Шутки градоначальника Одессы
Евреев, как известно, генерал Толмачев недолюбливал. А почему?
Да потому что на хорошую шутку смотрел иначе. Оригинальным был радикалом, но никто его революционный пафос не оценил. Скудна земля российская подобными талантами, иначе революция бы, проводниками которой они и явились, произошла бы в нашей стране гораздо раньше. Но евреев опекал тоже по-своему, в имперско-черносотенном понимании. Евреи одесские его шуток совсем понимать не могли и не хотели - шутки были уж больно генеральские, забористые, крепкие, не перченые, но с горчинкой, обушные, оно и понятно, голова-то одна, хотя "лиц" может быть и два. У еврея шутка, точно птичка, выпархивала из почерневшего от страданий сердца, сердце черное, а шутка светлая. У генерала шутки были продуманные, прозрачные, переливами не грешившие, конкретные, конкретного понимания требовавшие, предполагавшие крепкую голову, в чем он никак не желал отказывать уважаемым им евреям, потому им и доставалось больше всего. Прямолинейность шуток в оригинальности своей не считалась с сопровождающей их двусмысленностью. Таковым он и запомнился евреям, которые, понятно, отвечали ему полной взаимностью... А покровительствовал ему сам Столыпин... да, пуля дура... Но ценя многочисленные таланты генерала, не всегда его шутки и в высокоодухотворенном Сенате понимали сразу. На заметку об особом генеральском чутье на юмор я и наткнулся, читая провинциальную уральскую газету...
Первые заметки по курьезу найдете в №№ 244 и 245 "Уральского края" за 1909 год.
Итак:
"Уральский край", 20 ноября, № 248, 1909. Срочная почта. (от наших корреспондентов)
"В 1-м департаменте сената в 3-й экспедиции, ведающей делами Государственной Думы, в настоящее время происходят весьма интересные дебаты по поводу последнего рапорта ген.Толмачева (выделено в оригинале - Р.Б.) об избрании А.И.Бродского в члены Гос. Думы. Своим последним рапортом ген.Толмачев озадачил сенат. Именно в виду возникших серьезных разногласий на почве оценки рапорта одесского градоначальника слушание дела об опубликовании одесского депутата и было снято с очереди 13 ноября и отложено на 19. Дело в том, что в секретариате 1-го департамента последний рапорт ген. Толмачева считается исчерпывающим и допускающим опубликование А.Е.Бродского. В этом смысле и был уже составлен проект определения, предлагавший опубликовать об избрании Арона Хаимова, он же Аркадий Ефимович. Но здесь-то и возник вопрос в расстановке подлинного и измененного имени. По мнению одних, опубликован должен быть Арон Хаимов. Имя же Аркадий должно быть добавочным. Ибо, по мнению одних, сенат публикует точно сообщения градоначальника. А последний сообщил, что избран Арон Хаимов. Другие указывают на то, что роль сената при опубликовании чисто механическая. Сенат не входит в рассмотрение вопроса по существу. Он только публикует то имя, на которое подано более всего бюллетеней. Ген. Толмачев, хотя и сообщает, что избран Арон Хаимов, но одновременно сообщает, что бюллетени подавались на имя Аркадия Ефимовича. Правильность имени не подлежит пока в данном случае компетенции сената, ибо это относится к области проверки правильности выборов (здесь выделяю уже я - Р.Б.), что составляет предмет ведения Думы. Поэтому другие и предлагают опубликовать Аркадия Ефимовича, причем некоторые даже предлагают вовсе игнорировать имя Арон Хаимов, как имя, которое не получило большинства голосов (невероятно проницательное замечание, это имя вообще никаких голосов не получило! - Р.Б.). На этом споры не кончаются. Некоторые сенаторы указывают, что в своем рапорте ген. Толмачев опять-таки не выполнил обязанностей, возложенных на него законом, и вместо официального оповещения имени избранника, вкратце изложил свой первый рапорт и внес вновь в сенат свои сомнения о правильности избрания А.Е.Бродского. Эти последние полагают послать ген. Толмачеву новый указ, в котором разъяснить упорному одесскому генералу его миссию и указать, что сенату он обязан сообщить результат, полученный от подсчета бюллетеней, а все свои сомнения направить с установленное учреждение. Выдвигать же вопрос о том, какое из двух имен Бродского следует опубликовать и следует ли опубликовывать оба имени, некоторые сенаторы считают недопустимым, ибо закон вполне ясно определяет, что сенату сообщается лишь то имя, за которое подано большинство бюллетеней. Вносить в опубликование два имени в то время, когда бюллетени подавались с одним именем, по мнению некоторых сенаторов, означало бы косвенно участие в критике правильности выборов и могло бы посчитаться таким же уклонением от законом начертанных рамок, какое обнаружил одесский градоначальник".
Вот кто додумается до столь утонченной, хлесткой и весьма радикальной критики власти, бюрократии и выборов? Только очень остроумный и революционно настроенный русский генерал. Вдохновленный столь высокой оценкой своей шутки, генерал продолжил эту тему еще оригинальней:
"Уральский край", 20 ноября, № 248, 1909. Срочная почта. (от наших корреспондентов). Ген. Толмачев и еврейские имена.
"Одесский градоначальник Толмачев потребовал от городской управы дать ему сведения, все ли лица, избранные в попечительный совет еврейской богадельни, - иудейского вероисповедания, и избраны ли они под теми именами, по которым числятся в метрических книгах".
Времена были смутные, мало ли что могло взбрести в голову тем же татарам, к примеру...
Толмачев Иван Николаевич (5.01.1863-после 1929), генерал-лейтенант, Одесский градоначальник, покровитель Черной сотни в Одессе.
К воспоминаниям Витте следует относиться осторожно (Воспоминания Раздел 9, с 929 стр.):
"Как мне говорили, на пост одесского градоначальника он был рекомендован всесильным в то время председателем союза русского народа, разбойником Дубровиным ("В декабре 1905 года Дубровин добился встречи с великим князем Николаем Николаевичем и убеждал его, что "Витте, побуждаемый жидами, ведет к революции и распадению России"...). По-видимому, Толмачев с Кавказа приехал в Петербург и добился расположения этого негодяя.
Приехавши в Одессу, он являлся первое время, на словах, человеком беспартийным и благонамеренным. Но в непродолжительном времени его фигура выказалась во всей своей непривлекательной неприкосновенности. Он не только не исполнял, игнорировал законы, но прямо наплевал на все законы, ввел абсолютный произвол, вмешивался во все дела, не только государственные, общественные, но и частные.
С особенной силой он преследовал евреев, а так как значительное количество населения в Одессе составляют евреи, ибо Одесса есть город, в котором дозволено евреям жить, то Толмачев во всем видел евреев и жидов, а потому и всех преследовал. Его вмешательство входило во все отрасли жизни города, так например: он запретил в больницах употреблять докторам какие бы то ни было наркотики, кроме хлороформа. Он распоряжался и в учебных заведениях и в университете.
Постепенно, посредством лжи, клеветы и доносов, разогнал во всех учебных заведениях города всех самостоятельных и порядочных людей и поставил всюду своих ставленников, - людей, большею частью, или совсем ничтожных, или таких, которые с легкостью продают свою совесть и честь.
Посредством давления он разогнал всех более или менее порядочных деятелей городского управления и насажал туда союзников и черносотенцев, или людей с продажною честью. Одновременно он дебоширничал в ресторанах и в различных заведениях с продажными девицами.
Конечно, с самого начала он бросился в объятия черносотенных партии и главы их, графа Коновницына ("В к. 1907 одесским градоначальником и И. О. генерал-губернатора был назначен И. Н. Толмачев, с которым у Коновницына сразу не сложились отношения. Толмачев стремился подчинить монархические организации местной власти, а гр. Коновницын, имевший, благодаря родственным связям, влияние в «высших сферах» в Петербурге, не желал подчиняться градоначальнику. Толмачев установил слежку за ним. Среди прочего, филер докладывал, что граф каждый день приезжал домой пьяным в окружении охранявших его союзников, которым он неизменно кричал «Бей жидов, ребята».)..."
"Первое время Толмачев пользовался особым расположением Столыпина. Я сам слыхал от Столыпина о нем самые благоприятные отзывы..."
"Оказывается, что генерал Толмачев, между прочим, практиковал такую систему в отношении некоторых революционеров, настоящих или мнимых, которых Толмачев заподозревал в том, что они имеют намерение покуситься на его жизнь. Он их арестовывал, затем, при переводе из одного арестного места в другое {424} устраивал так, чтобы дать повод арестованному бежать, и как только он бежал, - а для этого иногда сама полиция его уговаривала, - стража в него стреляла и укладывала на месте..."
"После назначения Толмачева Одесским градоначальником, он разгромил всю бывшую Городскую Думу, и в новый состав Думы вошли преимущественно черносотенцы и лица по его назначению. В то время Толмачев управлял Одессой так, как в нынешние времена не управляют в своих царствах азиатские неограниченные властители... Мы находимся в таком режиме, что у нас существуют три положения: военное, чрезвычайное и исключительное. Все эти три положения дают громаднейший произвол власти, и затем различные местности России объявляются: одни на военном положении, другие на чрезвычайном, а третьи на исключительном.
Столыпин выдумал еще четвертый вид особого положения. Это, когда местность находится в нормальном состоянии и никакое положение неприменимо в полном объеме, а только начальнику города или губернии дается право издавать обязательные постановления. Пожалуй, последний вид особого положения самый худший, именно потому, что он не регулируется никаким законом, а потому под видом смягчения состояния, в котором находятся жители в данной местности, вводится полнейший произвол администратора. Такой вид положения совершенно соответствует характеру Столыпина: с одной стороны показывается либеральность, а с другой стороны, под видом этой либеральности допускается подличать.
Генерал Пантелеев докладывал результат своего расследования Его Величеству и высказал, что было бы полезно перевести Одессу из военного положения в низший разряд - исключительного; но что {427} Столыпин, хотя этому сочувствует, стеснялся об этом представить Государю, в виду особого расположения Государя к Толмачеву. На это Его Величеству было угодно сказать: что я не понимаю, почему Столыпин думает, что я бы постеснялся перевести Одессу из военного положения в другой вид исключительного положения. Толмачев такой градоначальник, что ему никакого исключительного положения не нужно, он и без всяких исключительных положений всегда сделает то, что сделать подобает, не стесняясь существующими законами".
Да потому что на хорошую шутку смотрел иначе. Оригинальным был радикалом, но никто его революционный пафос не оценил. Скудна земля российская подобными талантами, иначе революция бы, проводниками которой они и явились, произошла бы в нашей стране гораздо раньше. Но евреев опекал тоже по-своему, в имперско-черносотенном понимании. Евреи одесские его шуток совсем понимать не могли и не хотели - шутки были уж больно генеральские, забористые, крепкие, не перченые, но с горчинкой, обушные, оно и понятно, голова-то одна, хотя "лиц" может быть и два. У еврея шутка, точно птичка, выпархивала из почерневшего от страданий сердца, сердце черное, а шутка светлая. У генерала шутки были продуманные, прозрачные, переливами не грешившие, конкретные, конкретного понимания требовавшие, предполагавшие крепкую голову, в чем он никак не желал отказывать уважаемым им евреям, потому им и доставалось больше всего. Прямолинейность шуток в оригинальности своей не считалась с сопровождающей их двусмысленностью. Таковым он и запомнился евреям, которые, понятно, отвечали ему полной взаимностью... А покровительствовал ему сам Столыпин... да, пуля дура... Но ценя многочисленные таланты генерала, не всегда его шутки и в высокоодухотворенном Сенате понимали сразу. На заметку об особом генеральском чутье на юмор я и наткнулся, читая провинциальную уральскую газету...
Первые заметки по курьезу найдете в №№ 244 и 245 "Уральского края" за 1909 год.
Итак:
"Уральский край", 20 ноября, № 248, 1909. Срочная почта. (от наших корреспондентов)
"В 1-м департаменте сената в 3-й экспедиции, ведающей делами Государственной Думы, в настоящее время происходят весьма интересные дебаты по поводу последнего рапорта ген.Толмачева (выделено в оригинале - Р.Б.) об избрании А.И.Бродского в члены Гос. Думы. Своим последним рапортом ген.Толмачев озадачил сенат. Именно в виду возникших серьезных разногласий на почве оценки рапорта одесского градоначальника слушание дела об опубликовании одесского депутата и было снято с очереди 13 ноября и отложено на 19. Дело в том, что в секретариате 1-го департамента последний рапорт ген. Толмачева считается исчерпывающим и допускающим опубликование А.Е.Бродского. В этом смысле и был уже составлен проект определения, предлагавший опубликовать об избрании Арона Хаимова, он же Аркадий Ефимович. Но здесь-то и возник вопрос в расстановке подлинного и измененного имени. По мнению одних, опубликован должен быть Арон Хаимов. Имя же Аркадий должно быть добавочным. Ибо, по мнению одних, сенат публикует точно сообщения градоначальника. А последний сообщил, что избран Арон Хаимов. Другие указывают на то, что роль сената при опубликовании чисто механическая. Сенат не входит в рассмотрение вопроса по существу. Он только публикует то имя, на которое подано более всего бюллетеней. Ген. Толмачев, хотя и сообщает, что избран Арон Хаимов, но одновременно сообщает, что бюллетени подавались на имя Аркадия Ефимовича. Правильность имени не подлежит пока в данном случае компетенции сената, ибо это относится к области проверки правильности выборов (здесь выделяю уже я - Р.Б.), что составляет предмет ведения Думы. Поэтому другие и предлагают опубликовать Аркадия Ефимовича, причем некоторые даже предлагают вовсе игнорировать имя Арон Хаимов, как имя, которое не получило большинства голосов (невероятно проницательное замечание, это имя вообще никаких голосов не получило! - Р.Б.). На этом споры не кончаются. Некоторые сенаторы указывают, что в своем рапорте ген. Толмачев опять-таки не выполнил обязанностей, возложенных на него законом, и вместо официального оповещения имени избранника, вкратце изложил свой первый рапорт и внес вновь в сенат свои сомнения о правильности избрания А.Е.Бродского. Эти последние полагают послать ген. Толмачеву новый указ, в котором разъяснить упорному одесскому генералу его миссию и указать, что сенату он обязан сообщить результат, полученный от подсчета бюллетеней, а все свои сомнения направить с установленное учреждение. Выдвигать же вопрос о том, какое из двух имен Бродского следует опубликовать и следует ли опубликовывать оба имени, некоторые сенаторы считают недопустимым, ибо закон вполне ясно определяет, что сенату сообщается лишь то имя, за которое подано большинство бюллетеней. Вносить в опубликование два имени в то время, когда бюллетени подавались с одним именем, по мнению некоторых сенаторов, означало бы косвенно участие в критике правильности выборов и могло бы посчитаться таким же уклонением от законом начертанных рамок, какое обнаружил одесский градоначальник".
Вот кто додумается до столь утонченной, хлесткой и весьма радикальной критики власти, бюрократии и выборов? Только очень остроумный и революционно настроенный русский генерал. Вдохновленный столь высокой оценкой своей шутки, генерал продолжил эту тему еще оригинальней:
"Уральский край", 20 ноября, № 248, 1909. Срочная почта. (от наших корреспондентов). Ген. Толмачев и еврейские имена.
"Одесский градоначальник Толмачев потребовал от городской управы дать ему сведения, все ли лица, избранные в попечительный совет еврейской богадельни, - иудейского вероисповедания, и избраны ли они под теми именами, по которым числятся в метрических книгах".
Времена были смутные, мало ли что могло взбрести в голову тем же татарам, к примеру...
Толмачев Иван Николаевич (5.01.1863-после 1929), генерал-лейтенант, Одесский градоначальник, покровитель Черной сотни в Одессе.
К воспоминаниям Витте следует относиться осторожно (Воспоминания Раздел 9, с 929 стр.):
"Как мне говорили, на пост одесского градоначальника он был рекомендован всесильным в то время председателем союза русского народа, разбойником Дубровиным ("В декабре 1905 года Дубровин добился встречи с великим князем Николаем Николаевичем и убеждал его, что "Витте, побуждаемый жидами, ведет к революции и распадению России"...). По-видимому, Толмачев с Кавказа приехал в Петербург и добился расположения этого негодяя.
Приехавши в Одессу, он являлся первое время, на словах, человеком беспартийным и благонамеренным. Но в непродолжительном времени его фигура выказалась во всей своей непривлекательной неприкосновенности. Он не только не исполнял, игнорировал законы, но прямо наплевал на все законы, ввел абсолютный произвол, вмешивался во все дела, не только государственные, общественные, но и частные.
С особенной силой он преследовал евреев, а так как значительное количество населения в Одессе составляют евреи, ибо Одесса есть город, в котором дозволено евреям жить, то Толмачев во всем видел евреев и жидов, а потому и всех преследовал. Его вмешательство входило во все отрасли жизни города, так например: он запретил в больницах употреблять докторам какие бы то ни было наркотики, кроме хлороформа. Он распоряжался и в учебных заведениях и в университете.
Постепенно, посредством лжи, клеветы и доносов, разогнал во всех учебных заведениях города всех самостоятельных и порядочных людей и поставил всюду своих ставленников, - людей, большею частью, или совсем ничтожных, или таких, которые с легкостью продают свою совесть и честь.
Посредством давления он разогнал всех более или менее порядочных деятелей городского управления и насажал туда союзников и черносотенцев, или людей с продажною честью. Одновременно он дебоширничал в ресторанах и в различных заведениях с продажными девицами.
Конечно, с самого начала он бросился в объятия черносотенных партии и главы их, графа Коновницына ("В к. 1907 одесским градоначальником и И. О. генерал-губернатора был назначен И. Н. Толмачев, с которым у Коновницына сразу не сложились отношения. Толмачев стремился подчинить монархические организации местной власти, а гр. Коновницын, имевший, благодаря родственным связям, влияние в «высших сферах» в Петербурге, не желал подчиняться градоначальнику. Толмачев установил слежку за ним. Среди прочего, филер докладывал, что граф каждый день приезжал домой пьяным в окружении охранявших его союзников, которым он неизменно кричал «Бей жидов, ребята».)..."
"Первое время Толмачев пользовался особым расположением Столыпина. Я сам слыхал от Столыпина о нем самые благоприятные отзывы..."
"Оказывается, что генерал Толмачев, между прочим, практиковал такую систему в отношении некоторых революционеров, настоящих или мнимых, которых Толмачев заподозревал в том, что они имеют намерение покуситься на его жизнь. Он их арестовывал, затем, при переводе из одного арестного места в другое {424} устраивал так, чтобы дать повод арестованному бежать, и как только он бежал, - а для этого иногда сама полиция его уговаривала, - стража в него стреляла и укладывала на месте..."
"После назначения Толмачева Одесским градоначальником, он разгромил всю бывшую Городскую Думу, и в новый состав Думы вошли преимущественно черносотенцы и лица по его назначению. В то время Толмачев управлял Одессой так, как в нынешние времена не управляют в своих царствах азиатские неограниченные властители... Мы находимся в таком режиме, что у нас существуют три положения: военное, чрезвычайное и исключительное. Все эти три положения дают громаднейший произвол власти, и затем различные местности России объявляются: одни на военном положении, другие на чрезвычайном, а третьи на исключительном.
Столыпин выдумал еще четвертый вид особого положения. Это, когда местность находится в нормальном состоянии и никакое положение неприменимо в полном объеме, а только начальнику города или губернии дается право издавать обязательные постановления. Пожалуй, последний вид особого положения самый худший, именно потому, что он не регулируется никаким законом, а потому под видом смягчения состояния, в котором находятся жители в данной местности, вводится полнейший произвол администратора. Такой вид положения совершенно соответствует характеру Столыпина: с одной стороны показывается либеральность, а с другой стороны, под видом этой либеральности допускается подличать.
Генерал Пантелеев докладывал результат своего расследования Его Величеству и высказал, что было бы полезно перевести Одессу из военного положения в низший разряд - исключительного; но что {427} Столыпин, хотя этому сочувствует, стеснялся об этом представить Государю, в виду особого расположения Государя к Толмачеву. На это Его Величеству было угодно сказать: что я не понимаю, почему Столыпин думает, что я бы постеснялся перевести Одессу из военного положения в другой вид исключительного положения. Толмачев такой градоначальник, что ему никакого исключительного положения не нужно, он и без всяких исключительных положений всегда сделает то, что сделать подобает, не стесняясь существующими законами".