Запись восемьдесят первая
Когда-то в ранней юности я брал уроки танцев, но не в школе. Па-де-катр, па-де-патинер... Все это я танцевал. Это были частные уроки, мама за них платила. Она считала, что я должен ходить на танцы, чтобы приобрести известную грацию, не быть угловатым и так далее. Правильно или неправильно она делала, но водила меня на уроки танцев. Сначала водила, а потом посылала. Это продолжалось несколько лет, раз в неделю; примерно два раза в неделю я ходил на танцы с сестрой. Вальс для меня оказался непреодолимым препятствием, я не мог сообразить, какую ногу за какой надо поставить. Учили нас танцам начала века, а современным, которые всюду тогда танцевали, не учили. Когда собиралась молодежь, старомодных танцев не танцевали, а отплясывали фокстрот, танго. У меня не было никакого желания научиться, скажем, шимми или чарльстону. Я бы хотел танцевать, но уже умея, а не учиться. А упражняться с Карой, младшей сестрой, считал ниже своего достоинства - вот какая была дурацкая стеснительность. Хотя в обществе чувствовал себя всегда нормально, свободно. А с танцами было непросто, не знаю, отчего. Может, что-то случилось в детстве, хотя я такого случая не помню, отчетливо помню только, что танцевать не мог.