(no subject)
Осеннее хмурое небо. В комнатах тихо и сумрачно. Где-то вдалеке зарождается гул. Он идёт с севера. Вначале это едва различимые колебания, ощущаемые лишь кожей, но потом он начинает нарастать, становясь настолько громким, будто над домом завис гигантский вертолёт. Я знаю, что это за гул. Я даже ждал этого, уже заранее зная, когда это произойдёт, но до конца не веря в то, что это возможно на моём веку. Но даже эта осведомлённость не помешала прийти тому ужасу осознания свершившегося.
Я выскочил на улицу. Нет, не выскочил - сделал всего пару шагов - и рухнул на колени, хватая ртом обжигающий воздух. Однако, воздух не был горячим, он был по-осеннему прохладным, но было что-то в нём такое, что не давало свободно дышать; будто из него исчез кислород. Я поднял глаза к небу и увидел, как лениво ползущие тучи вдруг стали разгоняться, подобно железнодорожному составу. Я заставил себя подняться, с трудом дошёл до двери, вошёл в дом и закрыл её. Дышать стало легче, но грохот продолжался. По прежнему дрожали стены, готовые вот-вот обрушиться. Я подбежал к окну, выходящему на юг и увидел, как по ясному голубому небу последние обрывки облаков стремительно улетают на юг, в сторону гор, а с неба, подобно дождю, сыплются, явно быстрее, чем им положено было бы сыпаться, какие-то чёрные хлопья, насквозь пробивая оставшуюся на деревьях листву и растущие под окном осенние цветы.
Я добежал до лестницы, ведущей в подвал, быстро спустился вниз, забился в какой-то угол и, закутавшись в плед, стал прислушиваться к затихающему гулу. Лёгкие по-прежнему горели, в висках стучало. Но теперь я мог осознать, что произошло. Я не готовился к этому заранее, но знал, что даже, если мне не грозит лучевая болезнь, ядерную зиму мне вряд ли удастся пережить.
Я открыл глаза и осмотрелся. Хорошо, что такое происходит только во сне.
Я выскочил на улицу. Нет, не выскочил - сделал всего пару шагов - и рухнул на колени, хватая ртом обжигающий воздух. Однако, воздух не был горячим, он был по-осеннему прохладным, но было что-то в нём такое, что не давало свободно дышать; будто из него исчез кислород. Я поднял глаза к небу и увидел, как лениво ползущие тучи вдруг стали разгоняться, подобно железнодорожному составу. Я заставил себя подняться, с трудом дошёл до двери, вошёл в дом и закрыл её. Дышать стало легче, но грохот продолжался. По прежнему дрожали стены, готовые вот-вот обрушиться. Я подбежал к окну, выходящему на юг и увидел, как по ясному голубому небу последние обрывки облаков стремительно улетают на юг, в сторону гор, а с неба, подобно дождю, сыплются, явно быстрее, чем им положено было бы сыпаться, какие-то чёрные хлопья, насквозь пробивая оставшуюся на деревьях листву и растущие под окном осенние цветы.
Я добежал до лестницы, ведущей в подвал, быстро спустился вниз, забился в какой-то угол и, закутавшись в плед, стал прислушиваться к затихающему гулу. Лёгкие по-прежнему горели, в висках стучало. Но теперь я мог осознать, что произошло. Я не готовился к этому заранее, но знал, что даже, если мне не грозит лучевая болезнь, ядерную зиму мне вряд ли удастся пережить.
Я открыл глаза и осмотрелся. Хорошо, что такое происходит только во сне.