Прорыв
Представляю старый-новый фантастический рассказ, относящийся к сборнику "Сказки конца двадцатого века".
Рассказ "Прорыв" написан в середине девяностых. С тех пор правилися, слегка изменялся. Сейчас пришла пора вытащить его на суд читательской аудитории.
В оформлении поста использована иллюстрация художника Альберта Галимова vianer к гротеску Вадима Иванова Taedium Vitae
Погружение в ничто и в этот раз началось для Громова неожиданно и так же неожиданно закончилось. По внутреннему ощущению следователя оно прдолжалось несколько часов, но в реальном времени, видимо, не прошло ещё и секунды - полковник Яхонтов договаривал начатую до этого фразу. Громов провёл рукой по лбу: он никак не мог привыкнуть к странным обморокам, случающимся с ним в последнее время. Иногда приходила мысль сходить к невропатологу, но тогда на карьере пришлось бы поставить крест, да к тому же, думал Громов, других нарушений психики не было и он утешал себя, что по завершении операции возьмёт отпуск и уедет в лесную глушь, подальше от городской жизни. А сейчас готовилась крупномасштабная операция: захват главарей наркомафии и в её реализации капитан Василий Громов был одним из руководителей; сегодняшним утром он получил от своего источника в банде информацию о том, что один из его сослуживцев двурушник. Всё это время Громов тщательно готовился к докладу, выверял каждое слово, надеясь подтолкнуть предателя к ошибочным действиям. Информатору не была известна фамилия и играть приходилось вслепую. Неожиданно во время речи Яхонтова у Громова родился новый, более эффективный план. В свой черёд, внутренне собравшись, он поднялся с места и, когда начал говорить, то с ужасом понял: произносит не то, что продумал в последние минуты, а зачитывает подготовленный доклад; хотел остановиться, но его несло всё дальше. И ещё: он осознал - ему ведомо всё, чему суждено сегодня произойти, вплоть до самого вечера, какое-то наитие открыло мельчайшие подробности предстоящих событий, возникло дежа вю... Громов говорил одно, а думал совершенно о другом, словно чуждая воля завладела его телом...
После совещания Громов ещё и ещё раз пытался разрушить предопределённость, но из этого ничего не получалось, иногда в его сознание вкрадывались как будто чужие мысли, заставляющие совершать поступки, противоположные новым планам. И всё это ему было известно заранее, всё, кроме нескольких приступов, уносящих в небытиё. Громов пытался бороться, пытался, словно мыслящая марионетка, порвать управляющие им нити, но усилия были тщетны. Ему удалось лишь научиться в самом начале приступов отупления на несколько секунд сохранять сознание и в эти мгновения он с удивлением замечал, что окружающие его люди замирали вместе с ним. И трудно было определить то ли это на самом деле, то ли это злые шутки замутнённого сознания.
К вечеру ощущение управляемости пропало и, войдя в свою квартиру, Громов понял, что полностью предоставлен самому себе. Сварил крепчайший кофе и, расположившись в удобном кресле, предался размышлениям.
Да, всё, что он сделал сегодня, было правильным, но можно было всё устроить гораздо действеннее и уже завтра вся крупная рыба была бы в садке, но... Вот это "но" и не давало Громову покоя, вспоминал прочитанные статьи о гипнозе, задавал себе вопрос: кому выгодно его, следователя, таким образом гипнотизировать? Мафии? Заставлять совершать действия против собственной организации? Бессмысленно и глупо... Тогда что же? Раздвоение личности? "Мистер Джекил и доктор Хайд, добро пожаловать в дурдом!" -- невесёлая получилась шутка. А что делать с дежа вю и обмороками? Как это вписывается в концепцию двух личностей, существующих в одном теле? Для построения стройной концепции не хватало данных и, отчаявшись до чего либо додуматься, Громов отправился спать.
Наутро, собираясь на службу, подойдя к двери и отпирая замок, Громова поразило страшное знание будущего. Василий хотел метнуться в комнату к телефону, но непокорное, как и вчера, его стремлениям тело продолжало жить собственной жизнью; своевольные ноги вынесли его на лестничную площадку и ничто вновь набросило на Громова чёрные сети. Огромным напряжением сил ему удалось вырваться из пелены мрака и, первым, что он увидел, была фигура мужчины с поднятым пистолетом в руке. Тренированное тело следователя ушло из под направления выстрела влево и, с перехватом, на киллера...
Громов натолкнулся на неподвижного убийцу и не мог сдвинуть его с места, будто тот был каменным изваянием, тупо смотрящим в то место, где перед этим находилась жертва. Удивлённый необычной неподвижностью преступника, Громов огляделся по сторонам. Внизу, в конце лестничного пролёта, находился ещё один мрачного вида мужчина, пребывающий в той же странной неподвижности. "Обложили!" - мелькнула мысль и тут он заметил непонятным образом висящую в воздухе пулю, взять её не удалось - кусочек металла был непоколебим, продолжая немыслимым образом левитировать; прикрытая дверь в квартиру, ещё не запертая, не открывалась.
Громов отёр со лба холодные капли пота: "Этого не может быть!", но тут же одёрнулся, заставив себя поверить в необычное: "Обмороки связаны с... остановками мира! Не может быть, но это так... Последняя отключка длилась по моему ощущению пять минут, сколько продлится эта, для меня несостоявшаяся, неизвестно... Путь в квартиру к телефону отрезан - дверь не свернуть никакими силами... Без оружия с этими двумя бойцами мне не совладать... Когда выходил, я слышал шум лифта, этот, видимо, вышел из него, дверки не должны были закрыться до конца..."
С превеликим трудом ему удалось протиснуться в узенькую щель меж лифтовых створок и...
До Громова донеслась резкая телефонная трель и он с неописуемым удивлением понял, что каким-то непонятным способом оказался не в лифтовой кабине, а в совершенно незнакомой комнате. Вместо дверей, меж которых он пролезал, была приоткрытая балконная дверь, а рядом с ним - письменный стол с книгой в красочной суперобложке под названием "Красный закат". Он вздрогнул: его последнее дело называлось так же, как эта книга. Неверными руками перевернул титульный лист и прочёл аннотацию: "В романе рассказывается о следователя по особо опасным делам инспекторе Громове, бросившем вызов наркомафии и коррумпированным чиновникам МВД". Лихорадочно листая страницы, быстро улавливал суть повествования, оторопело убеждаясь, что в книге описаны события его, Василия Громова, жизни. Добравшись до страницы с закладкой, с изумлением прочёл: "Пуля, угодившая Громову в грудь, сбила с ног, он пытался подняться, кинуться на противника, но второй выстрел пробил ему голову. Спрятав оружие, киллер спустился вниз на один этаж и вместе с сообщником вошёл в лифт. Операция "Красный закат" надолго застопорилась."
Василий быстро просматривал страницу за страницей, иногда больно щипал себя и убеждался: это всё по-настоящему. От скорочтения и самозкзекуции его оторвал голос:
- А вы, собственно, кто такой?
Подняв голову, он увидел в дверном проёме, ведущим, видимо, в соседнюю комнату, высокую стройную блондинку лет двадцати пяти, облачённую в длинный махровый халат; её длинные распущенные волосы струились по плечам... Впервые в жизни следователь по особо важным делам не нашёлся с ответом, да и что он мог сказать, пришёл по воздуху?
- Так и будем молчать? Учтите, на кухне мой брат и он...
- Капитан милиции Громов.
- А я королева Марго! Сказали бы прямо: домушник по кличке... - она запнулась, увидев развёрнутую красную книжечку, - Поближе можно?
После секундной заминки, Громов решился дать в руки постороннему человеку своё служебное удостоверение, подумав: "Большой беды не случится, да и ситуация эскстраординарная!". Девушка тщательно рассмотрела документ и пренебрежительно вернула назад:
- Придумали бы что-нибудь пооригинальнее: на Арбате фальшивку и получше можно купить!
- Купить?! Да вы знаете, что...
- Знаю. Сейчас вы скажете, мол, приехал из Синегорска, первым делом залез на ваш балкон и решил обчистить хату, в ваших кругах, кажется, так это называется?
- Послушайте, я действительно работаю в милиции и не понимаю, почему вы мне не верите. Хотя, я с вами согласен - это всё очень необычно, но всему можно найти разумное объяснение. Мне тоже хотелось бы кое-что уяснить для себя. Например, какой это город?
В глазах незнакомки запрыгали весёлые искорки, сменяемые тенями напряжённости:
- Вы ещё скажите: напился, сел в поезд и приехал незнамо куда!
- Я не на поезде, я... - он запнулся в поисках подходящих слов.
- А-а, так вы на самолёте, как Женя после бани! Из Синегорска ко мне в Москву, сбежали от невесты!
Василий ошарашенно потёр лоб:
- Москва?
- Не разыгрывайте из себя умалишённого, актёр вы ниже среднего!
- Я в самом деле ничего не понимаю. Примерно десять минут назад я вышел из квартитры...
- Соседей моих решили почистить, чего-то испугались и перелезли ко мне на балкон. Всё понятно!
- А мне ничего не понятно. Подчёркиваю: я вышел из своей собственной квартиры в городе Синегорске десять минут назад...
- Оригинально!
- Но это правда! Поэтому прошу вас разрешить мне воспользоваться вашим телефоном.
- И ключ от квартиры. Впрочем, вы и так уже здесь. Господин Громов или как вас там, перестаньте паясничать! Кстати, где находится ваш любимый Синегорск?
- На Средней Волге.
- Будьте так любезны... Только попрошу вас не делать резких движений, а то я захлопну дверь и останетесь взаперти до приезда милиции или психбригады. Ничего сейчас не говорите, мне просто интересно, что вы потом придумаете... На книжной полке над столом лежит географический атлас, прошу вас отыскать в нём Синегорск, расположенный на Волге.
Громов снял с полки маленький томик школьного атласа, когда-то в детстве и у него был такой же; бывало, он подолгу рассматривал дальние страны, мечтал о путешествиях, а сейчас... Сейчас он тупо уставился на карту России: там, где обычно на крутом волжском берегу располагался кружок города Синегорска, было пустое место. Громов сморгнул, ущипнул себя за руку: без толку - город с многовековой историей на карте не значился.
Бледный Василий растерянно потирал лоб, открывая другой рукой алфавитный указатель...
- Ну, убедились? Какую сказку сейчас расскажете?
Он посмотрел на собеседницу и она представилась ему Валькирией, забирающей в загробный мир души павших викингов; Громов упал на стул, мелькнула мысль: "Я умер!".
- Девушка, ради Бога, не перебивайте меня, я вам всё расскажу по порядку!
Она внимательно в него всмотрелась, медленно кивнула.
- Поверьте, мне трудно осмыслить происшедшее. Всё началось вчера на совещании, хотя, как я уже сейчас думаю, корни событий скрыты много глубже...
Громов рассказал ей всё: и о дежа вю, и об обмороках, о даре предвидения, о вечерних размышлениях, об утренних событиях.
- Тогда я понял: мне удалось вырваться, прорвать оболочку времени и пространства. Понимаете, вокруг меня всё застыло, мир остановился, я не мог войти в квартиру, не знал, когда оживут убийцы, с трудом протискивался в полузакрытые дверцы лифта... Я не знаю, сможете или нет вы представить моё изумление, когда я очутился здесь, в вашей комнате и увидел книгу о себе... Я запутался... И ещё атлас... Что со мной?
- Знаете, я начинаю вам доверять, - девушка переступила порог, - Между прочим, меня зовут Марина. Пойдёмте на кухню, выпьем по чашечке кофе.
- А как вы объясните брату моё неожиданное появление?
- Эх вы, Пинкертон, брата я выдумала, я же тогда не знала кто вы.
- И кто теперь по вашему?
- Следователь Громов! А сейчас, пока варится кофе, напрягите свою фантазию и придумайте версию всего происходящего.
Слова Марины вселили в Громова некоторое подобие спокойствия и он проследовал за ней через проходную комнату на кухню.
Впитывая аромат варящегося напитка, следователь выстраивал одну за другой версии происшедшего и тут же отметал их, как неправдоподобные... Хозяйуа разлила кофе по чашкам, достала из шкапа вазочку с печеньем.
- Знаете, Василий, есть во мне этакая авантюрная жилка и нравятся мне мыслящие мужчины. Итак, поделитесь со мной вашими выводами, следователь!
- У меня две версии, - взявший себя в руки Громов, неторопливо поднёс к губам крохотную чашечку, - Первая: меня убили, я на том свете, а вы светлый ангел, встречающий души за роковой чертой.
- За комплимент спасибо, но я земная девушка из мяса и костей.
- И второе: я попал в параллельный мир, не совпадающий с моим по времени. Каким-то образом писатель прорвал барьер меж мирами, что-то ввыведал и описал мою жизнь за последний месяц. Одна лишь неувязка: если уж он узнал обо мне всё, то почему описал мою смерть, тогда как я жив и здоров?
- Не совсем сходится. Наконец-то вы взяли себя в руки и начали думать, а то были похожи на мокрую курицу.
Василий протестующе поднял ладонь.
- Нет, следователь, подождите. Мне со стороны виднее и теперь мой черёд рассказать вам о вас. Понравится вам это или нет, но вы должны будете принять рассказанное как данность, хотя мне и самой не всё до конца ясно. Но привлекая логику мы сможем добраться до сути. Прошу извинить за менторский тон, но, боюсь, по другому не получится. Вам, следователь по особо важным делам Василий Громов придётся смириться с тем, что вы литературный персонаж, оживший во плоти самым фантастическим образом!
- Так не бывает. Если я, как вы говорите, литературный персонаж, то каким же образом я помню и знаю свою биографию, если в имеющемся у вас романе о моей предшествующей жизни не сказано ни слова?
- Потому что это последняя, десятая по счёту, книга, опубликованная месяц назад. У меня имеются и девять предыдущих, стоят в зале в стенке; в них всё про вас написано, с самого детства. Видимо, Демьяненко, равно как и Конан Дойль когда-то, устал писать про одного и того же героя и решил самым простым способом от него, то есть от вас, избавиться. Но, как видите у него это не получилось, скорее наоборот, он сотворил очень жизнелюбивый персонаж. Я давно уже задумывалась над тем, что писатели, художники да и вообще все творческие люди создают, подобно Господу Богу, реально существующие миры. Надо отметить: Демьяненко постарался на славу, вас он выписал очень жизненно и правдоподобно, иногда казалось, что всё это происходило на самом деле. Далее, ваши потери сознания или, как вы говорите, "провалы" случались тогда, когда читатели отрывались от книг. Последний том я перечитывала в шестой раз и отсюда ваше дежа вю: чем больше раз прочитывалось с начала до конца, тем больше откладывыалось в вашей, живущей для меня в эфемерном мире, памяти. А если ещё учесть размеры тиража и читателей? В конце концов у вас появилось желание совершать собственные поступки, но воля автора и его замысел, подавляли вашу свободу воли, и чем дальше, тем дольше вы сопротивлялись. В этом, пожалуй, и отличаются людские творения от Господних - до самого конца повествования у них отсутствует свобода выбора. Вы - единственное исключение. И, наконец, последнее. Когда ощущалось прекращение давления на психику, в повествовании наступал перерыв. Например, вчера автор привёл вас в дом и на этом закончил описание дня; всю ночь следователь Громов мог совершать незапланированные сюжетом поступки, но утром авторская заданность вернула бы всё на круги своя. Таким вот мне видится положение вещей.
- Марина, вы всё это интересно рассказали, но...
- Василий, давай перейдём на ты: в моём реальном мире знакомых у тебя нет и, видимо, не скоро появятся.
- Хорошо, ты это всё хорошо выстроила, но если рассуждать так дальше, то получается следующее: Демьяненко меня ликвидировал, я мёртв и это написано в его рукописи и в двадцати тысячах томах тиража, но жизнь моя продолжается и как это состыковать с твоей достаточно правдоподобной версией? Если следовать твоей логике развития событий, то я мог очутиться или, если угодно, материализоваться в любом месте, у любого читателя. Джинн из книжки, толоько вот желаний исполнять не умею. Можно закурить?
- Травись на здоровье и меня заодно угости, - Марина выставила на стол пепельницу, - Уже лучше, к пациенту возвращается чувство юмора. А теперь, я надеюсь, ты мне всё-таки расскажешь правду о себе или будем продолжать фантазировать?
Громов поперхнулся дымом:
- Я не понимаю...
Марина неожиданно побледнела, у него в ушах раздался звон, точно такой же, как перед обмороками, хороводом закружились мысли: "Что это? Почему? Не хочу! Не дождётесь!", его охватила злость, он схватил Марину за руку, пытаясь удержаться в реальности.
Мир покачнлся, встал на место, серый туман перед глазами развеялся, лицо Марины приобрело нормальный цвет.
- Что это было?
- Началось... Это очередной провал.
- Но так не бывает!
- Как видишь, бывает. Попробуй чашку приподнять, - и после неудачной попытки хозяйки сдвинуть непокорный предмет, продолжил, - Поздравляю, ты тоже героиня чьего-то романа, лет через сто детишки тебя будут в школе проходить! - эту остановку мира Громов воспринял намного легче, сразу пришёл в себя, наверное оттого, что это произошло не с ним одним.
- Ёрничаете?! Шутки шутите?! - Марина заплакала, - Перестаньте меня гипнотизировать! Прекратите!
Вида рыдающих женщин Громов не выносил и как все мужчины мира терялся в таких случаях...
Дойдя до этого эпизода, я откачнулся от машинки и задумался над продолжением, хотелось написать нечто оригинальное, захватывающее что ли, но в голову ничего не шло; и как мой герой Громов, я тоже не знаю, что делать с плачущими женщинами. А может заменить его, весь этот эпизод к чертям собачьим? А про что тогда писать? Про поиски Демьяненко, как он расставит всё по местам., поможет им вернуться в реальность?
И понял дело не в эпизоде, а в замысле. Сюжет завис и не хочет развиваться дальше, никакой внутренней динамики, не вижу продолжения...
Я потянулся, встал из-за стола и в растрёпанных чувствах отправился на кухню варить кофе. Весь день насмарку пошёл, столько написано и, главное, без толку. Стоит порвать и выбросить, и забыть, но жалко ведь... Или всё-таки попробовать реанимировать это моё мертворождённое дитя? Там... Да, у этого дитяти есть шанс выжить, крохотный совсем. Искусственное дыхание, потом за ушко, да на солнышко.
Надежда засверкала неограненным алмазом в моей душе и я, перелив кофе из джезвы в огромный бокал, устремился назад к измученным машинкой, исчёрканным ручкой и карандашом, листам бумаги, к сигаретам, без которых немыслимо истинное творчество и... непонимающе застыл на пороге: в комнате, в комнате(!), в которой ещё пять минут назад никого не было, находились мужчина и женщина, с интересом изучающие мою, ещё незаконченную даже в замыслах, рукопись. Моего любимого дитя касались чужие грубые и жадные руки! А на месте стеллажа с книгами расположилась широко распахнутая дверь, открывающая вид на обои. Я хотел было возмутиться своевольным вторжением и потребовать непрошенных гостей очистить кабинет и унести с собой дверь, вернуть книги на место, но неожиданно почувствовал: падаю в обморок.
Что-то частенько со мной стали случаться эти обмороки, по внутреннему ощущению кажется: длятся они по нескольку часов, а когда выныриваю из тьмы - стрелки на тех же местах, что и до того, люди договаривают начатые фразы, а сам я в том же положении, словно и не проваливался никуда... А ещё меня преследуют голоса и заставляют совершать поступки, которых я не желаю, будто не я, а они хозяева моих тела и воли, и вот ещё что: чужие мысли бегают в моей голове. Говорят, будто это признаки шизофрении, голоса то есть. Надо бы к психиатру сходить, да ведь в психушку упрячут, а там ни пишущей машинки, ни кофе, ни сигарет... Я погрузился в обморочный мрак и последнее, что заметил: странно возникшие гости с интересом смотрят на меня, пускай глядят, очнусь и всё им выскажу... Мысли кончились...