Милости и немилости государевы. Case князя Репнина-Волконского
Про князя Репнина-Волконского, старшего брата того самого Сержа, которому в этом журнале посвящено немало строк, говорят исключительно с положительной стороны.
Вот только он, будучи одним из героев "Сокола и змеи", выходит у меня не совсем уж положительным.
Скажем так, он был один из grand seigneur'ов своего времени. Подобно Михаилу Воронцову, Павлу Киселеву, своему зятю Петру Волконскому и прочим господам. Причем таковым он уже был на момент 1813-го года, когда император Александр поставил его вице-королем Саксонии.
Саксония, как известно, была союзницей Бонапарта до конца. Поэтому и нужно было произвести впечатление на местных жителей такое, чтобы они не жаловались на оккупацию, не молились о возвращении старого, а радовались новому и благословляли "этих душек русских". Собственно, такой же тактики Александр и его команда придерживались в Париже.
Итак, на спасение саксонской экономики князь Репнин потратил миллион - из своего, кстати, кармана. Император Александр обещал ему все компенсировать, поэтому уговорил его денег не жалеть. Любопытно, что Воронцову за покрытие долгов офицеров его экспедиционного корпуса в Мобеже АП ничего не компенсировал, тот растратился так изрядно, что только брак на богатой наследнице поправил его дела. Либо Воронцов был не такой, хм, идеалист, и понимал, что ему расходы не вернут даже под расписку.
В 1816-м году князь Николай становится уже "вице-королем" Малороссии, сделав на этом поприще столько же, сколько Воронцов - для Новороссии.
Потом - известно какие события, в которых был по уши задействован его самый младший брат Серж (отношения между братьями, кстати, были довольно натянутые; Софи в равной степени любила всех, но братья не любили друг друга, так чувствуется из писем и свидетельств современников). Князь Репнин благополучно открещивается от брата и его дела, впрочем, предпринимая попытку его вытащить - но только усугубив ситуацию (это про его свидетельство о том, что, якобы, Пестель принял Сержа в общество накануне свадьбы последнего, фактически за час до нее, а до этого - "ни сном ни духом"). После этого он, как и другие его сиблинги, забивает на Сержа полностью.
Вот только дальше он вляпывается в неприятнейшую ситуацию. Или его специально в нее окунули - дабы не зазнавался.
Итак, в 1827-м году в Полтаве строится институт благородных девиц. Князь выпрашивает из казны 200000 р. Денег не хватает, нужно ровно столько же. И этого оказалось мало - так что он добавляет из своих 65000 р. Здесь-то его и "разоблачают" в неких "попилах" и "откатах", доказывая, что он просто украл второй транш. Но дело завели лишь через 9 лет после происшествия, когда князь Николай уже был в Государственном Совете. В 1836-м его без всякого расследования уволили со службы "за воровство".
Но тут вот что интересно. В том же 1827-м князь обратился к НП с просьбой покрыть ему ту самую сумму, необходимую для строительства учебного заведения, сославшись на обещанную от Александра субсидию, покрывавшую расходы Репнина на устройство дел в Саксонии. НП ответил: "Обещал же брат, а не я". Однако, как видно, историю запомнил отлично и не преминул куснуть Репнина, когда понадобилось.
Герой поста с семейством
Кроме того, недоброжелатели постепенно сообщали Николаю о том, что Репнин "забрал слишком много власти" в Малороссии и собирается становиться чуть ли не гетманом. Николай отлично помнил, чей брат этот его тезка, сколько бы тот не открещивался и не показывал свою благонадёжность. Поэтому он под шумок снял того с должности и приблизил к себе в Петербург, чтобы "понаблюдать за поведением". Очевидно, результаты оказались неутешительными, почему князю и припомнили тот старый долг.
Конечно, последствия лично для Репнина оказались катастрофическими. Ведь все это дело, довольно позорное, тянулось вплоть до самой его смерти, последовавшей в начале 1845-го года, подорвав его физическое и психическое здоровье. Я не сомневаюсь, что князь вполне мог счесть этот скандал местью царя за брата - и при этом, в силу своего характера, клял последними словами не царя, а именно что Сержа. И ровно через два месяца после его похорон пришел его результат - князь, оказывается, ни в чем не повинен, во всем оправдан, и вообще герой.
Николай Первый обожал торжественно миловать и "отпускать грехи". Вспомним сцену, вызывающую умиление у его фанатов до сих пор - как он пришел к умирающему "солнцу русской поэзии", сказал, что "все ему прощает", что позаботится о его семье, и прочая, и прочая. Если бы Пушкин не был в агонии, то такого визита бы не было.
Так и здесь - фигурант уже мертв, теперь можно его "понять и простить".
Сержа НП записал "в мертвые". Известная история - когда дочь Сержа Елена (она же Нелли) приехала в СПб и была представлена своим дядюшкой св. князем Петром Волконским ко двору, где замечена государем, тот спросил: "Это дочь того Волконского, который умер?" - а на ответ, что нет, еще не умер (и царя-таки переживет), вспыхнул: "Если я сказал, что умер, значит, умер!" Каково Нелли было слышать все это - история умалчивает.
К слову, я обратила внимание вот на что: Николай "карал" и "миловал" очень выборочно.
Скажем, зять "того Волконского, который в Сибири" по количеству орденов и медалей, наградных портретов и прочего мог сравняться с Брежневым - носить все это одновременно он просто не мог физически. Занимал высшие должности и пользовался крайней милостью государевой. Стал из "просто" князя - светлейшим. Тот аж был на его похоронах, облобызал руку и лоб покойника, преклонил колени и произвел массу других рыцарских жестов.
И это несмотря на то, что жена оного князя Пьера, Софи, очень откровенно и демонстративно злилась на царя за несправедливость по отношению к "недостойному" брату - но ей ничего за это не было. Ее сделали и первой статс-дамой (правда, заочно), и выдали ей орден св. Екатерины, как водится, оказывали везде почет и внимание. На ее жизни и на карьере мужа и сыновей это совсем не сказалось.
Сравним ситуацию с той же Доротеей фон Ливен, не имевшей никаких личных врагов в числе близких родственников (напротив, с братом-шефом жандармов ее жизнь в РИ должна быть легка и приятна) и не демонстрировавшей, по крайней мере, на словах оппозиционность. Женщина потеряла двух детей-подростков, была в депрессии и больна, поехала лечиться и сменить обстановку - и тут же впала в страшную немилость, сделавшись объектом ненависти со стороны НП. Ни брат, ни муж, которого НП даже и побаивался (похоже на то) не сменили гнев на милость. Потом Доротея уже в России не появилась - в том числе, из-за того, что она являлась там персоной нон-грата. Сыновья ее тоже потерпели - скажем, Николай, который после гибели отца вызвал их и сказал: "Теперь я ваш отец", вычеркнул их самолично из числа предоставляемых к очередной должности. Намек был понят, и они ушли со службы, перечеркнув свои карьерные перспективы.
Здесь-то и пришел черед вопросам, ответы на которые могут не понравиться большим любителем этого "государя-рыцаря".
Вот только он, будучи одним из героев "Сокола и змеи", выходит у меня не совсем уж положительным.
Скажем так, он был один из grand seigneur'ов своего времени. Подобно Михаилу Воронцову, Павлу Киселеву, своему зятю Петру Волконскому и прочим господам. Причем таковым он уже был на момент 1813-го года, когда император Александр поставил его вице-королем Саксонии.
Саксония, как известно, была союзницей Бонапарта до конца. Поэтому и нужно было произвести впечатление на местных жителей такое, чтобы они не жаловались на оккупацию, не молились о возвращении старого, а радовались новому и благословляли "этих душек русских". Собственно, такой же тактики Александр и его команда придерживались в Париже.
Итак, на спасение саксонской экономики князь Репнин потратил миллион - из своего, кстати, кармана. Император Александр обещал ему все компенсировать, поэтому уговорил его денег не жалеть. Любопытно, что Воронцову за покрытие долгов офицеров его экспедиционного корпуса в Мобеже АП ничего не компенсировал, тот растратился так изрядно, что только брак на богатой наследнице поправил его дела. Либо Воронцов был не такой, хм, идеалист, и понимал, что ему расходы не вернут даже под расписку.
В 1816-м году князь Николай становится уже "вице-королем" Малороссии, сделав на этом поприще столько же, сколько Воронцов - для Новороссии.
Потом - известно какие события, в которых был по уши задействован его самый младший брат Серж (отношения между братьями, кстати, были довольно натянутые; Софи в равной степени любила всех, но братья не любили друг друга, так чувствуется из писем и свидетельств современников). Князь Репнин благополучно открещивается от брата и его дела, впрочем, предпринимая попытку его вытащить - но только усугубив ситуацию (это про его свидетельство о том, что, якобы, Пестель принял Сержа в общество накануне свадьбы последнего, фактически за час до нее, а до этого - "ни сном ни духом"). После этого он, как и другие его сиблинги, забивает на Сержа полностью.
Вот только дальше он вляпывается в неприятнейшую ситуацию. Или его специально в нее окунули - дабы не зазнавался.
Итак, в 1827-м году в Полтаве строится институт благородных девиц. Князь выпрашивает из казны 200000 р. Денег не хватает, нужно ровно столько же. И этого оказалось мало - так что он добавляет из своих 65000 р. Здесь-то его и "разоблачают" в неких "попилах" и "откатах", доказывая, что он просто украл второй транш. Но дело завели лишь через 9 лет после происшествия, когда князь Николай уже был в Государственном Совете. В 1836-м его без всякого расследования уволили со службы "за воровство".
Но тут вот что интересно. В том же 1827-м князь обратился к НП с просьбой покрыть ему ту самую сумму, необходимую для строительства учебного заведения, сославшись на обещанную от Александра субсидию, покрывавшую расходы Репнина на устройство дел в Саксонии. НП ответил: "Обещал же брат, а не я". Однако, как видно, историю запомнил отлично и не преминул куснуть Репнина, когда понадобилось.
Герой поста с семейством
Кроме того, недоброжелатели постепенно сообщали Николаю о том, что Репнин "забрал слишком много власти" в Малороссии и собирается становиться чуть ли не гетманом. Николай отлично помнил, чей брат этот его тезка, сколько бы тот не открещивался и не показывал свою благонадёжность. Поэтому он под шумок снял того с должности и приблизил к себе в Петербург, чтобы "понаблюдать за поведением". Очевидно, результаты оказались неутешительными, почему князю и припомнили тот старый долг.
Конечно, последствия лично для Репнина оказались катастрофическими. Ведь все это дело, довольно позорное, тянулось вплоть до самой его смерти, последовавшей в начале 1845-го года, подорвав его физическое и психическое здоровье. Я не сомневаюсь, что князь вполне мог счесть этот скандал местью царя за брата - и при этом, в силу своего характера, клял последними словами не царя, а именно что Сержа. И ровно через два месяца после его похорон пришел его результат - князь, оказывается, ни в чем не повинен, во всем оправдан, и вообще герой.
Николай Первый обожал торжественно миловать и "отпускать грехи". Вспомним сцену, вызывающую умиление у его фанатов до сих пор - как он пришел к умирающему "солнцу русской поэзии", сказал, что "все ему прощает", что позаботится о его семье, и прочая, и прочая. Если бы Пушкин не был в агонии, то такого визита бы не было.
Так и здесь - фигурант уже мертв, теперь можно его "понять и простить".
Сержа НП записал "в мертвые". Известная история - когда дочь Сержа Елена (она же Нелли) приехала в СПб и была представлена своим дядюшкой св. князем Петром Волконским ко двору, где замечена государем, тот спросил: "Это дочь того Волконского, который умер?" - а на ответ, что нет, еще не умер (и царя-таки переживет), вспыхнул: "Если я сказал, что умер, значит, умер!" Каково Нелли было слышать все это - история умалчивает.
К слову, я обратила внимание вот на что: Николай "карал" и "миловал" очень выборочно.
Скажем, зять "того Волконского, который в Сибири" по количеству орденов и медалей, наградных портретов и прочего мог сравняться с Брежневым - носить все это одновременно он просто не мог физически. Занимал высшие должности и пользовался крайней милостью государевой. Стал из "просто" князя - светлейшим. Тот аж был на его похоронах, облобызал руку и лоб покойника, преклонил колени и произвел массу других рыцарских жестов.
И это несмотря на то, что жена оного князя Пьера, Софи, очень откровенно и демонстративно злилась на царя за несправедливость по отношению к "недостойному" брату - но ей ничего за это не было. Ее сделали и первой статс-дамой (правда, заочно), и выдали ей орден св. Екатерины, как водится, оказывали везде почет и внимание. На ее жизни и на карьере мужа и сыновей это совсем не сказалось.
Сравним ситуацию с той же Доротеей фон Ливен, не имевшей никаких личных врагов в числе близких родственников (напротив, с братом-шефом жандармов ее жизнь в РИ должна быть легка и приятна) и не демонстрировавшей, по крайней мере, на словах оппозиционность. Женщина потеряла двух детей-подростков, была в депрессии и больна, поехала лечиться и сменить обстановку - и тут же впала в страшную немилость, сделавшись объектом ненависти со стороны НП. Ни брат, ни муж, которого НП даже и побаивался (похоже на то) не сменили гнев на милость. Потом Доротея уже в России не появилась - в том числе, из-за того, что она являлась там персоной нон-грата. Сыновья ее тоже потерпели - скажем, Николай, который после гибели отца вызвал их и сказал: "Теперь я ваш отец", вычеркнул их самолично из числа предоставляемых к очередной должности. Намек был понят, и они ушли со службы, перечеркнув свои карьерные перспективы.
Здесь-то и пришел черед вопросам, ответы на которые могут не понравиться большим любителем этого "государя-рыцаря".