Про фон Бока еще раз. Расширенное и дополненное.
Я много раз признавалась в любви к книге Яана Кросса "Императорский безумец". Мне зело понравился стиль, каким она написана. Не так сильно, как главные герои - но красиво, автор умеет писать, переводчик (книга изначально создавалась на эстонском) тоже мастерски владеет ремеслом. Однако хотелось бы мне поговорить про главного героя. Про Тимотеуса-Эберхарда, которого зовут в книге просто Тимо.
Да, герб говорящий. Bock - это же просто "козел".
Помнится, я давно еще обратила меня на то, что среди "друзей от четырнадцатого" крайне мало немецких, особенно остзейских фамилий (для тех, кто не знал: Пестель НЕ остзеец, он потомок выходцев из Саксонии).
Ну типичнейшая эстляндская внешность.
Но вот фон Бок стоит особняком. Потому как в обществах никаких не состоял, а вот просто написал проект ("конституцию", как ее называют, хотя по факту она таковой не являлась), хотел ее прочесть в Ландтаге, но перед этим подал царю. Царь ответил тем, что арестовал реформатора и бросил его в Шлиссельбургскую крепость на 9 лет. Там фон Бока и забыли. Никакая влиятельная родня (которая словно испарилась, когда дело приняло серьезный оборот), никакие знакомые и сослуживцы для Бока ничего не смогли сделать. Так его там и забыли. Потом, когда члены тайных обществ, вроде бы как единомышленники узника, пошли по этапу на сибирскую каторгу, Николай даровал Тимотеусу амнистию. Но было поздно. От сидения в одиночной камере у фон Бока произошли необратимые изменения в психике (между прочим, сумасшедшим его объявили и перед арестом; но сейчас он стал сумасшедшим на самом деле). Спустя год после освобождения он застрелился (правда, Кросс полагает, будто его застрелили).
Во всей этой истории есть большие пробелы. Она сразу же вызывает море вопросов. И, признаемся, довольно актуальна нынче, когда инакомыслящих-таки бросают под арест - пусть и не в Шлиссельбургскую крепость.
Почему Александр разозлился на этого безобидного ливонца-одиночку, а про декабристов сказал: "Не мне их судить?"
Волконского на маневрах он просто пожурил (1821 год), перед этим похвалив подготовку его бригады: "Занимайтесь лучше службой, а не управлением моей империи, что у вас получается весьма скверно".
Этого же взял и бросил без суда и следствия под замок, в лучших традициях своего отца.
За что?
Попробую разобраться.
1818 год. Скажем так, непростой. Александр очень долго погружался в мистические настроения, усугубленные его верой в собственную богоизбранность. Разумеется, цари официально и были помазанниками Божьими, но Александр в эту свою миссию поверил всей душой. К тому же, он погрузился во внешнюю политику, не особо обращая внимания на то, что происходит в политике внутренней - ее он отдал на откуп доверенным лицам, не пользующимся популярностью.
Мнения фон Бока, выраженные в его записках, не отличались особой оригинальностью, только вот высказаны были очень резко и безапелляционно. А Александр мог быть обидчив, причем в состоянии вот такой вот mania grandiosa, когда ты основатель богоизбранного союза христианских государей, и чудится, будто бы за спиной у тебя практически крылья, а над головой сияет нимб - обидчив вдвойне.
Ладно бы, если бы твою политику критиковал некий юродивый, вроде Фотия, или какой-нибудь "без лести преданный" человек, которого ты ласково зовешь по отчеству, будто бы дядьку. Нет, проект подает один из твоих офицеров. Остзеец причем. Остзейское рыцарство - особая статья. Вот уже 200 лет они говорили, что служат не России, а Романовым. За верность им была дана довольно широкая автономия. И тут один - пусть "черная овца" из всего стада, - осмеливается критиковать государя. У Александра сразу возникло воспоминание о соотечественнике фон Бока - фон дер Палене, преданном слуге его отца, том самом, который прикрикнул на него: "Полно ребячиться, ступайте царствовать!" В общем, действуя на эмоциях, Александр приказал губернатору Ливонии маркизу Паулуччи арестовать фон Бока. При этом объявил его безумцем. Но полно, безумие лечат в закрытых учреждениях, а не в Шлиссельбургской крепости.
Авторы статей полагают, что "самый цимес" заключался именно что в том, что Тимотеус требовал отмены крепостного права. Но, извините, это был не первый и не последний проект такого рода. В самой идее ничего крамольного не было. Более того, через несколько месяцев после ареста героя "Императорского безумца" крепостное право в Остзейском крае было полностью отменено. На 43 года раньше, чем в самой России. Казалось бы, чего стараться?
Только видится мне - дело не в крепостном праве совсем.
Проект фон Бока был довольно русофильским. Он критикует автономию Остзейского края, критикует даже лютеранство (и набрасывается на его ответвление, пиетизм, весьма распространенное среди тамошних жителей), напирая на то, что все должны моментально обрусеть. Что православие и русский народ - лучшие, и только так и должно быть. То есть, налицо то, что называется "нацпредательством".
Если с проектом знакомился кто-либо среди высокопоставленных остзейцев при Дворе - что они должны были подумать? А такое могло быть - Александр мог отдать очередную эпистулу своего подданного на прочтение кому-нибудь из приближенных. Это одна из версий и она не совсем точна.
Скорее всего, как я повторю, подобные идеи были не своевременны. И форма подачи выбрана весьма оскорбительная.
Пишут, что фон Бок, мол, считал себя имеющим право выбрать такой тон в разговоре с государем. Якобы по "выслуге лет" (типичная боевая биография того времени, своя доля наград, ранений и славы, заслуженной, пожалуй, неплохая карьера, и несколько тайных поручений, в том числе, в 1806-1807 г. в Стамбул и в 1813-1814 году в Лондон, под кураторством другого своего соотечественника, графа Христофора фон Ливена; потом фактом того, что фон Бок краткое время подчинялся Ливену, воспользуется один из братьев арестанта, Георг, чтобы выхлопотать освобождение). И по тому факту, что он считал себя родственником царя - одна из его бабок была бастардкой Петра Первого (якобы; таких бастардов и бастардок у этого правителя было повсюду в нехилом количестве). В итоге, нажал на болевые точки - и реакция последовала незамедлительная и несоразмерная поступку. Учтем, что никого из будущих les amis de quatorze Александр в крепость без суда и следствия не бросал. И Николай тоже разбирался с ними полгода.
В "Императорском безумце" - книге скорее художественной, чем исторической, поскольку недостаток материала Я. Кросс восполнял "правильным посылом" в совокупности с собственным авторским талантом и убедительностью - есть моменты, которые меня смутили.
Тот самый разговор Георга фон Бока с Карлом Ливеном. Он действительно имел место быть. Но не потому что Ливен-старший был какой-то необыкновенно влиятельный вельможа, способный ухватить АП за рукав и заставить сменить гнев на милость. На Александра, во-первых, было невозможно повлиять, во-вторых, Карл фон Ливен с 1801 года жил и действовал не при дворе (у него не было придворной должности, начнем с этого), а в Дерпте. Он мог, конечно, протолкнуть дело далее, тем более проникся делом фон Бока по-человечески (опять же, несмотря на текст романа, где этот весьма достойный человек предстает ханжой, дуболомом, "хуже жандарма Плутаева", и даже лицо у него - не лицо, а "желтоватая лошадиная морда"). Мог бы поговорить с одним из приближенных Александра, А.Н. Голицыным, с коим приятельствовал. Мог бы хотя бы пересилить себя и пообщаться с матерью (с которой он тоже не общался; переписку вела его жена). Или написать в Лондон брату о ситуации с его бывшим подчиненным. Но Георг взял пистолет и начал шантажировать Карла оружием ("тебя убью, себя убью, почему мой брат в тюряге?"), разыгрывая театр одного актера. Ну и что сказал фон Ливен? "Я буду молиться о его душе".
Другой момент. Женитьба фон Бока на этой Эве, горничной, с которой прям любовь-любовь.
Я не увидела здесь любви.
Юлия фон Бок, урожденная фон Берг, была супругой старшего брата Тимотеуса, Карла, но рано умерла. Эстонка Эва служила при ней. И сей оригинал не нашел ничего лучшего, как по смерти госпожи, по которой он втайне вздыхал, жениться на служанке.
Причем тот же Кросс юлит в оценках - то ли это был политический демарш ("я снизошел до этой простолюдинки"), то ли все таки великая любовь. Девушка, понятное дело, полюбила барона. И на этом фоне меня коробило, что он вывозил Эву напоказ, в свет (им, как известно, пришлось венчаться в православном храме, так как ни один пастор не соглашался на брак - и не потому что они были жутко регрессивные, эти пасторы, не потому что родня им всем приказала - найти какого-нибудь вчерашнего студента богословия из того же Дерпта, без году неделя рукоположенного - вообще не проблема; так пожелали молодые - в лютеранстве брак не таинство, поэтому его можно без проблем аннулировать в случае давления родни жениха, например; в православии с этим гораздо сложнее - без весомых причин венчанную пару не разведешь, если союз был добровольным; таким образом, фон Боки обезопасили свой союз). Мол, "смотрите, моя жена всего лишь эстонка, чуть больше животного по рождению, а надо же - обучилась французскому, на пианино играет и поет, не хуже любой высокорожденной фройляйн". То есть, не вижу я тут уважения к женщине. А без уважения любовь испаряется моментально. Так что, герой неоднозначный и странноватый. Безумия не вижу, вижу безмерную наивность и доверчивость. Которая его и сгубила.
Что же касается АП - он положил богатую традицию объявлять инакомыслящих сумасшедшими. И его поступок - который, кстати, не получил очень уж большого общественного резонанса, поскольку тот же фон Бок настроил против себя родню и знакомых - и не только женитьбой на простолюдинке (не он первый, не он последний, надо сказать; "ужас, но не ужас-ужас") и за него особо никто не вступался - конечно, чести не делает. Особенно на фоне событий, которые развернутся далее...
Да, герб говорящий. Bock - это же просто "козел".
Помнится, я давно еще обратила меня на то, что среди "друзей от четырнадцатого" крайне мало немецких, особенно остзейских фамилий (для тех, кто не знал: Пестель НЕ остзеец, он потомок выходцев из Саксонии).
Ну типичнейшая эстляндская внешность.
Но вот фон Бок стоит особняком. Потому как в обществах никаких не состоял, а вот просто написал проект ("конституцию", как ее называют, хотя по факту она таковой не являлась), хотел ее прочесть в Ландтаге, но перед этим подал царю. Царь ответил тем, что арестовал реформатора и бросил его в Шлиссельбургскую крепость на 9 лет. Там фон Бока и забыли. Никакая влиятельная родня (которая словно испарилась, когда дело приняло серьезный оборот), никакие знакомые и сослуживцы для Бока ничего не смогли сделать. Так его там и забыли. Потом, когда члены тайных обществ, вроде бы как единомышленники узника, пошли по этапу на сибирскую каторгу, Николай даровал Тимотеусу амнистию. Но было поздно. От сидения в одиночной камере у фон Бока произошли необратимые изменения в психике (между прочим, сумасшедшим его объявили и перед арестом; но сейчас он стал сумасшедшим на самом деле). Спустя год после освобождения он застрелился (правда, Кросс полагает, будто его застрелили).
Во всей этой истории есть большие пробелы. Она сразу же вызывает море вопросов. И, признаемся, довольно актуальна нынче, когда инакомыслящих-таки бросают под арест - пусть и не в Шлиссельбургскую крепость.
Почему Александр разозлился на этого безобидного ливонца-одиночку, а про декабристов сказал: "Не мне их судить?"
Волконского на маневрах он просто пожурил (1821 год), перед этим похвалив подготовку его бригады: "Занимайтесь лучше службой, а не управлением моей империи, что у вас получается весьма скверно".
Этого же взял и бросил без суда и следствия под замок, в лучших традициях своего отца.
За что?
Попробую разобраться.
1818 год. Скажем так, непростой. Александр очень долго погружался в мистические настроения, усугубленные его верой в собственную богоизбранность. Разумеется, цари официально и были помазанниками Божьими, но Александр в эту свою миссию поверил всей душой. К тому же, он погрузился во внешнюю политику, не особо обращая внимания на то, что происходит в политике внутренней - ее он отдал на откуп доверенным лицам, не пользующимся популярностью.
Мнения фон Бока, выраженные в его записках, не отличались особой оригинальностью, только вот высказаны были очень резко и безапелляционно. А Александр мог быть обидчив, причем в состоянии вот такой вот mania grandiosa, когда ты основатель богоизбранного союза христианских государей, и чудится, будто бы за спиной у тебя практически крылья, а над головой сияет нимб - обидчив вдвойне.
Ладно бы, если бы твою политику критиковал некий юродивый, вроде Фотия, или какой-нибудь "без лести преданный" человек, которого ты ласково зовешь по отчеству, будто бы дядьку. Нет, проект подает один из твоих офицеров. Остзеец причем. Остзейское рыцарство - особая статья. Вот уже 200 лет они говорили, что служат не России, а Романовым. За верность им была дана довольно широкая автономия. И тут один - пусть "черная овца" из всего стада, - осмеливается критиковать государя. У Александра сразу возникло воспоминание о соотечественнике фон Бока - фон дер Палене, преданном слуге его отца, том самом, который прикрикнул на него: "Полно ребячиться, ступайте царствовать!" В общем, действуя на эмоциях, Александр приказал губернатору Ливонии маркизу Паулуччи арестовать фон Бока. При этом объявил его безумцем. Но полно, безумие лечат в закрытых учреждениях, а не в Шлиссельбургской крепости.
Авторы статей полагают, что "самый цимес" заключался именно что в том, что Тимотеус требовал отмены крепостного права. Но, извините, это был не первый и не последний проект такого рода. В самой идее ничего крамольного не было. Более того, через несколько месяцев после ареста героя "Императорского безумца" крепостное право в Остзейском крае было полностью отменено. На 43 года раньше, чем в самой России. Казалось бы, чего стараться?
Только видится мне - дело не в крепостном праве совсем.
Проект фон Бока был довольно русофильским. Он критикует автономию Остзейского края, критикует даже лютеранство (и набрасывается на его ответвление, пиетизм, весьма распространенное среди тамошних жителей), напирая на то, что все должны моментально обрусеть. Что православие и русский народ - лучшие, и только так и должно быть. То есть, налицо то, что называется "нацпредательством".
Если с проектом знакомился кто-либо среди высокопоставленных остзейцев при Дворе - что они должны были подумать? А такое могло быть - Александр мог отдать очередную эпистулу своего подданного на прочтение кому-нибудь из приближенных. Это одна из версий и она не совсем точна.
Скорее всего, как я повторю, подобные идеи были не своевременны. И форма подачи выбрана весьма оскорбительная.
Пишут, что фон Бок, мол, считал себя имеющим право выбрать такой тон в разговоре с государем. Якобы по "выслуге лет" (типичная боевая биография того времени, своя доля наград, ранений и славы, заслуженной, пожалуй, неплохая карьера, и несколько тайных поручений, в том числе, в 1806-1807 г. в Стамбул и в 1813-1814 году в Лондон, под кураторством другого своего соотечественника, графа Христофора фон Ливена; потом фактом того, что фон Бок краткое время подчинялся Ливену, воспользуется один из братьев арестанта, Георг, чтобы выхлопотать освобождение). И по тому факту, что он считал себя родственником царя - одна из его бабок была бастардкой Петра Первого (якобы; таких бастардов и бастардок у этого правителя было повсюду в нехилом количестве). В итоге, нажал на болевые точки - и реакция последовала незамедлительная и несоразмерная поступку. Учтем, что никого из будущих les amis de quatorze Александр в крепость без суда и следствия не бросал. И Николай тоже разбирался с ними полгода.
В "Императорском безумце" - книге скорее художественной, чем исторической, поскольку недостаток материала Я. Кросс восполнял "правильным посылом" в совокупности с собственным авторским талантом и убедительностью - есть моменты, которые меня смутили.
Тот самый разговор Георга фон Бока с Карлом Ливеном. Он действительно имел место быть. Но не потому что Ливен-старший был какой-то необыкновенно влиятельный вельможа, способный ухватить АП за рукав и заставить сменить гнев на милость. На Александра, во-первых, было невозможно повлиять, во-вторых, Карл фон Ливен с 1801 года жил и действовал не при дворе (у него не было придворной должности, начнем с этого), а в Дерпте. Он мог, конечно, протолкнуть дело далее, тем более проникся делом фон Бока по-человечески (опять же, несмотря на текст романа, где этот весьма достойный человек предстает ханжой, дуболомом, "хуже жандарма Плутаева", и даже лицо у него - не лицо, а "желтоватая лошадиная морда"). Мог бы поговорить с одним из приближенных Александра, А.Н. Голицыным, с коим приятельствовал. Мог бы хотя бы пересилить себя и пообщаться с матерью (с которой он тоже не общался; переписку вела его жена). Или написать в Лондон брату о ситуации с его бывшим подчиненным. Но Георг взял пистолет и начал шантажировать Карла оружием ("тебя убью, себя убью, почему мой брат в тюряге?"), разыгрывая театр одного актера. Ну и что сказал фон Ливен? "Я буду молиться о его душе".
Другой момент. Женитьба фон Бока на этой Эве, горничной, с которой прям любовь-любовь.
Я не увидела здесь любви.
Юлия фон Бок, урожденная фон Берг, была супругой старшего брата Тимотеуса, Карла, но рано умерла. Эстонка Эва служила при ней. И сей оригинал не нашел ничего лучшего, как по смерти госпожи, по которой он втайне вздыхал, жениться на служанке.
Причем тот же Кросс юлит в оценках - то ли это был политический демарш ("я снизошел до этой простолюдинки"), то ли все таки великая любовь. Девушка, понятное дело, полюбила барона. И на этом фоне меня коробило, что он вывозил Эву напоказ, в свет (им, как известно, пришлось венчаться в православном храме, так как ни один пастор не соглашался на брак - и не потому что они были жутко регрессивные, эти пасторы, не потому что родня им всем приказала - найти какого-нибудь вчерашнего студента богословия из того же Дерпта, без году неделя рукоположенного - вообще не проблема; так пожелали молодые - в лютеранстве брак не таинство, поэтому его можно без проблем аннулировать в случае давления родни жениха, например; в православии с этим гораздо сложнее - без весомых причин венчанную пару не разведешь, если союз был добровольным; таким образом, фон Боки обезопасили свой союз). Мол, "смотрите, моя жена всего лишь эстонка, чуть больше животного по рождению, а надо же - обучилась французскому, на пианино играет и поет, не хуже любой высокорожденной фройляйн". То есть, не вижу я тут уважения к женщине. А без уважения любовь испаряется моментально. Так что, герой неоднозначный и странноватый. Безумия не вижу, вижу безмерную наивность и доверчивость. Которая его и сгубила.
Что же касается АП - он положил богатую традицию объявлять инакомыслящих сумасшедшими. И его поступок - который, кстати, не получил очень уж большого общественного резонанса, поскольку тот же фон Бок настроил против себя родню и знакомых - и не только женитьбой на простолюдинке (не он первый, не он последний, надо сказать; "ужас, но не ужас-ужас") и за него особо никто не вступался - конечно, чести не делает. Особенно на фоне событий, которые развернутся далее...