Хороший архитектор почти всегда неплохой художник, только его архитектурные работы знают все, а живописные - только близкие. В эпоху Возрождения итальянцы Микеланджело, Рафаэль, Брунеллески прославились и построенными зданиями. Так и наш художник Михаил Врубель мог не только писать картины. Его работы можно найти не только в Третьяковке, но и на улицах Москвы.
В Москве Врубель оказался случайно, приехал за очаровавшей его итальянской циркачкой. Здесь он встретил друзей, Коровина и Серова, и решил задержаться. Друзья немедленно повели его к Савве Мамонтову. В Москве конца 19-го века, если появлялся интересный человек - художник, певец или просто красавец, достойный кисти - сразу говорили: «Надо отвезти его к Савве Ивановичу».
В доме Мамонтова на Садовом кольце Врубель появился в немыслимых альпинистских гетрах, и на любимую скульптуру хозяина работы Антокольского заявил: «Это не искусство!» Оригинал Савве Ивановичу понравился, он поселил его в комнате своих сыновей. И Врубель сразу же включился в бурную художественную жизнь этого дома. Он писал по ночам декорации с Серовым для домашнего спектакля, а в кабинете Мамонтова работал над, наверное, самой известный своей картиной, над «Сидящим демоном».
Сегодня, по прошествии ста с лишним лет, Врубель однозначно признан гением, а тогда его незаконченные экспрессивные картины не понимали. В кабинете Мамонтова один чиновник увидел «Сидящего демона». Хозяин смешался: «Ну, это один художник краски для мозаики пробует».
Широта интересов Мамонтова соответствовала всеохватывающему творческому чувству самого Врубеля. В опере Врубель неплохо поет, декорации - пожалуйста, лепка - надо попробовать. Врубель был влюблен в Италию и, возможно, универсализм мастеров Возрождения толкал его на эксперименты. Во дворе дома Мамонтова Врубель построил флигель в романском стиле. Когда-то его украшали майоликовые вставки, но и без них надо обязательно смотреть работу Врубеля-архитектора.
А в гончарной мастерской Мамонтова Врубель начинает работать с майоликой. Получается настолько хорошо, что сегодня практически в каждом художественном музее России есть керамика Врубеля. Она пользовалась спросом, и ее тиражировали, особенно после смерти автора. У нас любить умеют только мертвых. А на очень многих московских домах эпохи модерна есть керамические панно мамонтовской мастерской по эскизам Врубеля. Как вот на этом доходном доме доктора Александрова.
Нижегородская выставка 1896 года была самая представительная из всех. Гиляровский назвал свои заметки с той выставки «Нижегородское обалдение». Впервые помимо промышленных отделов был и художественный, и заведовал им Савва Мамонтов. В художественном отделе под потолком оставались большие пространства, и Савва Иванович заказал Михаилу Врубелю два панно по 100 квадратных метров. Сделать их следовало за 3 месяца.
В Москве Врубель делал эскизы, в Нижнем по квадратам местные художники переводили их на холст. Дописывали набело Коровин и Поленов. Для первого панно Врубель выбрал былину «Микула Селянинович», о мужичке, посрамившем профессиональных воинов. А на втором написал «Принцессу Грезу». В Санкт-Петербурге только отгремела первая постановка этой пьесы Ростана в переводе Щепкиной-Куперник. Немедленно появились духи «Принцесса Греза», вальс, шоколад, модный салон, ювелирная лавка, все - «Принцесса Греза».
Московские дамы умоляли Станиславского поставить пьесу. Он отказался: «Выйдет гадость!» Как всегда едко высказался Чехов: «У Татьяны Куперник только 25 слов: упоение-моление, трепет-лепет, слезы-березы. Но этими словами она пишет чудные стихи».
Комиссия Академии художеств панно забраковала. Савва Мамонтов не сдался, он выплатил художнику обещанные пять тысяч и выстроил отдельный павильон для демонстрации работы. На входе повесили вывеску: «Панно Михаила Врубеля, забракованное Академией художеств». Но Мамонтова убедили скандальную вывеску снять. А когда меценат строил в Москве гостиницу «Метрополь», то решил спорное произведение перевести в керамику и поместить на фасаде. И вот уже больше ста лет «Принцесса Греза» парит над Москвой.
В 19-ом веке Поварская улица была одной из самых аристократических. Особняк, в котором сейчас размещается посольство Кипра, построил архитектор Кузнецов для инженера Дункер, а семья Дункеров попросила Михаила Врубеля заполнить в этом доме три ниши. Тему художник мог выбрать сам. И Врубель решил писать «Суд Париса».
На протяжении веков живописцы изображали трех обнаженных красавиц и юношу с яблоком, ну а Врубель был оригинален, или как осторожно пишут исследователи, современен. Он изобразил три клубящихся пейзажа с фигурами в пене белых складок. Но получился ребус - гадай, где Афродита, а где Афина.
Дункеры «Суд Париса» не поняли, работу не приняли и не заплатили. Врубель начал писать тот же размер панно «Венеция», положив перед собой фотографии города и «моста вздохов». Художник так часто слышал удивленное «Не понимаю», причем от людей, ему симпатизирующих и близких искусству, что привык спокойно отвечать: «Не понимаете, и хорошо!», мол, настоящее искусство не для всех.
Но художнику нужны заказчики иначе так всю жизнь и будешь на содержании у какого-нибудь богача. Отец посетил Михаила в Москве и с горечью заметил: «Ни ложки, ни плошки и, кажется, нет даже черного сюртука!»
Бывают возвышенные врали, на которых никто не обижается, в их байках мужчины всегда герои, а женщины - красавицы. Константин Коровин рассказывал про своего друга Врубеля, что у того два высших образования, и он знает восемь иностранных языков. Это даже попало в некоторые официальные биографии. На самом деле Врубель не написал и заключительного экзамена в университете, и вышел в звании всего лишь действительного студента. Основываясь на этих историях и почти не видя работ художника, архитектор Шехтель пригласила Врубеля оформлять огромный особняк Саввы Морозова, который строился на Спиридоновке.
Шехтель и Врубель подошли друг другу - оба универсалы: книжной иллюстрации, декорации, стилизации. Сибарит и любитель дорогих вещей Шехтель и знаток шампанского Врубель, про которого официанты говорили, что его приятно обслуживать, он понимает хорошую кухню. Михаил не был похож на традиционного художника: никаких мятых бородок, идущих в комплекте с мольбертом бархатных беретов и блуз. Жилетки самого строгого покроя, пробор до шеи и тонкие подкрученные вверх усы.
Для готической столовой особняка Врубель написал панно «Утро», «Полдень» и «Вечер». За три панно Савва Морозов заплатил 7000 рублей.
Архитектор Шехтель пригласил Михаила Врубеля оформить дом еще одного Морозова - Алексея. Для его особняка в Подсосенском переулке художник написал триптих «Фауст». Заказчик заплатил 5000 рублей, и Михаил немедленно закатил пир для званых и незваных. Друзья утверждают, что он потратил все, даже остался должен рестораторам.
Возможно. Но точно известно, что после этого загула Врубель написал поверх уже готового портрета купца, который ему долго позировал, портрет дамы, с которой познакомился накануне, в виде гадалки. Купцом, которого так обидел художник, заявив, что портрет ему осточертел, был Николай Мамонтов, брат благодетеля Саввы Ивановича.
Однажды Грабарь зашел в мастерскую Врубеля и удивился большому количеству работ. «Не покупают» - коротко пояснил художник. «Может быть, дорого просите?» «Да нет, по сто-двести рублей». Но и сам Михаил не ценил готовые работы. Как-то в доме Мамонтова закончил пастелью фигуру Христа в рост и поставил картон за шкаф. Маляры подновляли потолок и залили картон побелкой. А постель не масло, побелку не отмоешь.
Еще была у Врубеля мания переделывать работы и даже резать, если были нужны холсты определенной формы. Как-то он закончил полотно «Моление о чаше». Васнецов нашел покупателя, и оба, и покупатель, и Васнецов молили художника ничего не переделывать. Но Врубель сходил в цирк, вернулся под впечатлением номера одной танцовщицы, и начал по памяти рисовать. Он мог нарисовать по памяти все, что угодно. Когда покупатель вернулся, от «Моления о чаше» остался не записанным маленький уголок.
Врубель не умел копить деньги. Он брал у Коровина последние 20 рублей и возвращался со склянкой дорогих духов, чтобы принять ароматную ванну. Отправляясь к невесте в Женеву, он последнюю часть пути прошёл пешком - кончились деньги посередине Европы. Зрителям работы Врубеля казались незаконченными, непонятными, его не брали коллекционеры.
Третьяков отказался покупать Врубеля, и тогда Коровин подарил собирателю эскиз художника «Хождение по водам». Уже после смерти Третьякова Коровин пришел в галерею - «Хождение по водам» висело на стене. Но дело в том, что на другой стороне картона был еще один эскиз Врубеля. Картон можно было разделить на две части, а его заклеили.
В Третьяковской галерее построен специальный зал Врубеля, чтобы разместить огромное полотно «Принцесса Греза», это одно из двух панно, сделанных для нижегородской ярмарки. Второе панно «Микула Селянинович» не сохранилось. Но Врубель использовал сюжет былины о пахаре для украшения каминов. Несколько таких изразцовых каминов было изготовлено на абрамцевском заводе. Для абрамцевского завода Врубель приготовил несколько моделей, они хорошо продавались. Поэтому сегодня скульптуры Врубеля есть во многих коллекциях и музеях России.
Врубель - блестящий рисовальщик, лучший на курсе, ему было доступно все: книжные иллюстрации, пейзажи, композиции для витражей, портреты. Вот в Третьяковке висит прекрасный портрет Константина Арцыбушева, в нем потрясающая энергия и великолепная диагональная композиция. Арцыбушев - железнодорожный магнат, соратник Мамонтова. Когда Дункеры отказались брать триптих «Суд Париса», именно Арцыбушев выкупил его у художника.
В портретах Третьяковской галереи - вся биография Врубеля, здесь есть изображение Саввы Ивановича Мамонтова, благодетеля, столько сделавшего для Михаила, и несколько портретов любимой жены, певицы частной оперы Надежды. Врубель старался не пропускать ни одного ее выступления, и сам проектировал костюмы, а потом отчаянно боролся с театральными костюмерами за каждую складку и пуговицу, считая, что только он знает, как должна выглядеть его жена на сцене.
Третьяков не покупал Врубеля. Сейчас в Третьяковке целый зал мастера, но все работы поступили после смерти Павла Михайловича. Не было Врубеля и в коллекциях Щербатова, Гиршмана, Остроухова. Только Михаил Морозов брал, и прямо с мольберта сторговал «Царевну-Лебедь». Художник расхрабрился и запросил 500, но отдал за 300 рублей. Это портрет любимой жены, певицы Надежды Забелы-Врубель в опере «Сказка о царе Салтане» Римского-Корсакова.
Римский-Корсаков очень любил эту певицу и специально под ее голос писал некоторые партии. А вот а творчестве ее мужа-художника отозвался один раз, заявив, что на утренней заре можно видеть только старый, но не молодой месяц, и он должен быть повёрнут к солнцу другой стороной. Все-таки Римский-Корсаков - бывший морской офицер.
Итак, в особняке Михаила Морозова на Смоленском бульваре к началу 900-ых годов собралась неплохая коллекция - 9 первоклассных работ Врубеля: «Царевна-Лебедь», «Сирень», «Цыганка», циклы «Фауст» и «Суд Париса». Однажды Михаил Врубель пришел сюда, когда хозяин показывал купленную за огромные деньги обнаженную женщину модного французского живописца. Из кабинета гости прошли в столовую, продолжая обсуждать эффекты освещения и смелость ню. Михаил Врубель поднял бокал шампанского и провозгласил тост: «За художника-романтика Айвазовского!»
В 1901 году Врубель маниакально переписывает «Поверженного демона», тот то плачет, то смеется, меняются очертания гор, руки и бедра выламываются в неестественных позах. Художник пишет днем и ночью, уже в выставочном зале, в состоянии крайнего психического возбуждения. Его госпитализируют, и следующие десять лет Врубель проведет с небольшими перерывами в психиатрических клиниках, последние годы уже ослепший.
Вот это забор клиники Усольцева, рядом с Петровским парком, где лечили Врубеля. По московскому преданию, эта ограда сделана по эскизам художника.
Признание пришло к Михаилу Врубелю слишком поздно, когда он уже был неизлечимо болен. Журналы - «Весы», «Аполлон», «Мир искусств» - взахлеб писали о нем. Императорская Академия художеств присвоила ему звание академика. В 1906 году на русской выставке в Париже у него был свой зал. Сегодня Врубеля однозначно называют гением.
«Смотри, как пышны хризантемы
В сожжённом осенью саду,
Как будто лермонтовский Демон
Грустит в оранжевом аду,
Как будто вспоминает Врубель
Обрывки творческого сна
И царственно идёт на убыль
Лиловой музыки волна». (Г. Иванов)
Материал взят из серии передач Михаила Жебрака «Москва Врубеля». Фото без моих логотипов взяты из Сети.