Поставлена точка, и "Крылов" проследовал в издательство. Завершением работы над повествованием стало написание исторического эссе, которое я назвал "Взгляд гения". Оно не очень большое, поэтому я решил поместить его в ЖЖ. Желающие познакомиться, могут сделать это.
Незатейливая история из жизни двух великих людей - Карла Брюллова и Ивана Крылова, возведённых историей в ранг Гения. Под пером Гоголя, который с ними обоими был накоротке, она могла бы получить название «Повесть о том, как Карл Павлович писал портрет Ивана Андреевича».
Впрочем, вполне могло сложиться так, что никакого даже разговора на эту тему не произошло бы, останься автор великого полотна «Последний день Помпеи» в Италии. Однако волею императора он в 1836 году вынужден был вернуться в Петербург.
Далее хотелось бы по порядку. Но это-то и будет самым сложным. Первым совершенно точным фактом имеем: будучи «почётным вольным общником» Академии художеств, Иван Андреевич Крылов участвовал в торжественных академических актах. В частности, вместе с Жуковским он в июне 1836 года чествовал прибывшего в Петербург К. П. Брюллова в торжественном собрании в Академии художеств. Этому есть свидетельское подтверждение от А. Н. Оленина.
Следующий факт, имеющий точные временные координаты, - 2 февраля 1838 года в зале Дворянского собрания торжественно отмечался 50-летний юбилей литературной деятельности Крылова. Редкий случай, когда Иван Андреевич чисто выбрит, опрятно причёсан, облачён в отглаженный фрак. В комиссию по празднованию юбилея Крылова включён и Брюллов. Из чего напрашивается вывод: в глазах общества они были достаточно близки.
Но граф Уваров вычеркнул из первоначального списка имена Виельгорского, Брюллова и Кукольника. Почему - сказать трудно, слишком много привходящих. Исходя из того, что Крылов был на его, брюлловском, чествовании в Академии, инициатива не могла исходить от юбиляра. К тому же с Брюлловым они знакомы давно. Ещё юношей виделись в доме Загоскина. Да и потом встречались в Публичной библиотеке, у Оленина.
А ещё, бывало, нередко сходились они у стрелки Васильевского, где любители свежих устриц и крепкого английского пива собирались в дни, когда прибывали торговые суда. Прямо на набережной для любителей деликатесов вскрывались бочки с устрицами, и шла оживленная говорильня меж знакомыми о том, о сём. Крылов жил буквально в нескольких минутах от Академии, где обретался Брюллов, так что они могли видеться частенько.
Когда у Брюллова родилась мысль писать «Портрет баснописца И. А. Крылова», которому суждено будет стать самым известным полотном с изображением Ивана Андреевича и со временем занять место в Третьяковской галерее?
Вполне могло сложиться так, что ни сегодня, ни раньше не висел бы он в московской галерее по одной простой причине. Судя по тому, что вплоть до 1849 года, когда его купил Василий Перовский, портрет находился в мастерской Брюллова, написан он не по чьему-то заказу, а по собственному побуждению художника из личного уважения к писателю. Не возникло бы оно, и рассуждать сейчас было бы не о чем.
Когда и где создан портрет? Вопрос отнюдь не прост. Ответ придётся раскладывать по полочкам.
На первую положим следующее содержимое. Портрет Крылова Карл Брюллов писал в 1841 году. Об этом сохранились воспоминания ученика Брюллова художника М. Е. Меликова:
«Портреты Жуковского, Крылова, Нестора Васильевича Кукольника, Струговщикова готовились на моих глазах. Особенно памятен мне Крылов, нетерпеливый во время сеансов, с которым Брюллов постоянно разговаривал».
Об этом портрете читаем и у другого ученика Брюллова, художника М. И. Железнова:
«Голова этого портрета, его одежда и фон были написаны в один сеанс, а на том месте, где должна была находиться рука, осталась незакрашенная холстина. Кажется, что необыкновенно удачное начало портрета должно было бы заставить художника позаботиться поскорее приписать к нему руку, но Брюллов не собрался этого сделать до самой смерти Крылова и потом, смеясь, говорил: «Крылов предсказал, что портрет, который я начал с него, никогда но будет окончен».
Теперь займёмся второй полочкой. Подборка информации для неё существенно отличается: в 1839 году в доме писателя Нестора Кукольника замечательный художник Карл Брюллов за один сеанс создал знаменитый портрет Крылова. Рассказывают, что художник усадил его в кресло, набросал на холст контур и тут же сделал подмалёвок: написал голову, одежду, фон. Лишь на месте руки остался незакрашенный холст.
Сразу уточню, что, по другим источникам, происходившее имело место быть в 1838 году. Но суть от этого не меняется.
Как происходил процесс написания? Усадив Крылова в кресло, художник набросал на холст контур фигуры и тут же сделал подмалёвок, то есть нанёс на холст вариант эскиза композиции будущей работы: обозначил пятнами голову, одежду, фон, оставив на месте руки незакрашенный холст. Для этого, действительно, понадобился один сеанс. Тут следует учесть два момента.
Брюллов смог написать столь глубокий портрет в один сеанс, так как, используя его любимое выражение, подошёл к холсту «готовый». То есть имел уже чётко сложившееся представление о внутреннем мире, о человеческой сущности Крылова.
Надо учесть особенности его работы как художника. Карл Брюллов был поистине великим колористом. Его меткость и цепкость глаза были способны различать тончайшие оттенки и тона цветов, чтобы затем передать на холсте качество цвета и света.
И это ещё не всё. Он обладал исключительной памятью художника, хранившей бесчисленные и точные наблюдения, которые позволяла ему совершать работу без натуры. Вспомним: как работал Брюллов, можно судить по тому, что «Последний день Помпеи» писался художником фактически лишь с использованием мимолётных набросков и эскизов.
Тогда с графиней Самойловой было даже проще. Брюллов постоянно видел её рядом и, считывая «ярко выраженные анатомические детали» её лица и тела, откладывал увиденное в своей профессиональной памяти. Важно заметить, что имея перед глазами реальную Самойлову, он не писал с натуры, он подчинял зримые формы канону, запечатлённому в памяти. При этом он не стремился к фотографической точности. Говоря современный языком, у него художественное сознание как бы использовало внутренний Photoshop. Если хотите, он изображал её не такой, какую видел, а такой, какая ему была нужна на полотне. А это был уникальный случай: четыре портретных изображения одной женщины на полотне одной картины.
Первый и единственный сеанс с Крыловым (не было сеансов) проходил в академической мастерской Карла Брюллова, которая располагалась в здании Академии художеств. В тот день Карл Павлович, и впрямь, сделал подмалёвок. Но какой!
Были определены поразительная естественность позы и осанки, естественность как бы и не замечаемой цветовой гаммы, естественность существования фигуры в плоскости холста. Мастер смог воплотить противоречивость натуры в резкой, тревожащей дисгармоничности рта, пухлого, чувственного, с поджатыми губами нечёткого, мятого контура, и уловить не столько выражение глаз, а взгляда живого человека.
Крылов позировал неохотно. Постоянно пересаживался и вставал с кресла, с намерением уйти.
«Карл и зубы ему заговаривал, и заставлял учеников читать вслух, - тучный старик каждые четверть часа с неожиданной лёгкостью поднимался с кресел и твердил, что ему пора, что некогда, что время позднее, что Карл, хотя и Великий, такой же великий лентяй, портрета всё равно не закончит, завтра же забудет про него, только намучит сидением. Карл сердился, хватал Ивана Андреевича за плечи, силком заталкивал обратно в кресло…»
После того сеанса у Брюллова было десять лет (полотно находилось у него в мастерской) для проработки деталей, чтобы довести портрет «до кондиции».
В итоге портрет представляет писателя, который отметил полувековой рубеж своей творческой деятельности. Возраст, пагубные привычки и душевные терзания беспощадно отразились на внешности Крылова. Он весьма некрасивый: небрежно уложенные седые волосы, широкие длинные бакенбарды, густые нависающие брови. На горячем красном фоне выделяется бледное старчески одутловатое лицо писателя. Глубокие рельефные складки тёмного, похоже, что мягкого сюртука подчёркивают его тучную фигуру.
Красная Владимирская ленточка и Аннинского креста и чуть-чуть поблёскивающая серебром звезда Станислава даны незаметно, полуприкрытые бортом сюртука, точно стараются не выпячивать атрибуты сановного портрета.
И мудрый усталый взгляд, который мало соответствует облику добродушного «дедушки» Крылова. В портрете больше трагизма, нежели почтенного умиления. Да и его легендарного благодушия здесь в помине нет. Прошло два года, как Крылов сочинил свою последнюю басню. Он уже тяготится службой в Публичной библиотеке, редко посещает литературные мероприятия и всё больше ведёт уединённый образ жизни.
Своей работой в первый, начальный, ставший единственным, сеанс, когда баснописец позировал, Карл Брюллов остался очень доволен, но попросил Крылова прийти ещё раз для окончания портрета. Иван Андреевич, поднимая воротник шинели, лукаво улыбнулся: «А ведь вы, любезный Карл Павлович, портрет этот, приди я или не приди, никогда не окончите». И оказался прав…
Традиционно пишут, что художник торопился закончить картину за один сеанс, но по неизвестной причине портрет, действительно, не был закончен. Мол, не успел он дописать кисть руки. После ухода из жизни Крылова, чтобы завершить картину, Брюллов попросил сделать гипсовый слепок с руки умершего Ивана Андреевича, но дописывать полотно сам не стал. Заканчивал портрет уже спустя годы ученик Брюллова - Фаддей Горецкий, который пририсовал руку с гипсового слепка покойного баснописца. «Оживить» руку на холсте ему не удалось, поэтому она несколько отличается по живописи и выглядит как инородный телу элемент.
Можно ли утверждать, будто «художник торопился», зная, что портрет находился у него десять (!) лет?
И так ли верно признавать неизвестной причину, по которой портрет баснописца, действительно, не был закончен?
Временами, когда пересматриваешь картины Карла Брюллова, возникает мысль, что он специально не закончил портрет Крылова. Тем паче, что есть целый ряд других полотен, с которыми он проделал подобное. Не исключено, что сей «приём» срабатывал у него в тех случаях, когда возникало желание показать «маскарад жизни». Ведь ещё были «Автопортрет» (1823), «Эрминия у пастухов» (1824), «Портрет В. И. Орлова» (1836), «Осада Пскова польским королём Стефаном Баторием в 1581 году» (1837) и (1843), «Портрет автора и баронессы Е. Н. Меллер-Закомельской с девочкой в лодке» (1830-е), «Портрет А. Я. Петровой» (1841), «Портрет П. И. Кривцова» (1844), «Портрет актёра В. В. Самойлова» (1847) и, в первую очередь, «Вирсавия» (1832).
А ещё нужно добавить, что, вернувшись из Италии в Петербург, Брюллов начал писать императрицу с дочерьми, но так и не пошёл дальше разрозненных этюдов с натуры.
Считается, что из-за отъезда Самойловой в 1840 году художник не успел завершить знаменитую картину «Портрет графини Ю. П. Самойловой, удаляющейся с бала у персидского посланника (с приёмной дочерью Амацилией)». Только вот что важно. Сам Брюллов уже давно пришёл для себя к выводу:
«…если бы истинная законченность заключалась в отделке всех частностей в равной мере, то ни один художник, верно, никогда бы не окончил большого полотна - не хватило бы жизни».
Он, конечно, понимал, что система соподчинения главного и второстепенного необходима, но: «…картина имеет свой главный предмет, какого бы содержания она ни была, следовательно, не должно ли пожертвовать ненужным нужному?» Такой вопрос он обращал брату Фёдору ещё 18 августа 1824 года. И сам же на него отвечал:
«Для сего Рембрандт, Вандик, Рубенс, Жордан и все лучшие художники, как портретные, так и исторические, жертвовали последним первому и чрез что обращают поневоле взор зрителя на главный предмет».
После этого каждому решать самому, насколько завершённым считать «Портрет баснописца И. А. Крылова», который, склоняюсь к тому, был начат (натурный сеанс) в 1839 году и завершён автором (без руки) в 1841-м.
Хотите сказать, что это мне лишь кажется, мол, разыгралось воображение дилетанта? Ан, нет. Вот встретилось суждение профессионала - искусствоведа Григория Голдовского, заведующего отделом живописи XVIII-1-й половины XIX веков Государственного Русского музея:
«У Брюллова, в принципе, мы не найдём ни одного до конца завершённого произведения. Возникает вопрос о знаменитом Брюлловском non finito - неоконченном произведении».
Сам по себе факт занятен. Можно допустить, что он имеет отношение к психологии творчества в целом, правда, с избирательным действием. Можно увидеть в нём особенность творческой личности именно Карла Брюллова. Разматывать этот клубок в мои планы не входит. Но факт остаётся фактом. Демонстративным, и, значит, серьёзным. Хотя, смею думать, к Крылову, по сути, дела не имеющим.
И ещё один штрих, имеющий или не имеющий отношение к портрету И. А. Крылова кисти Карла Брюллова, решать эту «проблему» предоставлю каждому самому.
В 1848 году в конце тяжёлой болезни, которая на семь месяцев уложила Карла Брюллова в постель, художник за два очень коротких сеанса напишет свой знаменитый «Автопортрет» (верх - полуовал).
В один из дней, погрузившись в своё любимое вольтеровское кресло, которое стояло напротив трюмо, Брюллов некоторое время вглядывался в собственное отражение. Затем попросил установить мольберт, принести кисти, краски и набросал на куске картона очертания своего отражения. Работал не более получаса. Слабость уложила его в постель. Но велел подготовить к следующему дню палитру «пожирнее».
Наутро, накинув на себя бархатную куртку и взяв приготовленную палитру, Брюллов сел писать. Через два часа портрет был готов.
Образ, созданный художником, по своей значимости был шире и глубже, нежели просто портретное изображение. Это было философское прочтение образа «больного гения».
Главное в портрете - напряжённый взгляд глубоко ввалившихся глаз творца. Он говорит: «Когда я не сочиняю и не рисую, я не живу». А в остальном - следы перенесённой болезни на измождённом лице, они чувствуются в каждом пальце руки, бессильно свисающей с подлокотника кресла.
Безукоризненно выписанная рука всегда мне напоминает о не написанной «по неизвестной причине» руке Крылова. Я почему-то уверен, что, ещё приступая к «Автопортрету», он держал в голове тот девятилетней давности портрет баснописца, такого же «больного гения», который стал для него большим этюдом, проработанным вариантом для написания своего «Автопортрета».