вот трэш-стих
вот Маша, перед Машей тарелка, в тарелке суп.
у Маши коленка чешется, у Маши шатается зуб.
Маша хочет играть и зырить мультики, а суп есть совсем не хочет,
и вот она языком болтает без устали, ногами тоже болтает, вертится и хохочет.
потом замирает и больше не видит ни супа, ни ложки, ни грязной клеенки, ни булки:
в тарелке откуда-то вырос чудесный город - вот площади, скверы и переулки.
вот башни, они из слоновой кости, ведь из капусты не выстроить здание выше, чем в три этажа.
вот кроны деревьев-брокколи в толще бульона едва заметно дрожат.
вот Машин папа, он курит в форточку, хмурится,
а за окном гудит и пульсирует привычно серая улица.
Машин папа ворчит: "сколько же можно, Маша, суп же уже остыл.
ты разве не знаешь, Маша, что в гуще на донышке - самое средоточие сил?
между картошкой и луковицей прячется красота.
соберись уже, Маша, пожалуйста. донеси уже ложку до рта".
Маша съест красоту и вырастет, станет старше, умнее, выше,
выйдет замуж, родит и забудет, что в супе видела черепицей морковной крытые крыши.
у Маши коленка чешется, у Маши шатается зуб.
Маша хочет играть и зырить мультики, а суп есть совсем не хочет,
и вот она языком болтает без устали, ногами тоже болтает, вертится и хохочет.
потом замирает и больше не видит ни супа, ни ложки, ни грязной клеенки, ни булки:
в тарелке откуда-то вырос чудесный город - вот площади, скверы и переулки.
вот башни, они из слоновой кости, ведь из капусты не выстроить здание выше, чем в три этажа.
вот кроны деревьев-брокколи в толще бульона едва заметно дрожат.
вот Машин папа, он курит в форточку, хмурится,
а за окном гудит и пульсирует привычно серая улица.
Машин папа ворчит: "сколько же можно, Маша, суп же уже остыл.
ты разве не знаешь, Маша, что в гуще на донышке - самое средоточие сил?
между картошкой и луковицей прячется красота.
соберись уже, Маша, пожалуйста. донеси уже ложку до рта".
Маша съест красоту и вырастет, станет старше, умнее, выше,
выйдет замуж, родит и забудет, что в супе видела черепицей морковной крытые крыши.