Психологический практикум в Ясной Поляне
Оригинал взят у sozecatel_51 в Психологический практикум в Ясной Поляне
«Пропадай все пропадом!»
Из дневников зятя Межуева Сухотина. 1906. «... В наше время меня поражает одно многим людям общее свойство, а именно, до чрезмерных размеров развившаяся трусость. Эта трусость особенно резко проявляется при возгласе «руки вверх». Как мало людей сопротивляющихся! Для человека неробкого первое движение это схватить за горло грабителя; для труса - это поднять руки вверх. И это поднимание рук вверх замечается всюду, во всех слоях общества.
И правительство постоянно поднимает руки вверх пред революцией, и помещик трусит пред мужиком, и мужик опрометью бежит пред нагайкой казака или ружьем стражника. Трусость заразительна, и она охватила всех нас, просочилась в наши души. Я лично очень определенно сознаю, что я заражен ею. А в Думе разве мало было примеров трусости?!
Сколько единогласных решений, сколько умолчаний, сколько недоговоренных и неискренних речей имели своим источником все ту же трусость. Если попристальнее вглядишься в это явление, то не можешь не отметить, что на общем фоне этого охватившего нас малодушия яркими фактами выступает проявляемое революционерами мужество перед смертью. И это во всяком случае исключительное, необычное равнодушие перед смертью, эта неустрашаемость перед риском потерять свою жизнь при совершении или после совершения политического убийства, по-моему, заслуживает самого внимательного отношения и неослабного вдумывания.
Как мне ни антипатичны, ни чужды наши террористы и анархисты, но не могу не признать, что эта отмечаемая мною их особенность разделяется ими с христианами первых веков. Это именно то отличительное свойство христиан, которое ставило в тупик и смущало представителей отживающего языческого мира. Страшно было то, что те устрашающие наказания, которые были созданы для того, чтобы удерживать людей от попыток борьбы с существующим государственным строем, оказывались совершенно бессильными, потому что у христиан не только не было страха пред страданием и смертью, но была болезненная жадность к ним. Нечто подобное происходит и теперь. Людей вешают и расстреливают, а они смерть встречают совершенно равнодушно и спокойно.
Если это вообще общее свойство революционеров, а не случайная особенность тех единичных людей, подробности казней которых известны нам, то у правительства выбито из рук последнее оружие для борьбы с разрушителями государственного строя. Удесятерите число казней, результат, значит, будет все один и тот же: никого не запугаешь и никого ни от чего не остановишь. Значит, будет продолжаться все то же самое: банки и винные лавки будут разграбляемы, администраторы и городовые будут убиваемы, пока... чёрт знает, пока что. Это-то пока и может привести в отчаяние человека, призванного спасать государство.
Но если в древних христианах и современных революционерах есть указываемое мною сходство, то между ними есть и существенная разница, а именно: если психология древних христиан в их отношении к страданию и смерти объяснима, то психология соврем‹енных› революц‹ионеров› - для меня по крайней мере - совершенно темна. Ведь революционер не видит пред собой в минуту казни разверзаемых небес, не слышит ангельского пения, а видит пред собой разверзающуюся бездонную, беспросветную пропасть небытия, - и больше ничего.
Откуда же эта готовность жертвовать своей жизнью за убийство самого последнего несчастного безвредного городового? Это для меня загадка без разгадки.
Л.Н. не так смотрит, как я. Он отрицает это сознательное бесстрашное жертвование своей жизнью со стороны революционеров›. Он думает, что приводимые мною для доказательства факты можно легко объяснить тем всеобщим потемнением рассудка и совести, которое стало теперь столь обычным. Это отчаянность будто бы бессознательная, а не сознательное мужество».
P. S. Простоват был зять Межуев Сухотин! Даром, что «образованный» и «просвещенный человек» с «прогрессивными взглядами» на мироустройство!
А вот граф революционеров ЛЮБИЛ - тому пропасть свидетельств, - и психологию их знал по себе: «отчаянность будто бы бессознательная» святыми отцами тысячу раз подробно описана и «запротоколирована». И называется она «одержимостью» (бесами). Только не в коня («интеллигенцию») стал корм. Для нее духовны ОПЫТ Великих Учителей был всего лишь «поповскими сказками».
И еще. Славно учили зятя Межуева Сухотина в университете истории христианства. Такое ощущение, что профессора истории были поголовно стихийные фрейдисты.
«Пропадай все пропадом!»
Из дневников зятя Межуева Сухотина. 1906. «... В наше время меня поражает одно многим людям общее свойство, а именно, до чрезмерных размеров развившаяся трусость. Эта трусость особенно резко проявляется при возгласе «руки вверх». Как мало людей сопротивляющихся! Для человека неробкого первое движение это схватить за горло грабителя; для труса - это поднять руки вверх. И это поднимание рук вверх замечается всюду, во всех слоях общества.
И правительство постоянно поднимает руки вверх пред революцией, и помещик трусит пред мужиком, и мужик опрометью бежит пред нагайкой казака или ружьем стражника. Трусость заразительна, и она охватила всех нас, просочилась в наши души. Я лично очень определенно сознаю, что я заражен ею. А в Думе разве мало было примеров трусости?!
Сколько единогласных решений, сколько умолчаний, сколько недоговоренных и неискренних речей имели своим источником все ту же трусость. Если попристальнее вглядишься в это явление, то не можешь не отметить, что на общем фоне этого охватившего нас малодушия яркими фактами выступает проявляемое революционерами мужество перед смертью. И это во всяком случае исключительное, необычное равнодушие перед смертью, эта неустрашаемость перед риском потерять свою жизнь при совершении или после совершения политического убийства, по-моему, заслуживает самого внимательного отношения и неослабного вдумывания.
Как мне ни антипатичны, ни чужды наши террористы и анархисты, но не могу не признать, что эта отмечаемая мною их особенность разделяется ими с христианами первых веков. Это именно то отличительное свойство христиан, которое ставило в тупик и смущало представителей отживающего языческого мира. Страшно было то, что те устрашающие наказания, которые были созданы для того, чтобы удерживать людей от попыток борьбы с существующим государственным строем, оказывались совершенно бессильными, потому что у христиан не только не было страха пред страданием и смертью, но была болезненная жадность к ним. Нечто подобное происходит и теперь. Людей вешают и расстреливают, а они смерть встречают совершенно равнодушно и спокойно.
Если это вообще общее свойство революционеров, а не случайная особенность тех единичных людей, подробности казней которых известны нам, то у правительства выбито из рук последнее оружие для борьбы с разрушителями государственного строя. Удесятерите число казней, результат, значит, будет все один и тот же: никого не запугаешь и никого ни от чего не остановишь. Значит, будет продолжаться все то же самое: банки и винные лавки будут разграбляемы, администраторы и городовые будут убиваемы, пока... чёрт знает, пока что. Это-то пока и может привести в отчаяние человека, призванного спасать государство.
Но если в древних христианах и современных революционерах есть указываемое мною сходство, то между ними есть и существенная разница, а именно: если психология древних христиан в их отношении к страданию и смерти объяснима, то психология соврем‹енных› революц‹ионеров› - для меня по крайней мере - совершенно темна. Ведь революционер не видит пред собой в минуту казни разверзаемых небес, не слышит ангельского пения, а видит пред собой разверзающуюся бездонную, беспросветную пропасть небытия, - и больше ничего.
Откуда же эта готовность жертвовать своей жизнью за убийство самого последнего несчастного безвредного городового? Это для меня загадка без разгадки.
Л.Н. не так смотрит, как я. Он отрицает это сознательное бесстрашное жертвование своей жизнью со стороны революционеров›. Он думает, что приводимые мною для доказательства факты можно легко объяснить тем всеобщим потемнением рассудка и совести, которое стало теперь столь обычным. Это отчаянность будто бы бессознательная, а не сознательное мужество».
P. S. Простоват был зять Межуев Сухотин! Даром, что «образованный» и «просвещенный человек» с «прогрессивными взглядами» на мироустройство!
А вот граф революционеров ЛЮБИЛ - тому пропасть свидетельств, - и психологию их знал по себе: «отчаянность будто бы бессознательная» святыми отцами тысячу раз подробно описана и «запротоколирована». И называется она «одержимостью» (бесами). Только не в коня («интеллигенцию») стал корм. Для нее духовны ОПЫТ Великих Учителей был всего лишь «поповскими сказками».
И еще. Славно учили зятя Межуева Сухотина в университете истории христианства. Такое ощущение, что профессора истории были поголовно стихийные фрейдисты.