Переданные доспехи
Если настоящий писатель возвращается к своим старым книгам - значит, это уже будет совсем иная книга, иная, несмотря на старые действующие лица и частично сюжет. Значит, писатель понял что-то предельно важное и не хочет оставить в Вечности то, что уже считает неправильным, хочет донести до читателей какую-то выстраданную и понятую им конечную истину…
В этом я еще раз убедился, прочитав ранее, увы, неизвестный мне роман классика фантастической литературы Льва Вершинина «Доспехи бога».
Когда-то давно мною с огромным удовольствием был прочитан положенный в его основу роман «Возвращение короля», написанный в целом на традиции философии русского космизма и содержащий в себе явный, пусть и не акцентируемый автором, заряд исторического оптимизма. Хотя Вершинин пытался, скорее, его замаскировать, подчеркивая внутреннюю опустошенность, болезненный профессиональный провал и неудавшуюся любовь главного героя.
Однако это только делало более рельефным авторскую уверенность в том, что вышедшее в космос человечество сможет отречься от старого зла, сопровождавшего всю его историю. Сможет не только само нравственно переродиться, но и направить на лучший путь менее развитые цивилизации. Последнее в романе было неразрывно с дальнейшим движением к звездам, как части «нравственного закона внутри нас».
«Возвращение короля» стало интереснейшим авторским симбиозом вечного стремления в космос Циолковского, когда сама Земля рассматривалась как «колыбель», а будущее было в звездном небе, в других мирах и федоровской «философии общего дело». Правда вершининское «общее дело» значительно тоньше наивного и квазирелигиозного желания воскрешения мертвых и личного бессмертия. В «Возвращении короля» - это попытка сделать историю, хотя бы в далеком приближении, морально ориентированной.
«Доспехи бога» - совершенно иная книга. В ней нет больше и капли надежды на возможность сделать человечество, а, вместе с ним и его историческое развитие, направленным на что-либо высокое, выходящее за границы утилитарного прагматизма. Для автора не вызывает сомнений, что человечество так и останется навсегда вереницей слепцов… Он явно видит те же сны, что и некогда потерявший веру и надежду генерал Хлудов.
Несомненно - человечество способно к высоким взлетам, в том числе создавая империи, которые сами по себе символ преодоленного эгоизма, «жизни ради други своя». Но эта победа высшего (да, высшего, несмотря на пути их создания) над низшим, оказывается временной - в итоге, оттянутая тетива бьет сильнее и бесконечно повторяющееся настоящее возвращается к исходной точке.
«Вереницы слепцов, которым сохранили жизнь, бродят нынче по дорогам, цепляясь за одноглазых поводырей, и жирные черные птицы вопят над Империей».
В этом образе планеты Брдоквы сама Земля, история которой, как ясно автору, напоминает даже не столько спираль, сколько замкнутый круг.
Институт экспериментальной истории уже не та организация, что в «Возвращении короля» - пусть не наивно-филантропическая, но, все же, реально ставившая целью помочь цивилизациям развиваться, избежав страшных и кровавых ошибок землян. Теперь это совершенно несентиментальная структура Федерации, действующая в интересах власти и лишь лицемерно прикрывающаяся заботой о чужом благе.
По сути «незапланированное вмешательство», с которым борется посланник Института, точнее сама идея подобного вмешательства - последняя попытка руководствоваться идеями нравственности, а не бездушного утилитаризма. Попытка в целом успешно ликвидируется и понятно, что больше подобных рецидивов не будет. Это уже никогда не будет болью для «высокоразвитой» Федерации, а по сути всей земной цивилизации - она навсегда погрузилась в вечную нравственную дрему. Замечу, что подобные аллюзии мастерски рассыпаны по чрезвычайно насыщенному событиями тексту и их отгадывание не менее занимательно, чем расшифровка сверхзакодированной «Алисы в стране чудес».
«- Не больно? Не больно? - спрашивает он, манипулируя иглами над моей спиной; ответы не нужны, он и так прекрасно знает, когда больно, а когда - нет.
Можно дремать с чистой совестью».
Но, как и во всех вершининских произведениях, при общей цивилизационной или нравственной катастрофе, все же всегда есть люди, в которых остается что-то «странное» (как пишет уже Putnik1).
Они не «последние герои», даже не бессильные, но гордые своей принадлежностью к безвозвратно погибнувшей, но великой цивилизации «последние римляне». Им в целом вполне комфортно в «новом дивном мире», тема которого, как предупреждение Кассандры, как неуслышанный сдавленный крик проходит через все творчество Вершинина.
Обычные люди, со всеми их слабостями, включая конформизм и нежелание плыть против течения, которое все равно неминуемо снесет сопротивляющихся. Показательно, что в отличие от «Возвращения короля», представитель ИЭП вполне успешен во всем - даже любовь у него приносит радость, а не страдание. И его личный успех только еще явственнее подчеркивает крушение великого, априори «непрагматического», что было в земной цивилизации. Подчеркивает, что, несмотря на все происходящее на Брдокве, она парадоксальным образом несравнимо ближе к подлинным ценностям, чем благополучная Земля.
Но оставшаяся в этих вершининских героях крошечная крупинка «странного» заставляет их делать непонятные, «странные» поступки. Поступки-символы, которые для самой Земли и ее обитателей априори ничего решить не могут, но показывают, что тяга к «странному» остается даже в опустошенных душах. Добившийся успеха посланец Федерации неожиданно отдает свои, ставшие ненужными «доспехи бога», (по сути, символически - доспехи былого пусть жестокого, отнюдь не похожего на ангелов, но рыцарства) так разительно непохожему на новых землян мятежнику Тоббо. Он, кажется, сам не совсем понимает зачем это делает, но понятно, что таким образом происходит передача всего высокого, что было в человеческой цивилизации. «Доспехи бога» передаются их бывшим обладателем как священное сокровище, как легендарный священный Грааль. Он подсознательно надеется, что жестокие, «неразвитые» люди Брдокве сумеют, в отличие от землян, сохранить переданную Традицию.
Да, «Доспехи бога» безусловно пропитаны историческим пессимизмом. Но одновременно роман и призывает вспомнить о вечном внутри человеческих душ. О том неистребимом «Солнечном царстве», которое остается всегда с нами, несмотря на крушение империй, цивилизаций, идей и идеалов. Все остальное, казавшееся столь важным, оказывается лишь поблекнувшей и никому больше не нужной мишурой…
«Ведь он, столько лет звавший людей к Солнечному Царству, в последние годы ни разу не вскинул голову, чтобы посмотреть на ясное предвечное светило».
И в книге задается все тот же, так и не получивший ответа, вопрос из такой же пророческой, как и «фантастика реализма» Вершинина, «Белой гвардии»: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?»