(no subject)
Пусть будет и здесь тоже.
Когда я смотрю на воду, во мне появляется линия, тонкая леска -- от головы до пяток, на уровне груди эта линия натягивается, и мне становится тяжело дышать. Это длится несколько секунд, и я хватаюсь за полотенце. Если полотенце жесткое, то мне повезло, полотенце царапает кожу, и я прихожу в себя. Я снова дышу, я не в воде, мне опять показалось.
С чего все началось? Я не знаю, я забыл, у меня вместо воспоминаний -- затычка как в ванной, которая не дает воде стечь, а мне понять почему, когда я смотрю на воду -- в горле соленый кефир, а легкие сжимаются и хрустят.
Раньше было легче, раньше у меня получалось выводить воду водой - я опускал голову в наполненную раковину, я не боялся задохнуться, потому что я сам решал дышать или не дышать, это помогало. В то утро, когда мне позвонила Катя, я продержался под водой целых 53 секунды. Это было так долго, что я ошалел от восторга, потому что страх -- это комната, когда входишь в него и закрываешь дверь, становишься очень живым, тебе не важно, что там снаружи. Я бы, может, так бы и остался с головой в раковине в тот день, если бы не звонок.
Сначала я ничего не понял, я был еще там, в той комнате страха, и меня душил восторг. А потом -- утро закончилось. В общем, если бы мне рассказали, как оно все в отношениях работает, я бы никогда не согласился ни на какие отношения. Ну, то есть, я не знал, что отношения -- не навсегда. Я не знал, что оно так бывает -- я иду с Катей за руку, мы обсуждаем, например, ее директора, который в общем неплохой парень, но не берет на себя ответственности, какой-то он мягкотелый, этот Михаил. И я хочу что-то добавить, ну в общем, как-то поддержать Катю, ей тяжело, и она устает. Поворачиваюсь, а Кати-то и нет, и моя реплика улетает в осенний воздух, уродливым воздушным шариком в небо, и опять этот соленый кефир в горле. Я не знал, что люди имеют такую особенность -- исчезать из нашей жизни внезапно и беспричинно. Потом я понял, что это всем и всему свойственно -- пропадать, на каждом столбе эти пропавшие - коты и собаки. C предметами тоже какая-то ерунда, вчера потерял ножницы, положил на кухне на столе, точно помню, а теперь их нет, нельзя ни на что полагаться, даже на предметы, вышел на улицу -- возвращаешься, а дома твоего-то и нет. Я никогда не думал, что отношения это не навсегда, что дыры везде, и в эти дыры сваливаются любимые люди, кошки, собаки и ножницы.
В общем, после этого звонка все и началось. Я понял, что всё исчезает, что это только кажется, что под мной пол, а у меня работа, семья, и я контролирую свой страх воды, потому что, как умничка, опускаю голову в раковину каждый божий день, что я солдат, что все у меня будет хорошо, потому что я хороший. На самом деле -- везде дыры, и никого больше нет, кроме меня, а я, со своем среднеконтролируемым страхом воды вообще никому не сдался. В этот момент, -- легкие и треснули, а внутри появилась линия, тонкая леска, что разрезает меня пополам, но никогда -- до конца, и с утра все начинается снова, так и хожу разваливающимся на две части, обхожу разбросанные повсюду дыры, выравниваю дыхание.
Постепенно, я к этому привык, не к дырам, но к собственному страху. Я не пытаюсь больше его победить, я просто организовываю свою жизнь вокруг. Дыры и исчезновение больше меня не интересуют, но я научился использовать минимальное количество воды, правильно организовывать свои маршруты. Раковину, наполненную водой, заменил радиоприемник и метеорологические сводки нескольких радиостанций, так уверен в том, что вернусь сухим. Правда, в тот день, прогнозы не сбылись.
Пора бы уже понять, что именно в тот момент, когда тебе кажется, что ты контролируешь хоть ограниченный, но все-таки кусок твоей жизни, в этот-то момент дыра и прорезается в полу, и все твои защитные конструкции крушат идущие льды. Потом всегда кажется, -- что мог бы этого избежать, послушать еще один прогноз, вернуться домой раньше, взять зонтик, идиот черт возьми. Это как с катастрофой, которая уже свершилась, и которую после постоянно предотвращают исследователи, потому что всегда кажется, что дело за малым, просчитать все заново, выудить внутреннюю логику событий и все вернуть на места.
Короче, как бы там ни было, в тот день все-таки пошел дождь. Я даже не понял, как это случилось, просто почувствовал холодное прикосновение и одновременно тот самый удушливый восторг, как в той раковине с водой, правда здесь не я контролировал - дышать или не дышать, здесь дождь постепенно меня размывал, как застывшую накипь, дождь постепенно меня разламывал, и я долгожданно разваливался на части: больше не солдат, совсем не умничка. Когда я понял, что несколько минут уж не дышу, что все должно было уже кончиться, а я сам должен был уже провалиться в ту дыру вслед за Катей, кошками и ножницами, вода закрыла меня с головой, а мне почему-то хотелось не выкашливать воду из треснувших легких, но хохотать. Тогда-то я и понял, как уныло вода лакает меня, как крулы карлы келеют, как тут там нет дышать, но есть тут где и не так, как вода сквозь меня по горлам, по ушам, как дышать сквозь воду, как вместо пения воздух воды, как плыть переливаться, как синяя соль, жидкое сердце, ил глаз, и какой я живой, какой я живой, какой я живой.