена даже мысли не возникало, что ребенок твоих родных может попасть в детский дом или быть предоставлен самому себе... Она сидит слева, нога на ногу... Мы всегда любовались ею, даже когда она постарела...
...
старше...
...
Закончу фотографией Кестыма... Когда я не скучал по родной деревне на севере Удмуртии?.. Скучал всегда! И сегодня, может быть, больше, чем когда-либо, но больше нет на свете людей, которых я любил, и больше их не будет никогда... Почему-то вспомнилось, что казанские татары не доверяли "касимовским", Кестым - это касимовское ответвление, полагаю, весьма переплетённое с удмуртскими ветвями.
...
В Кестыме... Я недавно, кстати, осознал, что ведь детство-то провел в доме муллы... Не могу вспомнить даже намека на какую-либо "агитацию", мне кажется, у них была непроговариваемая позиция свободы выбора и свободы совести. Но такой доброты в жизни я просто и не видел.
А это Ахмади, все, чего у нас не осталось от предков, - полуразрушенной мечети моего прадеда больше нет, дом обветшал и в любой момент мог рухнуть, его снесли и построили новую мечеть из кирпича... Но эта фотография мне очень дорога. Это моё наследство, законное, навсегда, мне и других богатств не нужно... разрушенная мечеть моего прадеда, которая в итоге просто снесена... на её месте построена новая - кирпичная... как символ того, что наш род больше в тех краях не даст о себе знать никогда.
...
И еще один вопрос, который беспокоил меня всю жизнь... неистребимое ощущение "чужого", "инородца" и "иноверца"... город, в котором я родился и вырос, так и не стал родным, не нахожу в себе даже намека на "патриотизм", постоянно чувствуя себя случайным в этом городе... реальность пребывания здесь создают только люди, которых ты любишь, а их остаётся всё меньше... собственно, люди и есть единственная реальность, призрачная и преходящая, как ты сам, но ощущение этой тающей ткани жизни наполняет тебя противоречивым - болезненным и ярким - чувством счастья...
Именно этими вопросами задаешься, когда рассматриваешь старые фотографии.
Мама, через пять или шесть лет ее отца посадят. Так никто из нас и не узнает за что... Он не вернется уже никогда, семья, понятно, будет "раскулачена". А пока она избалованный любимый ребенок... Год 1927-й, я полагаю, она родилась в 1925-м.
...
Пройдет лет сорок...
...
Брат с любимыми бабушками в Кестыме, Удмуртия...
...
Сестры
...
Татарская тусовка моих родных...
Дядя, младший брат мамы, которого в свое время, когда забрали отца, мама чуть не подзатыльниками заставляла учиться (мальчишеская тяга к приключениям вне дома и школы, вероятно, не предполагала получение образования)... "выучила": куча рационализаторских предложений, музыкален, удивительно артистичен, даже в печали умудрялся шутить, бесконечно добр... умница, он стал прекрасным инженером... скучаю навсегда, не в силах смириться с тем, что его больше нет... И имя, созвучное образу, - Камиль. Сын Марат живет и работает в Питере, так что фотографии отчасти предсказали путь сына. В доброте сына узнаваемы черты отца.
...
Сын, кстати, не курил и не курит.
...
...
А так все начиналось... Мой будущий дедушка, которого внуки никогда не увидят, слева... Прадеда с прабабушкой узнать нетрудно...
...
Тоже слева, с невероятной пижонской прической... его мама справа, в центре - дочь, которая скоро, заболев, покинет этот мир...
Позже я выложу документы по прабабушке, впечатление, что ничего не боялась, в тридцатые на нее писали доносы, "прописывали" в областной татарской газете "Социализм Юлы" (да-да, понятно, что среди тех же татар были доносители, которым доверяли, не зная, кем они завербованы, но с другой стороны, возможно, что они и спасали своими доносами, что-то недоговаривая, все может быть, и, к сожалению (а, может, к счастью? может, мы должны благодарить доносчика, а не ругать? - жизнь все вывернула наизнанку), мы до сих пор мало что знаем и понимаем, мне еще предстоит понять, почему ее вообще не арестовали), за то, что по сути возглавила мусульманскую общину (я объяснял себе это тем, что только женщина и могла взять на себя эту функцию, мужчины, понятно, были арестованы в 1937 году и расстреляны), ей доверяли, она собирала деньги, на которые поддерживали мусульманское кладбище, единственное, кстати, инородческое и иноверческое кладбище, которое не было снесено в Свердловске... Вполне возможно, что в этом была отчасти и ее заслуга, и ее сыновей. Не уверен, но по ее взгляду, лицу - дети уже другие - можно предположить сильный характер и волю... Ее второй сын прошел две войны - финскую и отечественную... на год остался в Берлине переводчиком... вернулся, защитился... принципиальная позиция - невступление в партию - заморозила карьеру...
...
Дедушка и бабушка, родители мамы... год 1927, я думаю...
...
Принципиален был даже в написании фамилии - никаких "ов", никакого сокращения второй "м". Ясно и просто - Мухаммеджан... И никакой партии... В большой семье, когда забирают старшего брата, о его семье заботятся его младшие братья... можно понять, почему с большой любовью и благодарностью вспоминала о "Даубы" (к стыду своему, я не знаю, почему его так называли) моя мама.
Удивительный век и люди... Порой чувствуешь себя просто пигмеем и недоумком рядом с ними... Я его почти не помню... Но у меня есть ощущение, что его судьба предопределила и мой выбор. У меня были мысли поступать на матмех (тем более, что в школе математику нам преподавала совершенно удивительный человек и педагог, и наш классный руководитель - Майя Мироновна Глозман; даже такая бездарность, как я, при оценке "4" знала математику на отлично, не боясь никаких экзаменов по математике; а это предопределило вплетенность еврейской темы в мой журнал; вспоминаю о "матушке" - так мы ее называли за глаза, несмотря на ее строгость и порой невыносимую требовательность - с огромной благодарностью... и тоской - ее больше нет. Сегодня я бы выделил такие черты Майи Мироновны - самоотдача и преданность профессии при большой и строгой любви к детям, сегодня эти черты мне кажутся бесценными и уникальными, они вызывают во мне и почтение и зависть, как нечто утраченное и недостижимое)... но, к сожалению, я выбрал философский факультет, на который непонятно как поступил и непонятно как окончил... будучи неким недоразумением, особенно ненавидимым на кафедре эстетики (к сожалению, евреи есть и абсолютно бездарные и мелочные при невероятной самонадеянности и необъяснимом ощущении богоизбранности), что предопределило уже то, что, конечно, в университете меня бы никто не оставил...
В его судьбе есть одна особенность - это любовь к немецкой культуре... к тому же фактически совершенное знание немецкого языка... Гете и Гейне... Какой же опыт он вынес из поверженной Германии?
Газета Уральского университета, 6 апреля 1970 года.
...
Мой старший брат с младшими братьями моей мамы... Это 83 или 84 год. Тогда все собрались, чтобы сделать фотографии для меня, мой первый год службы в армии... фотографии родственников для служащего в те времена были просто бесценны, это часть твоего дома, энергию, заложенную в простом снимке, можно оценить, только не видя родных очень долго... относительность времени проявляется и здесь, оно "сжимается", год кажется бесконечностью, а впереди еще год службы. Справа Шавкат-абы... тогда он написал мне проникновенное и неожиданное письмо, будучи человеком сдержанным и немногословным, в котором рассказывал о своих ощущениях, когда отслужил два года, а впереди было еще два года службы, служил он в береговой охране на Черном море... Вспомнилось мне еще и то, что в армии среди лучших друзей были и казахи, впрочем, фактически все они учились. В 1983 году в армию брали студентов после первого курса, поэтому, конечно, наш призыв несколько отличался от предыдущих. После армии я съездил к друзьям в Алма-Ату... Надеюсь, все же кто-нибудь из них однажды даст о себе знать.
А это прадедушка по отцовской линии... указной мулла в Ахмади...
...
С сыновьями, слева мой юный будущий дед... впрочем, обо мне он тоже не узнает...
...
Пройдет время... конец сороковых...
...
Чуть раньше... мой отец, через несколько лет он потеряет мать... а пока она рядом... одним словом, никто из нас не увидит ни бабушку, ни деда
...
А это тетя отца, без которой отец, наверно, и не выжил бы... Семья больше, чем семья... В те времена даже мысли не возникало, что ребенок твоих родных может попасть в детский дом или быть предоставлен самому себе... Она сидит слева, нога на ногу... Мы всегда любовались ею, даже когда она постарела...
...
старше...
...
Закончу фотографией Кестыма... Когда я не скучал по родной деревне на севере Удмуртии?.. Скучал всегда! И сегодня, может быть, больше, чем когда-либо, но больше нет на свете людей, которых я любил, и больше их не будет никогда... Почему-то вспомнилось, что казанские татары не доверяли "касимовским", Кестым - это касимовское ответвление, полагаю, весьма переплетённое с удмуртскими ветвями.
...
В Кестыме... Я недавно, кстати, осознал, что ведь детство-то провел в доме муллы... Не могу вспомнить даже намека на какую-либо "агитацию", мне кажется, у них была непроговариваемая позиция свободы выбора и свободы совести. Но такой доброты в жизни я просто и не видел.
А это Ахмади, все, чего у нас не осталось от предков, - полуразрушенной мечети моего прадеда больше нет, дом обветшал и в любой момент мог рухнуть, его снесли и построили новую мечеть из кирпича... Но эта фотография мне очень дорога. Это моё наследство, законное, навсегда, мне и других богатств не нужно... разрушенная мечеть моего прадеда, которая в итоге просто снесена... на её месте построена новая - кирпичная... как символ того, что наш род больше в тех краях не даст о себе знать никогда.
...
И еще один вопрос, который беспокоил меня всю жизнь... неистребимое ощущение "чужого", "инородца" и "иноверца"... город, в котором я родился и вырос, так и не стал родным, не нахожу в себе даже намека на "патриотизм", постоянно чувствуя себя случайным в этом городе... реальность пребывания здесь создают только люди, которых ты любишь, а их остаётся всё меньше... собственно, люди и есть единственная реальность, призрачная и преходящая, как ты сам, но ощущение этой тающей ткани жизни наполняет тебя противоречивым - болезненным и ярким - чувством счастья...