How Psychedelic Drugs Can Help Patients Face Death
Приветствую! Нет мочи прятать перевод статьи о современных исследованиях в области изучения псилоцибина, опубликованной в TheNewYorkTimes. Прочтите обязательно, оно стоит того.
How Psychedelic Drugs Can Help Patients Face Death
Пэм Шакуде было 55 лет, когда она узнала, что умирает. Вскоре, после удаления опухоли с толстого кишечника, она услышала приговор доктора: стадия 4, метастазы. Ей оставалось от 6 до 14 месяцев. Решительно настроившись отсрочить коварный план болезни, она начала пробегать по несколько миль в день, даже во время изнурительного лечения. Оптимистичная от природы, с чувством собственного достоинства, выразительная, Шакуда - умерла в ноябре 2006 года, превзойдя все ожидания и прожив еще 4 года. Будучи подавленной, когда тревога и депрессия охватили её после преодоления 14 месячного рубежа, её пламя угасало по мере приближения её к биологической смерти. Норберт Литзингер, муж Шакуды, говорит об этом так: “Когда вы находитесь на пути к смерти, вы начинаете задаваться вопросом: Когда? Когда? Доходило до того, что мы не могли спланировать даже самые обычные дела, потому что мы не знали будет ли Пэм жива - концерт, ужин с друзьями; будет ли она все еще здесь?”. Когда пара начала заявлять о своих правах на жизнь, их беспокойство росло по мере приближения к последнему дню.
В то время как её страхи набирали силу, Шакуда узнала об исследованиях проводимых Чарльзом Гробом. Чарльз Гроб, психиатр и исследователь в Harbour?-U.C.L.A. Medical Center, руководящий программой исследования псилоцибина - активного компонента так называемых “magic mushrooms” - испытывал его на больных последней стадией рака, чтобы выяснить, может ли псилоцибин снизить их страх смерти. За 22 месяца до смерти Шакуда стала одной из 12 подопытных. Когда исследование было завершено в 2008 - (и опубликовано в Archives of General Psychiatry в прошлом году) - результаты показали, что прием псилоцибина неизлечимо больными может быть безопасным и одновременно снижает расстройство и депрессию по поводу предстоящей гибели.
Интерес Гроба в силе психоделиков, как к лекарству против страха смерти, не просто навязчивая идея одного ученого. Доктор Джон Халперн, заведующий лабораторией Integrative Psychiatry at McLean Hospital in Belmont Mass, учебного психиатрического госпиталя Harvard Medical School, использовал MDMA - также известный как экстази, для облегчения страха смерти у двух пациентов, больных четвертой стадией рака. Помимо этого, сейчас одновременно проводятся два исследования с использованием псилоцибина в отношении смертельно больных. Одно в New York University’s medical school, возглавляемое Стефаном Россом, другое в Johns Hopkins Bayview Medical Center, где Роланд Гриффитс испытывает псилоцибин на 22 двух больных раком пациентах, планируя вдвое увеличить группу: “Эти исследования находятся на очень ранней стадии, - сказал мне Гроб в начале месяца, - но мы получаем стабильно хорошие результаты”.
Гроб и его коллеги являются частью процесса возрождения научного интереса к лечебной силе психолеликов. Майкл Митхауэр, например, доказал что MDMA является эффективным средством для лечения людей с посттравматическим расстройством. Халперн изучил случаи приема LSD людьми с мигренями и пришел к выводу, что их симптомы значительно уменьшились. Не так давно психоделики были рассмотрены в качестве средства при лечении алкогольной и других зависимостей.
Несмотря на ожидания от этих исследований, Гроб и другие (end-of-life) исследователи (исследователи смерти, предсмертного периода?) осторожны в своих представлениях, дистанцируя себя насколько это возможно от 1960х, когда психоделики были общедоступными и использовались в целом ряде противоречивых исследований, наиболее известное из которых - программа Тимоти Лири по изучению псилоцибина. Гроб описал неистовое употребление наркотиков, которое характеризует “ш(?)естидесятые”, как “выход из под контроля” и отозвался о своей и других исследовательских программах: “Мы стараемся все время оставаться в зоне видимости. Мы хотим быть анти-Лири”(без пробелов). Халперн соглашается: “Мы серьезно настроенные ученые”, - сказал он мне.
Смертельный диагноз Шакуды, в сочетании с её превосходным здоровьем, сделали её идеальным субъектом для исследований Гроба. Начиная с января 2005 года, Гроб и его исследовательская группа протестировали Шакуду несколькими различными способами, в том числе по шкале депрессии Бека и шкале тревожности Спилбергера-Ханина, в целях установления основного психологического состояния Шакуды, а также в целях исключения других серьезных психических заболеваний. “Нам нужны были психически здоровые люди, - сказал Гроб, - люди, у которых депрессия или тревога, не являются последствием душевного расстройства а, - как он пояснил, - являются реакцией на разрушительную болезнь”.
Шакуда приняла участие в двух сеансах, один с псилоцибином, другой с никотиновой кислотой, активным плацебо, вызывающим приток крови к лицу. Исследование проходило с использованием двойного слепого метода, а это означало, что ни исследователи ни исследуемые не знали какое вещество содержится в капсулах. В день первого сеанса, Шакуду провели в комнату со струящимися тканями, заставленную живыми цветами, в целях создания умиротворенной атмосферы в условиях холодных больничных стен. Шакуда проглотила капсулу, легла на кровать и начала ждать. Гроб предложил ей, как обычно предлагал всем пациентам, принести вещи из дома, имеющие особое значение. “Такие объекты обычно наделяют комнату для сеансов особой атмосферой и часто побуждают пациентов задуматься о любимых или важных жизненных событиях”, - говорит Роланд Гриффитс из университета Джона Хопкинса.
“Может быть, это немного примитивно, - говорит Халперн, - но я считаю, что с помощью психоделиков, вы можете увидеть вещи с другого ракурса. Они могут помочь вернуть воспоминания, способствуют самоанализу, они могут быть лакмусовой бумажкой, могут быть заземлением”.
Шакуда принесла несколько фотографий родных, о которых напомнил? Гроб, и зажав их в руке она легла на кровать. С одной стороны рядом с ней находился Гроб, с другой один из его научных сотрудников, каждый из которых оставались с ней на протяжении всего сеанса. Шакуда знала, что после у неё еще будет время для того, чтобы встретится с Гробом и его командой для обработки того, что произойдет в этой комнате. Черная повязка была надета поверх её глаз, позволяя обратить взгляд внутрь себя. Ей дали наушники, в динамиках которых журчали звуки бурной реки, разносились сочные стаккато, глубокий барабанный бой. Каждый час Гроб и его сотрудники проверяли Шакуду, так же (раздельно) как они делали с каждым пациентом, спрашивая все ли у неё в порядке, и измеряли кровяное давление. В какой-то момент Гроб заметил, что сквозь повязку надетую поверх глаз Шакуды проступили слёзы - она плакала. Позже Шакуда призналась ему, что причиной её слёз было чувство глубокого сопереживания, осознания, что именно почувствует её супруг Норберт, когда она умрёт.
Планирование обстановки Гробом: повязка на глаза, личные предметы, мистическая музыка, цветочные ароматы и струящиеся ткани - позаимствованы из работ Станислава Грофа, психиатра, родившегося в Праге, “отца” исследований психоделической медицины для смертельно больных. В середине шестидесятых, до того как понятия вроде: “acid”, “bong», “Deadhead” изменили Американский ландшафт, в то время, когда психоделики еще не были вне закона, потому что большинство людей не знали, что такие вещества существуют, и не было стремления их принимать - Гроф первый начал испытывать психоделики на больных раком пациентах в Spring Grove State Hospital рядом с Baltimore и вести хронику последствий их применения.
Гроф тщательно документировал многие из своих психоделических сеансов и в его различных статьях и книгах, полученных благодаря этим сеансам, он описывал больных раком как пациентов со стиснутыми от страха зубами, которые под влиянием LSD или DPT (дипропилтриптамин) испытывали освобождение от страха смерти, и не только во время психоделического сеанса, но, также, неделями и месяцами спустя. Гроф продолжал свои исследования психоделиков на смертельно больных до тех пор, пока отношение общества к ним не изменилось - рекреационное использование веществ и реакция на них не привела к суровым антинаркотическим законам. (Ричард Никсон во всеуслышание объявил Тимоти Лири “самым опасным человеком в Америке”). Прекратились финансирования психоделических исследований и Гроф переключил своё внимание на разработку альтернативных методов доступа к более высоким состояниям сознания. Только сейчас, спустя десятилетия, Гроб и несколько его коллег ученых считают, что они могут пересмотреть методы Грофа, не рискуя своей репутацией.
Норберт Литзингер вспоминает как забрал жену из медицинского центра после её первого сеанса и видел, что эта глубоко опечаленная женщина “светилась изнутри”. До того как Шакуда умерла, она рассказала о своем приеме псилоцибина на видео: “Я почувствовала как волна эмоций нахлынула на меня… Вся суть вещей стала такой ясной, - сказала она глядя прямо в объектив, - Я начала плакать… Все было таким чётким и продолжало захлёстывать меня… затем начало рассеиваться, и я начала смотреть на некоторые вещи по другому… Я начала понимать, что весь этот страх и чувство вины были препятствием… тому, чтобы максимально наслаждаться всем временем, что у меня есть”. Шакуда продолжала объяснять, что под воздействием псилоцибина, она пришла к очень глубокому, внутреннему пониманию, что “все это” было настоящим, здесь и сейчас, теперь это знание принадлежало ей.
Две недели спустя после приема Шакудой псилоцибина, Гроб перепроверил уровень тревоги и депрессии. Среди всех испытуемых он обнаружил, что их оценки по шкале тревоги и через один и через три месяца после лечения, “демонстрировали устойчивое снижение”, - пишут исследователи в The Archives of General Psychiatry. Они также обнаружили, что оценки по шкале депрессии Бека оставались низкими у пациентов, даже после 6 месяцев наблюдения. “Доза псилоцибина, которую мы даем пациентам, существенно меньше, нежели доза в исследованиях Станислава Грофа, - сказал мне Гроб., - Тем не менее, даже такое скромное количество препарата, может уменьшить тревогу и страх смерти”.
Лаури Ример пережила лейкемию в возрасте 48 лет. До болезни она была анестезиологом и приверженным агностиком, который верит в такие понятия как “аргументированность” и “достоверность”, научный метод был её путем к истине. Ример вспоминает то утро, когда все изменилось, когда уставшая она врезалась в перила и увидела, как багровый синяк стремительно образовался на её бледной коже, тогда она поняла - что-то не так. После биопсии костного мозга и постановки диагноза её ждал ужасный путь к восстановлению, которое ожидало её в лучшем случае. “Я верила, что собираюсь умереть”, - сказала мне Ример.
Ример прошла через лейкемию, вскоре она вошла в ремиссию, но болезнь и ужасные процедуры, через которые ей пришлось пройти, оставили глубокий шрам на её душе, глубокий страх того, что болезнь вернется сделал невозможным для неё испытывать радости жизни. Болезнь поджидала её за каждым углом. “Когда я была на волосок от смерти, я не так боялась умереть, - говорит Ример, - но, как только я вошла в ремиссию, я испытала сильный страх и тревогу от того, что это снова повторится и я умру”.
В самый разгар этого страха, в один из майских дней 2010 года, Ример узнала об исследовании Гриффитса в Johns Hopkins. В течении нескольких лет Гриффист изучал эффекты псилоцибина на здоровых пациентах. Он хотел доказать, что особая доза вещества может вызвать мистические состояния, схожие с естественными: навроде духовного прозрения Жанны Д’Арк или Павла по дороге в Дамаск. Гриффитс рассказал, что он и его команда исследователей установили идеальную дозировку - от 20 до 30 миллиграммов псилоцибина. Такое количество не только наверняка вызывает “мистические прозрения”, но также вызывает “устойчивые позитивные изменения в отношениях к миру, настроении и поведении” у обследованных добровольцев. В частности, при проведении Гриффитсом психологического теста Death Transcendence? Scale (лучше перевести, но я не знаю, как ☺), за время 14 месячного наблюдения он увидел, что количество мнений в группе, что “Смерть это не конец, а только часть процесса” и “Моя смерть не будет концом моего существования”, существенно возросли.
“После переживания трансцендентного опыта, люди начинают намного меньше испытывать страх перед смертью”, - говорит Гриффитс. Четырнадцатью месяцами спустя, после участия в исследовании псилоцибина, которое было опубликовано в The Journal of Psychopharmacology в прошлом году, 94 процента участников сказали, что опыт, который они пережели, был один из пяти самых значимых в их жизни, 39 процентов заявили, что это был самый значимый для них опыт.
Интересуясь сможет ли он увидеть изменения в поведении неизлечимо больных, он разработал исследование, в ходе которого пациенты принимали высокие дозы псилоцибина (больше чем предлагал Гроб) во время первого сеанса и дозу, которая варьировалась от пациента к пациенту во время второго сеанса. Поскольку исследования в настоящее время продолжаются, Гриффист не комментирует точное количество препарата, но говорит, что “в выборе дозировки в исследованиях с раковыми больными мы отталкиваемся от предыдущих исследований”.
В конце сентября 2010 года Лаури Ример впервые приняла псилоцибин. “В основном я просто плакала на этом сеансе”, - говорит она. Тремя неделями позже, она вернулась в Johns Hopkins, чтобы снова принять псилоцибин. Она помнит уютную комнату с большим плюшевым диваном, помнит как Гриффитс вошел в комнату и пожелал ей успеха. С собой у Ример были фотографии её детей и предметы, которые напоминали ей о недавно скончавшемся отце. После приема капсулы с псилоцибином, Ример сидела с двумя координаторами и смотрела на памятные вещи. Она говорила о том, что каждый из предметов значит для неё, дожидаясь пока псилоцибин не начнёт действовать, комментируя своё внутреннее состояние. “Это случилось”, - сказала она мне. “Сначала я сидела на диване и рассказывала про детское одеяло моей дочери, которое я принесла с собой, затем я легла на спину. Ассистент приглушил свет в комнате. Поверх глаз мне повязали платок. Они надели на меня наушники, и музыка начала литься сквозь мои уши. Немного оперы. Немного церковной музыки. Немного мистической. Была чаша с виноградом; большими сочными виноградинами”, - говорит Ример, и она помнит его сладость, свежесть, помнит маленькие виноградные косточки, вмурованные в желе.
Как только препарат подействовал Ример легла и скользила по волнам музыки. Ример сказала, что её разум похож на ряд комнат, и она может входить и выходить в эти комнаты с поразительной легкостью. В одной из комнат находилась та печаль, которую пережил её отец, когда у Ример нашли лейкемию. В другой - скорбь её матери, в третьей - её детей. В еще одной комнате она увидела как отец отнесся к её ремиссии. “Я могла видеть вещи его глазами, или глазами матери, глазами моих детей; я могла видеть то, через что им пришлось пройти, когда мне было так плохо”.
Ример приняла псилоцибин примерно в 9 часов утра, и его эффекты продолжались в течении следующих 7 часов. Этой ночью, дома она спала крепким сном. Темнота окончательно прекратила её пугать, и она была готова принять смерть, не потому что знала, что она еще вернется за ней, а потому что “тьма” больше не была такой пугающей”. Почему она стала меньше бояться смерти, ей тяжело объяснить: “Сейчас я имею ясное представление, что есть нечто большее, - говорит она, - так много разной жизни. Я обрела чувство, что смерть больше не является концом, а только часть процесса, часть путешествия сквозь различные сферы, различные формы существования”.
После экспериментов Ример с псилоцибином, она стала жить отдельно от супруга. В итоге, она прекратила заниматься медициной, она начала регулярно медитировать. Она купила дом. “Я где-то читала, что с моим видом лейкоза, даже если я останусь в стадии ремиссии, всё, на что я могу рассчитывать, это от 15 до 20 лет. Таков мой приговор. Хорошо, я умру, но после смерти будет следующий этап. И в это я сейчас верю”.
Ученые признают, что пока не ясно как псилоцибин снижает страх смерти у человека, не просто во время сеанса, но и месяцами спустя. “Это мистика, - говорит Гроб, - Я на самом деле не имею определённо точного ответа как именно препарат ослабляет страх смерти, но мы знаем, что с незапамятных времен люди, преобразующие духовный опыт, приходят к очень необыкновенному видению себя и мира вокруг них, таким образом позволяя иметь особое представления о их собственной смерти”.
“В состоянии изменённого сознания в момент приема психоделиков, - говорит Халперн, - вы получаете опыт, чувствуя что-то, частью чего вы являетесь, чего-то большего чем вы, что существует ослепительное единство, к которому вы принадлежите, что любовь реальна, и осознание этого пропитано глубоким смыслом. Я говорю вам, что вы не забудете этого еще по крайне мере в течении полугода. Опыт, полученный вами, когда вы находитесь на грани смерти, даёт вам веру в нечто большее”.
Если же псилоцибин реально наделяет особенным представлением о жизни, почему тогда сотни или даже тысячи Американцев, употреблявших «magic mushrooms» в рекреационных целях, не получили подобного глубокого опыта. Гроб объясняет это тем, что в дополнение к тщательно организованному окружению в этих исследованиях, а также наличию возможности обрабатывать опыт с научными сотрудниками, пациенты еще до приема препарата были настроены на получение опыта выходящего за рамки привычного. “В отличие от рекреационных пользователей, мы объясняем ?опыт наперёд, - говорит Гроб, - Мы очень доступно объясняем, что желаемой целью терапии является снижение тревоги, депрессии, примирение с фактом своей смертности”. Другими словами, пациенты имеют намерение получить преобразующий их опыт. Гроб говорит, что псилоцибин, применяемый в подобных условиях, можно считать “экзистенциальной медициной”.
Несмотря на всю красноречивость этих объяснений, всё же чувствуется что-то загадочное вокруг этого феномена, когда раковый больной принимает таблетку и преодолевает страх смерти не на миг, а на недели и месяцы. Недавнее британское исследование, опубликованное in The Proceedings of the National Academy of Sciences в начале этого года может положить начало пониманию того, что именно происходит. В этом исследовании Дэвид Дж. Натт, психиатр в Imperial College London и его команда использовали МРТ для сканирования здоровых добровольцев, находящихся под воздействием псилоцибина, для того, чтобы “зафиксировать переход от нормального бодрствующего сознания в психоделическое состояние”. Исследователи обнаружили, что состояние “безграничного осознания”, которое сопровождает прием псилоцибина, связанна с деактивацией отдельных участков мозга, которые объединяют наши чувства и наши представления о самих себе. У склонных к депрессиям личностей, объясняет Натт, один из участков в коре задней части поясной извилины гиперактивен, и псилоцибин может подействовать так, что отключит его. Натт планирует провести исследование воздействия псилоцибина на склонных к депрессиям пациентах с целью установления - может ли вещество ослабить некоторые из самых стойких симптомов депрессии.
Может быть, раковые больные пациенты способны усвоить положительные эффекты от псилоцибина, потому что они переживают опыт эксперимента снова и снова с командой исследователей, тем самым изменяют способ, которым мозг кодирует положительные воспоминания. Этот феномен может быть подобен тому, как работают другие участки памяти; когда мы вспоминаем что - нибудь вкусно пахнущее, то обонятельные нейроны в нашем мозгу начинают возбуждаться; когда мы представляем себе бег, наша моторная кора начинает гудеть (искриться). Если это так, тогда просто вспоминая психоделическое путешествие можно воскресить соответствующие нейроны, позволяя человеку переосмыслить понимание, осознание, веру.
По причине того, что Гроб и другие исследователи психоделиков осторожно отделили свои исследования от тени 1960, они имеют сложные отношения с “психоделическим” адвокатом Риком Доблином, основателем и директором Multidisciplinary Association for Psychedelic Study (MAPS), расположенной в Санта Круз, Калифорнии. Доблин не психиатр - его призвание государственная политика, окончил Harvard’s Kennedy School и его миссия - легализовать психоделики таким образом, чтобы они стали доступны “широкому спектру клинических исследований, - говорит он, - кроме того, эти вещества должны быть доступны не только для больных людей, но также и для личностного роста, духовности, консультирования пар”.
В далеком будущем Гроб представляет себе возможность существования “центров для умирания”, где умирающие могли бы принять псилоцибин под присмотром специально обученных сотрудников. Он задается вопросом: “Почему мы ограничиваем исследования только смертельно больными? Ведь это мощное средство может быть применено к молодым людям, которые могли бы извлечь пользу из этого гораздо раньше”.
Люди, которые пробовали псилоцибин с (не знаю, как, но «признательность», мне кажется, не очень здесь идет), которое они на это потратили, сообщают о глубоком понимание их роли в круговороте жизни и об увеличении мотивации проживать жизнь со смыслом. “Представьте что вы позволили бы молодым людям, имеющим перед собой целую жизнь, пройти такой вид терапии, - говорит Доблин, - Только представьте какую жизнь они могли бы тогда создать”.
Если Дэвид Натт, в Великобритании, способен доказать эффективность псилоцибина в лечении глубокой депрессии, сможет ли управление по контролю за продуктами и лекарствами рассмотреть вопрос о разрешении использования псилоцибина в этих целях? И если это когда-либо произойдет, не окажемся ли мы на скользкой дорожке? Если псилоцибин могут принимать больные раком, почему например не все кому, скажем, за 75? Если разрешить псилоцибин для людей с синдромами глубокой депрессии, почему не могут принимать их коллеги по несчастью, страдающие в меньшей степени, но живущие в постоянном компромиссах с хроническими болями. Если разрешить страдающим от хронических болей, то почему скажем не разрешить страдающим от агорафобии, запертых круглосуточно в своих тесных квартирах, с лежащими по всюду бутылочками Xanax?
Халперн не особо беспокоится насчет теоретического будущего, во многом потому, что не видит особой надежды в псилоцибине как в лекарстве. “У них нет денег на это, - говорит он, - Какая фармацевтическая компания будет инвестировать миллионы в вещества, которые итак растут повсюду в природе?”. Мнение Гроба более практично, предлагая, в теоретическом будущем, вещества вроде псилоцибина сделать доступными для тех, у кого нет другой альтернативы. “Есть много хороших средств для лечения депрессии, - говорит он, - И расстройств тоже. Вещество вроде псилоцибина, или сам псилоцибин должен быть зарезервирован за теми, у кого отсутствуют другие варианты лечения”.
Кроме того, Гроб сказал мне, что ученые все еще находятся на очень ранней стадии исследований. “Двенадцать человек, - говорит он о размере исследования, - Одно исследование с 12 людьми - не очень авторитетно”. И все же, говоря с ним, вы можете услышать намек на волнение, какой - то душевный подъем: “Мы увидели замечательные и устойчивые изменения в духовном расположении у раковых больных. Представления людей о самих себе преобразовались в лучшую сторону”. Он с нетерпением ждет того дня, сказал он мне, когда Гриффитс и Росс “переработают все данные” с их текущих исследований. Гроб говорит: “То, что они рассказывают об увиденном, звучит очень позитивно”. Возможно, нам и не нужно понимать, как именно работает псилоцибин, а принять, это так, как говорит Халперн: “Когда вы объединяете химические препараты, материю и дух, вы получаете искры. Вы получаете магию”.
“When you combine the chemical, the corporeal and the spiritual, you get a spark. You get magic”.
How Psychedelic Drugs Can Help Patients Face Death
Пэм Шакуде было 55 лет, когда она узнала, что умирает. Вскоре, после удаления опухоли с толстого кишечника, она услышала приговор доктора: стадия 4, метастазы. Ей оставалось от 6 до 14 месяцев. Решительно настроившись отсрочить коварный план болезни, она начала пробегать по несколько миль в день, даже во время изнурительного лечения. Оптимистичная от природы, с чувством собственного достоинства, выразительная, Шакуда - умерла в ноябре 2006 года, превзойдя все ожидания и прожив еще 4 года. Будучи подавленной, когда тревога и депрессия охватили её после преодоления 14 месячного рубежа, её пламя угасало по мере приближения её к биологической смерти. Норберт Литзингер, муж Шакуды, говорит об этом так: “Когда вы находитесь на пути к смерти, вы начинаете задаваться вопросом: Когда? Когда? Доходило до того, что мы не могли спланировать даже самые обычные дела, потому что мы не знали будет ли Пэм жива - концерт, ужин с друзьями; будет ли она все еще здесь?”. Когда пара начала заявлять о своих правах на жизнь, их беспокойство росло по мере приближения к последнему дню.
В то время как её страхи набирали силу, Шакуда узнала об исследованиях проводимых Чарльзом Гробом. Чарльз Гроб, психиатр и исследователь в Harbour?-U.C.L.A. Medical Center, руководящий программой исследования псилоцибина - активного компонента так называемых “magic mushrooms” - испытывал его на больных последней стадией рака, чтобы выяснить, может ли псилоцибин снизить их страх смерти. За 22 месяца до смерти Шакуда стала одной из 12 подопытных. Когда исследование было завершено в 2008 - (и опубликовано в Archives of General Psychiatry в прошлом году) - результаты показали, что прием псилоцибина неизлечимо больными может быть безопасным и одновременно снижает расстройство и депрессию по поводу предстоящей гибели.
Интерес Гроба в силе психоделиков, как к лекарству против страха смерти, не просто навязчивая идея одного ученого. Доктор Джон Халперн, заведующий лабораторией Integrative Psychiatry at McLean Hospital in Belmont Mass, учебного психиатрического госпиталя Harvard Medical School, использовал MDMA - также известный как экстази, для облегчения страха смерти у двух пациентов, больных четвертой стадией рака. Помимо этого, сейчас одновременно проводятся два исследования с использованием псилоцибина в отношении смертельно больных. Одно в New York University’s medical school, возглавляемое Стефаном Россом, другое в Johns Hopkins Bayview Medical Center, где Роланд Гриффитс испытывает псилоцибин на 22 двух больных раком пациентах, планируя вдвое увеличить группу: “Эти исследования находятся на очень ранней стадии, - сказал мне Гроб в начале месяца, - но мы получаем стабильно хорошие результаты”.
Гроб и его коллеги являются частью процесса возрождения научного интереса к лечебной силе психолеликов. Майкл Митхауэр, например, доказал что MDMA является эффективным средством для лечения людей с посттравматическим расстройством. Халперн изучил случаи приема LSD людьми с мигренями и пришел к выводу, что их симптомы значительно уменьшились. Не так давно психоделики были рассмотрены в качестве средства при лечении алкогольной и других зависимостей.
Несмотря на ожидания от этих исследований, Гроб и другие (end-of-life) исследователи (исследователи смерти, предсмертного периода?) осторожны в своих представлениях, дистанцируя себя насколько это возможно от 1960х, когда психоделики были общедоступными и использовались в целом ряде противоречивых исследований, наиболее известное из которых - программа Тимоти Лири по изучению псилоцибина. Гроб описал неистовое употребление наркотиков, которое характеризует “ш(?)естидесятые”, как “выход из под контроля” и отозвался о своей и других исследовательских программах: “Мы стараемся все время оставаться в зоне видимости. Мы хотим быть анти-Лири”(без пробелов). Халперн соглашается: “Мы серьезно настроенные ученые”, - сказал он мне.
Смертельный диагноз Шакуды, в сочетании с её превосходным здоровьем, сделали её идеальным субъектом для исследований Гроба. Начиная с января 2005 года, Гроб и его исследовательская группа протестировали Шакуду несколькими различными способами, в том числе по шкале депрессии Бека и шкале тревожности Спилбергера-Ханина, в целях установления основного психологического состояния Шакуды, а также в целях исключения других серьезных психических заболеваний. “Нам нужны были психически здоровые люди, - сказал Гроб, - люди, у которых депрессия или тревога, не являются последствием душевного расстройства а, - как он пояснил, - являются реакцией на разрушительную болезнь”.
Шакуда приняла участие в двух сеансах, один с псилоцибином, другой с никотиновой кислотой, активным плацебо, вызывающим приток крови к лицу. Исследование проходило с использованием двойного слепого метода, а это означало, что ни исследователи ни исследуемые не знали какое вещество содержится в капсулах. В день первого сеанса, Шакуду провели в комнату со струящимися тканями, заставленную живыми цветами, в целях создания умиротворенной атмосферы в условиях холодных больничных стен. Шакуда проглотила капсулу, легла на кровать и начала ждать. Гроб предложил ей, как обычно предлагал всем пациентам, принести вещи из дома, имеющие особое значение. “Такие объекты обычно наделяют комнату для сеансов особой атмосферой и часто побуждают пациентов задуматься о любимых или важных жизненных событиях”, - говорит Роланд Гриффитс из университета Джона Хопкинса.
“Может быть, это немного примитивно, - говорит Халперн, - но я считаю, что с помощью психоделиков, вы можете увидеть вещи с другого ракурса. Они могут помочь вернуть воспоминания, способствуют самоанализу, они могут быть лакмусовой бумажкой, могут быть заземлением”.
Шакуда принесла несколько фотографий родных, о которых напомнил? Гроб, и зажав их в руке она легла на кровать. С одной стороны рядом с ней находился Гроб, с другой один из его научных сотрудников, каждый из которых оставались с ней на протяжении всего сеанса. Шакуда знала, что после у неё еще будет время для того, чтобы встретится с Гробом и его командой для обработки того, что произойдет в этой комнате. Черная повязка была надета поверх её глаз, позволяя обратить взгляд внутрь себя. Ей дали наушники, в динамиках которых журчали звуки бурной реки, разносились сочные стаккато, глубокий барабанный бой. Каждый час Гроб и его сотрудники проверяли Шакуду, так же (раздельно) как они делали с каждым пациентом, спрашивая все ли у неё в порядке, и измеряли кровяное давление. В какой-то момент Гроб заметил, что сквозь повязку надетую поверх глаз Шакуды проступили слёзы - она плакала. Позже Шакуда призналась ему, что причиной её слёз было чувство глубокого сопереживания, осознания, что именно почувствует её супруг Норберт, когда она умрёт.
Планирование обстановки Гробом: повязка на глаза, личные предметы, мистическая музыка, цветочные ароматы и струящиеся ткани - позаимствованы из работ Станислава Грофа, психиатра, родившегося в Праге, “отца” исследований психоделической медицины для смертельно больных. В середине шестидесятых, до того как понятия вроде: “acid”, “bong», “Deadhead” изменили Американский ландшафт, в то время, когда психоделики еще не были вне закона, потому что большинство людей не знали, что такие вещества существуют, и не было стремления их принимать - Гроф первый начал испытывать психоделики на больных раком пациентах в Spring Grove State Hospital рядом с Baltimore и вести хронику последствий их применения.
Гроф тщательно документировал многие из своих психоделических сеансов и в его различных статьях и книгах, полученных благодаря этим сеансам, он описывал больных раком как пациентов со стиснутыми от страха зубами, которые под влиянием LSD или DPT (дипропилтриптамин) испытывали освобождение от страха смерти, и не только во время психоделического сеанса, но, также, неделями и месяцами спустя. Гроф продолжал свои исследования психоделиков на смертельно больных до тех пор, пока отношение общества к ним не изменилось - рекреационное использование веществ и реакция на них не привела к суровым антинаркотическим законам. (Ричард Никсон во всеуслышание объявил Тимоти Лири “самым опасным человеком в Америке”). Прекратились финансирования психоделических исследований и Гроф переключил своё внимание на разработку альтернативных методов доступа к более высоким состояниям сознания. Только сейчас, спустя десятилетия, Гроб и несколько его коллег ученых считают, что они могут пересмотреть методы Грофа, не рискуя своей репутацией.
Норберт Литзингер вспоминает как забрал жену из медицинского центра после её первого сеанса и видел, что эта глубоко опечаленная женщина “светилась изнутри”. До того как Шакуда умерла, она рассказала о своем приеме псилоцибина на видео: “Я почувствовала как волна эмоций нахлынула на меня… Вся суть вещей стала такой ясной, - сказала она глядя прямо в объектив, - Я начала плакать… Все было таким чётким и продолжало захлёстывать меня… затем начало рассеиваться, и я начала смотреть на некоторые вещи по другому… Я начала понимать, что весь этот страх и чувство вины были препятствием… тому, чтобы максимально наслаждаться всем временем, что у меня есть”. Шакуда продолжала объяснять, что под воздействием псилоцибина, она пришла к очень глубокому, внутреннему пониманию, что “все это” было настоящим, здесь и сейчас, теперь это знание принадлежало ей.
Две недели спустя после приема Шакудой псилоцибина, Гроб перепроверил уровень тревоги и депрессии. Среди всех испытуемых он обнаружил, что их оценки по шкале тревоги и через один и через три месяца после лечения, “демонстрировали устойчивое снижение”, - пишут исследователи в The Archives of General Psychiatry. Они также обнаружили, что оценки по шкале депрессии Бека оставались низкими у пациентов, даже после 6 месяцев наблюдения. “Доза псилоцибина, которую мы даем пациентам, существенно меньше, нежели доза в исследованиях Станислава Грофа, - сказал мне Гроб., - Тем не менее, даже такое скромное количество препарата, может уменьшить тревогу и страх смерти”.
Лаури Ример пережила лейкемию в возрасте 48 лет. До болезни она была анестезиологом и приверженным агностиком, который верит в такие понятия как “аргументированность” и “достоверность”, научный метод был её путем к истине. Ример вспоминает то утро, когда все изменилось, когда уставшая она врезалась в перила и увидела, как багровый синяк стремительно образовался на её бледной коже, тогда она поняла - что-то не так. После биопсии костного мозга и постановки диагноза её ждал ужасный путь к восстановлению, которое ожидало её в лучшем случае. “Я верила, что собираюсь умереть”, - сказала мне Ример.
Ример прошла через лейкемию, вскоре она вошла в ремиссию, но болезнь и ужасные процедуры, через которые ей пришлось пройти, оставили глубокий шрам на её душе, глубокий страх того, что болезнь вернется сделал невозможным для неё испытывать радости жизни. Болезнь поджидала её за каждым углом. “Когда я была на волосок от смерти, я не так боялась умереть, - говорит Ример, - но, как только я вошла в ремиссию, я испытала сильный страх и тревогу от того, что это снова повторится и я умру”.
В самый разгар этого страха, в один из майских дней 2010 года, Ример узнала об исследовании Гриффитса в Johns Hopkins. В течении нескольких лет Гриффист изучал эффекты псилоцибина на здоровых пациентах. Он хотел доказать, что особая доза вещества может вызвать мистические состояния, схожие с естественными: навроде духовного прозрения Жанны Д’Арк или Павла по дороге в Дамаск. Гриффитс рассказал, что он и его команда исследователей установили идеальную дозировку - от 20 до 30 миллиграммов псилоцибина. Такое количество не только наверняка вызывает “мистические прозрения”, но также вызывает “устойчивые позитивные изменения в отношениях к миру, настроении и поведении” у обследованных добровольцев. В частности, при проведении Гриффитсом психологического теста Death Transcendence? Scale (лучше перевести, но я не знаю, как ☺), за время 14 месячного наблюдения он увидел, что количество мнений в группе, что “Смерть это не конец, а только часть процесса” и “Моя смерть не будет концом моего существования”, существенно возросли.
“После переживания трансцендентного опыта, люди начинают намного меньше испытывать страх перед смертью”, - говорит Гриффитс. Четырнадцатью месяцами спустя, после участия в исследовании псилоцибина, которое было опубликовано в The Journal of Psychopharmacology в прошлом году, 94 процента участников сказали, что опыт, который они пережели, был один из пяти самых значимых в их жизни, 39 процентов заявили, что это был самый значимый для них опыт.
Интересуясь сможет ли он увидеть изменения в поведении неизлечимо больных, он разработал исследование, в ходе которого пациенты принимали высокие дозы псилоцибина (больше чем предлагал Гроб) во время первого сеанса и дозу, которая варьировалась от пациента к пациенту во время второго сеанса. Поскольку исследования в настоящее время продолжаются, Гриффист не комментирует точное количество препарата, но говорит, что “в выборе дозировки в исследованиях с раковыми больными мы отталкиваемся от предыдущих исследований”.
В конце сентября 2010 года Лаури Ример впервые приняла псилоцибин. “В основном я просто плакала на этом сеансе”, - говорит она. Тремя неделями позже, она вернулась в Johns Hopkins, чтобы снова принять псилоцибин. Она помнит уютную комнату с большим плюшевым диваном, помнит как Гриффитс вошел в комнату и пожелал ей успеха. С собой у Ример были фотографии её детей и предметы, которые напоминали ей о недавно скончавшемся отце. После приема капсулы с псилоцибином, Ример сидела с двумя координаторами и смотрела на памятные вещи. Она говорила о том, что каждый из предметов значит для неё, дожидаясь пока псилоцибин не начнёт действовать, комментируя своё внутреннее состояние. “Это случилось”, - сказала она мне. “Сначала я сидела на диване и рассказывала про детское одеяло моей дочери, которое я принесла с собой, затем я легла на спину. Ассистент приглушил свет в комнате. Поверх глаз мне повязали платок. Они надели на меня наушники, и музыка начала литься сквозь мои уши. Немного оперы. Немного церковной музыки. Немного мистической. Была чаша с виноградом; большими сочными виноградинами”, - говорит Ример, и она помнит его сладость, свежесть, помнит маленькие виноградные косточки, вмурованные в желе.
Как только препарат подействовал Ример легла и скользила по волнам музыки. Ример сказала, что её разум похож на ряд комнат, и она может входить и выходить в эти комнаты с поразительной легкостью. В одной из комнат находилась та печаль, которую пережил её отец, когда у Ример нашли лейкемию. В другой - скорбь её матери, в третьей - её детей. В еще одной комнате она увидела как отец отнесся к её ремиссии. “Я могла видеть вещи его глазами, или глазами матери, глазами моих детей; я могла видеть то, через что им пришлось пройти, когда мне было так плохо”.
Ример приняла псилоцибин примерно в 9 часов утра, и его эффекты продолжались в течении следующих 7 часов. Этой ночью, дома она спала крепким сном. Темнота окончательно прекратила её пугать, и она была готова принять смерть, не потому что знала, что она еще вернется за ней, а потому что “тьма” больше не была такой пугающей”. Почему она стала меньше бояться смерти, ей тяжело объяснить: “Сейчас я имею ясное представление, что есть нечто большее, - говорит она, - так много разной жизни. Я обрела чувство, что смерть больше не является концом, а только часть процесса, часть путешествия сквозь различные сферы, различные формы существования”.
После экспериментов Ример с псилоцибином, она стала жить отдельно от супруга. В итоге, она прекратила заниматься медициной, она начала регулярно медитировать. Она купила дом. “Я где-то читала, что с моим видом лейкоза, даже если я останусь в стадии ремиссии, всё, на что я могу рассчитывать, это от 15 до 20 лет. Таков мой приговор. Хорошо, я умру, но после смерти будет следующий этап. И в это я сейчас верю”.
Ученые признают, что пока не ясно как псилоцибин снижает страх смерти у человека, не просто во время сеанса, но и месяцами спустя. “Это мистика, - говорит Гроб, - Я на самом деле не имею определённо точного ответа как именно препарат ослабляет страх смерти, но мы знаем, что с незапамятных времен люди, преобразующие духовный опыт, приходят к очень необыкновенному видению себя и мира вокруг них, таким образом позволяя иметь особое представления о их собственной смерти”.
“В состоянии изменённого сознания в момент приема психоделиков, - говорит Халперн, - вы получаете опыт, чувствуя что-то, частью чего вы являетесь, чего-то большего чем вы, что существует ослепительное единство, к которому вы принадлежите, что любовь реальна, и осознание этого пропитано глубоким смыслом. Я говорю вам, что вы не забудете этого еще по крайне мере в течении полугода. Опыт, полученный вами, когда вы находитесь на грани смерти, даёт вам веру в нечто большее”.
Если же псилоцибин реально наделяет особенным представлением о жизни, почему тогда сотни или даже тысячи Американцев, употреблявших «magic mushrooms» в рекреационных целях, не получили подобного глубокого опыта. Гроб объясняет это тем, что в дополнение к тщательно организованному окружению в этих исследованиях, а также наличию возможности обрабатывать опыт с научными сотрудниками, пациенты еще до приема препарата были настроены на получение опыта выходящего за рамки привычного. “В отличие от рекреационных пользователей, мы объясняем ?опыт наперёд, - говорит Гроб, - Мы очень доступно объясняем, что желаемой целью терапии является снижение тревоги, депрессии, примирение с фактом своей смертности”. Другими словами, пациенты имеют намерение получить преобразующий их опыт. Гроб говорит, что псилоцибин, применяемый в подобных условиях, можно считать “экзистенциальной медициной”.
Несмотря на всю красноречивость этих объяснений, всё же чувствуется что-то загадочное вокруг этого феномена, когда раковый больной принимает таблетку и преодолевает страх смерти не на миг, а на недели и месяцы. Недавнее британское исследование, опубликованное in The Proceedings of the National Academy of Sciences в начале этого года может положить начало пониманию того, что именно происходит. В этом исследовании Дэвид Дж. Натт, психиатр в Imperial College London и его команда использовали МРТ для сканирования здоровых добровольцев, находящихся под воздействием псилоцибина, для того, чтобы “зафиксировать переход от нормального бодрствующего сознания в психоделическое состояние”. Исследователи обнаружили, что состояние “безграничного осознания”, которое сопровождает прием псилоцибина, связанна с деактивацией отдельных участков мозга, которые объединяют наши чувства и наши представления о самих себе. У склонных к депрессиям личностей, объясняет Натт, один из участков в коре задней части поясной извилины гиперактивен, и псилоцибин может подействовать так, что отключит его. Натт планирует провести исследование воздействия псилоцибина на склонных к депрессиям пациентах с целью установления - может ли вещество ослабить некоторые из самых стойких симптомов депрессии.
Может быть, раковые больные пациенты способны усвоить положительные эффекты от псилоцибина, потому что они переживают опыт эксперимента снова и снова с командой исследователей, тем самым изменяют способ, которым мозг кодирует положительные воспоминания. Этот феномен может быть подобен тому, как работают другие участки памяти; когда мы вспоминаем что - нибудь вкусно пахнущее, то обонятельные нейроны в нашем мозгу начинают возбуждаться; когда мы представляем себе бег, наша моторная кора начинает гудеть (искриться). Если это так, тогда просто вспоминая психоделическое путешествие можно воскресить соответствующие нейроны, позволяя человеку переосмыслить понимание, осознание, веру.
По причине того, что Гроб и другие исследователи психоделиков осторожно отделили свои исследования от тени 1960, они имеют сложные отношения с “психоделическим” адвокатом Риком Доблином, основателем и директором Multidisciplinary Association for Psychedelic Study (MAPS), расположенной в Санта Круз, Калифорнии. Доблин не психиатр - его призвание государственная политика, окончил Harvard’s Kennedy School и его миссия - легализовать психоделики таким образом, чтобы они стали доступны “широкому спектру клинических исследований, - говорит он, - кроме того, эти вещества должны быть доступны не только для больных людей, но также и для личностного роста, духовности, консультирования пар”.
В далеком будущем Гроб представляет себе возможность существования “центров для умирания”, где умирающие могли бы принять псилоцибин под присмотром специально обученных сотрудников. Он задается вопросом: “Почему мы ограничиваем исследования только смертельно больными? Ведь это мощное средство может быть применено к молодым людям, которые могли бы извлечь пользу из этого гораздо раньше”.
Люди, которые пробовали псилоцибин с (не знаю, как, но «признательность», мне кажется, не очень здесь идет), которое они на это потратили, сообщают о глубоком понимание их роли в круговороте жизни и об увеличении мотивации проживать жизнь со смыслом. “Представьте что вы позволили бы молодым людям, имеющим перед собой целую жизнь, пройти такой вид терапии, - говорит Доблин, - Только представьте какую жизнь они могли бы тогда создать”.
Если Дэвид Натт, в Великобритании, способен доказать эффективность псилоцибина в лечении глубокой депрессии, сможет ли управление по контролю за продуктами и лекарствами рассмотреть вопрос о разрешении использования псилоцибина в этих целях? И если это когда-либо произойдет, не окажемся ли мы на скользкой дорожке? Если псилоцибин могут принимать больные раком, почему например не все кому, скажем, за 75? Если разрешить псилоцибин для людей с синдромами глубокой депрессии, почему не могут принимать их коллеги по несчастью, страдающие в меньшей степени, но живущие в постоянном компромиссах с хроническими болями. Если разрешить страдающим от хронических болей, то почему скажем не разрешить страдающим от агорафобии, запертых круглосуточно в своих тесных квартирах, с лежащими по всюду бутылочками Xanax?
Халперн не особо беспокоится насчет теоретического будущего, во многом потому, что не видит особой надежды в псилоцибине как в лекарстве. “У них нет денег на это, - говорит он, - Какая фармацевтическая компания будет инвестировать миллионы в вещества, которые итак растут повсюду в природе?”. Мнение Гроба более практично, предлагая, в теоретическом будущем, вещества вроде псилоцибина сделать доступными для тех, у кого нет другой альтернативы. “Есть много хороших средств для лечения депрессии, - говорит он, - И расстройств тоже. Вещество вроде псилоцибина, или сам псилоцибин должен быть зарезервирован за теми, у кого отсутствуют другие варианты лечения”.
Кроме того, Гроб сказал мне, что ученые все еще находятся на очень ранней стадии исследований. “Двенадцать человек, - говорит он о размере исследования, - Одно исследование с 12 людьми - не очень авторитетно”. И все же, говоря с ним, вы можете услышать намек на волнение, какой - то душевный подъем: “Мы увидели замечательные и устойчивые изменения в духовном расположении у раковых больных. Представления людей о самих себе преобразовались в лучшую сторону”. Он с нетерпением ждет того дня, сказал он мне, когда Гриффитс и Росс “переработают все данные” с их текущих исследований. Гроб говорит: “То, что они рассказывают об увиденном, звучит очень позитивно”. Возможно, нам и не нужно понимать, как именно работает псилоцибин, а принять, это так, как говорит Халперн: “Когда вы объединяете химические препараты, материю и дух, вы получаете искры. Вы получаете магию”.
“When you combine the chemical, the corporeal and the spiritual, you get a spark. You get magic”.