Паломник
«Легче вдеть канат в иголку, чем жадному прийти к Богу» (с)
Лица по понедельникам. Случилось это возле монастыря Высоко-Петровского, что у дома казённого. Подошел ко мне отрок сей, и сказал, что он паломник с улицы Петровка, временно в трудностях, и не могу ли я ему помочь материально, желательно ста рублями. Эх, говорю, судьба-змея, печаль-кручина, как звать-величать тебя, болезный? Какого ты роду-племени, горемычный?
Он говорит, так-то и так-то зовут, семеро в семье детей малых, никто не работает, все поисть просют, а папа-мама тоже не работают, ибо грехи тяжкие отмаливают, и к тому же к зелену змию склонны, к вину казённому. Что ж, говорю ему, сделаю я дело доброе, богоприятное, помогу тебе, а за это сфотографирую тебя в фас и профиль, не со злым умыслом, а в личную коллекцию подвижников высоких.
Он говорит, нет, мол, не можно это, потому как старцы святые не благословляют. Что ж, говорю, иди с миром, страдалец. Ступай, мученик. Он сразу передумал, но, говорит, хорошо бы тогда двести дать. А за двести, говорю, ты, горемычный, мне греческий танец Сиртаки станцуешь, причем в обнаженном состоянии. Будем, говорю, в тебе дух спартанский стяжать.
Загорелись глаза подвижника огнем недобрым, но убивать он меня не стал по религиозным соображениям, потому как старцы не велят. Заснял я лик его светлый, и разошлись мы дальше паломничать, каждый путём своим.
Лица по понедельникам. Случилось это возле монастыря Высоко-Петровского, что у дома казённого. Подошел ко мне отрок сей, и сказал, что он паломник с улицы Петровка, временно в трудностях, и не могу ли я ему помочь материально, желательно ста рублями. Эх, говорю, судьба-змея, печаль-кручина, как звать-величать тебя, болезный? Какого ты роду-племени, горемычный?
Он говорит, так-то и так-то зовут, семеро в семье детей малых, никто не работает, все поисть просют, а папа-мама тоже не работают, ибо грехи тяжкие отмаливают, и к тому же к зелену змию склонны, к вину казённому. Что ж, говорю ему, сделаю я дело доброе, богоприятное, помогу тебе, а за это сфотографирую тебя в фас и профиль, не со злым умыслом, а в личную коллекцию подвижников высоких.
Он говорит, нет, мол, не можно это, потому как старцы святые не благословляют. Что ж, говорю, иди с миром, страдалец. Ступай, мученик. Он сразу передумал, но, говорит, хорошо бы тогда двести дать. А за двести, говорю, ты, горемычный, мне греческий танец Сиртаки станцуешь, причем в обнаженном состоянии. Будем, говорю, в тебе дух спартанский стяжать.
Загорелись глаза подвижника огнем недобрым, но убивать он меня не стал по религиозным соображениям, потому как старцы не велят. Заснял я лик его светлый, и разошлись мы дальше паломничать, каждый путём своим.