Gothrom
28.03.2023 не стало моего самого близкого друга - Сорокина Юрия Евгеньевича, Gothrom.
Я не писала об этом нигде более, ни в одной из своих соцсетей. Меня хватило лишь на размещение его фото в черной рамке на его же странице в ВК. И оповещения ряда его друзей и близких, которых он просил оповестить в случае чего.
Gothrom было всего 45 лет.
Да, 38 лет из этих 45 он болел диабетом, инсулинзависимым. Что изрядно подточило его организм в целом.
Но смерть Юры стала неожиданностью для всех, знавших его. Ведь переломы конечностей даже у диабетиков редко приводят к летальным исходам. Но, видимо, так звезды сошлись.
С момента его выхода из больницы города Видное Московской области в январе 2023 года, где ему собрали ногу после перелома и спровоцировали очередное кровоизлияние в глаза (в результате которого он практически ослеп на несколько месяцев), казалось, что если мы всем миром напряжемся, отложим личные дела и займемся делами Юры, то мы реально сможем ему помочь. И документы выправить, которые просрочены. И подлечить хронические и новые проблемы организма, чтобы улучшить качество его жизни. И с ремонтом. И с машиной. И с прочими делами. Которых накопилась масса, из-за того, что у Юры не хватало сил и времени подчищать эти хвосты.
В какой-то момент времени у меня даже появилась уверенность, что еще немного, и удастся Юру вылечить. Не от диабета. Но от большинства осложнений.
А потом всё покатилось снежным комом.
Ноге стало хуже. Юре стало хуже. Боли. Слабость. Больница. Повторная операция. Юра пошел на поправку. Строились планы на пост-больничный период.
Потом его звонок в 10 утра 21 марта: "Тут вокруг меня врачи и медсестры подняли шухер. Говорят, что я желтый. Чувствую себя как обычно. Но...если не дозвонитесь до меня днем, значит я либо на процедурах, которые сейчас назначат. Либо на операции, либо отхожу от нее. Короче, позвоните еще раз позднее. И вечером, перед выездом ко-мне, из дома обязательно позвоните. Я скажу, что мне нужно привезти, кроме того, что озвучивал ранее."
"Да брось ты, всё будет хорошо, сам позвонишь, как закончатся процедуры и ты немного придешь в себя!" - я с спросонья, испугавшаяся по началу и почему-то успокоившаяся в процессе разговора. - "Всё будет хорошо. Не первый раз ты у нас жёлтый. Звони сам, как освободишься, как будут силы говорить..."
Это был последний раз, когда я слышала его голос. Больше он не позвонил. И не смог подойти к телефону. Его отвезли в хирургическую реанимацию с обильным кровотечением в брюшной полости. Закровили многочисленные язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Чего раньше у него не было. Точнее, язвочка была. Лет 15 назад. Но ее залечили.
Врачи не давали никаких прогнозов. Говорили осторожно, что состояние стабильно тяжелое. Что делается переливание крови. Что получает противоязвенное лечение. Что работают над стабилизацией сахаров и повышении гемоглобина. Что он в сознании.
Даже в эти дни ни у кого не было ощущения скорой смерти Юры. Все были уверены, что он выкарабкается. И я тоже была в этом уверена.
А потом ввод в медикаментозный сон и подключение к ИВЛ. Пневмония. Как частое осложнение при таком состоянии организма.
Впервые сомнения закрались лишь, когда врачи в очередной раз передумали выводить Юру из медикаментозного сна. И сказали, что сейчас речь о диализе и трахеостоме. Это был понедельник.
В 7 утра вторника, 28.03.2023, мне позвонили из больницы и сказали, что Юры не стало.
В этот же день я поехала в больницу забирать его вещи и оформлять документы о смерти. Ни там, ни после, в такси, не проронила ни слезники. Даже наоборот, шутила, смеялась, рассказывала какие-то забавные истории из жизни...Ни в голове, ни в сердце, ни в душе не было осознания, что Юра умер. Я видела документы о смерти, смотрела на вещи, грузила их в машину и из нее, но не могла принять, поверить в случившееся.
Последующие несколько дней, когда выбирали гроб, оповещали друзей и близких, организовывали сборы на похороны, координировали свои действия по мессенджерам и телефону, - не было слез. Не было горя. Не было принятия факта смерти. Мы шутили, смеялись, подтрунивали друг над другом, разговаривали с Юрой, глядя в потолок, ругались на него, шутя...
Впервые сердце защемило, когда вышли из его квартиры, и я подошла к его фиесте, Глазюке. Одиноко стоящей в ряду других машин, чьи хозяева живы. И придут за ними. И поедут на них. А он больше не придет и не поедет на ней.
Но надо было держаться. Эмоции потом. Сначала дела. Плачем ничем никому не помочь.
У Юрия остался сын. Взрослый. С которым он очень хотел наладить дружеские отношения двух взрослых разумных мужчин, связанных кровными узами. И это почти получилось. Во всяком случае, сын понял, что Юра думал о нем, хотел быть его отцом не только на бумаге. Они общались реже, чем хотелось бы Юрию. Но Юра понимал, что у взрослого 23-хлетнего сына свой мир, свои интересы, свои заботы. И не так много общих тем "со стариком".
Сын пришел к нему на Прощание, состоявшееся 1 апреля 2023 года в траурном зале при морге больницы, в которой Юра умер.
Они очень похожи внешне. И у них очень много общего в интересах, взглядах на жизнь, чертах характера. Даже удивительно на сколько много, с учетом их крайне малого общения.
Теперь моей заботой стало, чтобы Юрино наследство, которое он хотел отдать сыну, попало к его сыну. Чтобы Юрины долги перед единокровным братом его сын принял и закрыл. Чтобы все пожелания Юры, которые он озвучивал, были исполнены по максимуму.
В том числе, его не желание лежать в земле в могиле рядом с братом и мамой. Они их любил. Но любил. Но они своим образом жизни достали его по самое не могу еще при жизни. И он хотел свободы от них. Пусть бы они были живы, счастливы и здоровы. Но где-то там. Не рядом с ним. Увы, и Елены Ивановны, и Дениса Евгеньевича не стало еще раньше. Они умерли молодыми. От рака. Оба. С интервалом в несколько лет.
У Юры есть ряд ныне здравствующих родственников, которые не согласны с тем, что прах Юры надо распылить. Как тот и хотел. И настаивают на официальном захоронении.
У тех же, кто поддерживает позицию "Последняя воля умершего должна быть обязательно исполнена", тоже разошлись взгляды: кто-то твердо помнит, что Юра любил Крым и хотел бы быть развеянным там, кто-то помнит, что он хотел бы быть развеянным с Авроры в Питере, кто-то уверен, что Юра хотел быть развеянным над морями-океанами, поэтому наилучший вариант - предложение его брата из Коста-Рика отправить прах Юры к нему, чтобы развеять там.
А сам Юра при жизни часто говорил, что "не надо меня рвать на тысячу маленьких Юрок".
Решение в итоге было найдено. Мне теперь осталось его воплотить.
Но что делать с чувством, что это я виновата в его смерти? Что именно мое желание его вылечить, привело к таким осложнениям? Ведь он сам говорил мне, что он - не машина. Его нельзя загнать на сервис и починить От и До за какие-то, пусть и большие, деньги. А я его убеждала, что если ничего не делать, не лечить, не ездить по врачам, а заниматься только самолечением на дому, то качество жизни его будет лишь ухудшаться. Что его самочувствие будет хуже и хуже с каждым днем. И это я отвезла его в ту больницу. И шутила с ним, и подтрунивала, пытаясь передать ему свою уверенность, что всё будет хорошо, что ему помогут.
Я боялась, что ему отрежут ногу. Но не думала, что он лишиться жизни в этой поездке в больницу. Это же ведь просто еще одна госпитализация. Да, в больнице скучно и грустно. И места себе не найти. И подушки неудобные, и одеяла холодные, и еда не как в ресторане Мишлен....Но это же ведь временное неудобство. Чтобы потом стало лучше.
Знаю, что врачи сделали всё возможное для него. К ним претензий нет.
Претензии есть только к себе самой. Что надо было раньше его везти в больницу. Настаивать. Убеждать. Знала же, что Юра из старой гвардии. Из тех, кто не хочет быть в тягость, напрягать. Что пока есть силы ползти самому, он будет ползти. Но не позволит себя нести. Знала. Но не настояла. Пыталась делать вид, что всё нормально. Что все проблемы - это временное явление. И завтра будет лучше. Просто надо раз-два-три сделать. И всё ок.
А сейчас сижу в обнимку с его львенком. Его прах в соседней комнате. Ключи и документы у его сына, кроме документов на прах и на захоронение. Потому что надо выполнить его волю. И при этом не поссорить его родственников между собой. Слёзы градом. Но надо успокоиться. Надо взять себя в руки. Еще не всё сделано.
Я всё придумала. Я всё сделаю. Я всё могу...кроме возвращения его к жизни.
Юрочка, прости, пожалуйста, если сможешь! Покойся с миром! Надеюсь, что там тебе лучше, чем здесь. И там ты можешь всё то, что хотел, но не мог здесь! Люблю тебя, братишка! Увидимся в своё время!
Я не писала об этом нигде более, ни в одной из своих соцсетей. Меня хватило лишь на размещение его фото в черной рамке на его же странице в ВК. И оповещения ряда его друзей и близких, которых он просил оповестить в случае чего.
Gothrom было всего 45 лет.
Да, 38 лет из этих 45 он болел диабетом, инсулинзависимым. Что изрядно подточило его организм в целом.
Но смерть Юры стала неожиданностью для всех, знавших его. Ведь переломы конечностей даже у диабетиков редко приводят к летальным исходам. Но, видимо, так звезды сошлись.
С момента его выхода из больницы города Видное Московской области в январе 2023 года, где ему собрали ногу после перелома и спровоцировали очередное кровоизлияние в глаза (в результате которого он практически ослеп на несколько месяцев), казалось, что если мы всем миром напряжемся, отложим личные дела и займемся делами Юры, то мы реально сможем ему помочь. И документы выправить, которые просрочены. И подлечить хронические и новые проблемы организма, чтобы улучшить качество его жизни. И с ремонтом. И с машиной. И с прочими делами. Которых накопилась масса, из-за того, что у Юры не хватало сил и времени подчищать эти хвосты.
В какой-то момент времени у меня даже появилась уверенность, что еще немного, и удастся Юру вылечить. Не от диабета. Но от большинства осложнений.
А потом всё покатилось снежным комом.
Ноге стало хуже. Юре стало хуже. Боли. Слабость. Больница. Повторная операция. Юра пошел на поправку. Строились планы на пост-больничный период.
Потом его звонок в 10 утра 21 марта: "Тут вокруг меня врачи и медсестры подняли шухер. Говорят, что я желтый. Чувствую себя как обычно. Но...если не дозвонитесь до меня днем, значит я либо на процедурах, которые сейчас назначат. Либо на операции, либо отхожу от нее. Короче, позвоните еще раз позднее. И вечером, перед выездом ко-мне, из дома обязательно позвоните. Я скажу, что мне нужно привезти, кроме того, что озвучивал ранее."
"Да брось ты, всё будет хорошо, сам позвонишь, как закончатся процедуры и ты немного придешь в себя!" - я с спросонья, испугавшаяся по началу и почему-то успокоившаяся в процессе разговора. - "Всё будет хорошо. Не первый раз ты у нас жёлтый. Звони сам, как освободишься, как будут силы говорить..."
Это был последний раз, когда я слышала его голос. Больше он не позвонил. И не смог подойти к телефону. Его отвезли в хирургическую реанимацию с обильным кровотечением в брюшной полости. Закровили многочисленные язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Чего раньше у него не было. Точнее, язвочка была. Лет 15 назад. Но ее залечили.
Врачи не давали никаких прогнозов. Говорили осторожно, что состояние стабильно тяжелое. Что делается переливание крови. Что получает противоязвенное лечение. Что работают над стабилизацией сахаров и повышении гемоглобина. Что он в сознании.
Даже в эти дни ни у кого не было ощущения скорой смерти Юры. Все были уверены, что он выкарабкается. И я тоже была в этом уверена.
А потом ввод в медикаментозный сон и подключение к ИВЛ. Пневмония. Как частое осложнение при таком состоянии организма.
Впервые сомнения закрались лишь, когда врачи в очередной раз передумали выводить Юру из медикаментозного сна. И сказали, что сейчас речь о диализе и трахеостоме. Это был понедельник.
В 7 утра вторника, 28.03.2023, мне позвонили из больницы и сказали, что Юры не стало.
В этот же день я поехала в больницу забирать его вещи и оформлять документы о смерти. Ни там, ни после, в такси, не проронила ни слезники. Даже наоборот, шутила, смеялась, рассказывала какие-то забавные истории из жизни...Ни в голове, ни в сердце, ни в душе не было осознания, что Юра умер. Я видела документы о смерти, смотрела на вещи, грузила их в машину и из нее, но не могла принять, поверить в случившееся.
Последующие несколько дней, когда выбирали гроб, оповещали друзей и близких, организовывали сборы на похороны, координировали свои действия по мессенджерам и телефону, - не было слез. Не было горя. Не было принятия факта смерти. Мы шутили, смеялись, подтрунивали друг над другом, разговаривали с Юрой, глядя в потолок, ругались на него, шутя...
Впервые сердце защемило, когда вышли из его квартиры, и я подошла к его фиесте, Глазюке. Одиноко стоящей в ряду других машин, чьи хозяева живы. И придут за ними. И поедут на них. А он больше не придет и не поедет на ней.
Но надо было держаться. Эмоции потом. Сначала дела. Плачем ничем никому не помочь.
У Юрия остался сын. Взрослый. С которым он очень хотел наладить дружеские отношения двух взрослых разумных мужчин, связанных кровными узами. И это почти получилось. Во всяком случае, сын понял, что Юра думал о нем, хотел быть его отцом не только на бумаге. Они общались реже, чем хотелось бы Юрию. Но Юра понимал, что у взрослого 23-хлетнего сына свой мир, свои интересы, свои заботы. И не так много общих тем "со стариком".
Сын пришел к нему на Прощание, состоявшееся 1 апреля 2023 года в траурном зале при морге больницы, в которой Юра умер.
Они очень похожи внешне. И у них очень много общего в интересах, взглядах на жизнь, чертах характера. Даже удивительно на сколько много, с учетом их крайне малого общения.
Теперь моей заботой стало, чтобы Юрино наследство, которое он хотел отдать сыну, попало к его сыну. Чтобы Юрины долги перед единокровным братом его сын принял и закрыл. Чтобы все пожелания Юры, которые он озвучивал, были исполнены по максимуму.
В том числе, его не желание лежать в земле в могиле рядом с братом и мамой. Они их любил. Но любил. Но они своим образом жизни достали его по самое не могу еще при жизни. И он хотел свободы от них. Пусть бы они были живы, счастливы и здоровы. Но где-то там. Не рядом с ним. Увы, и Елены Ивановны, и Дениса Евгеньевича не стало еще раньше. Они умерли молодыми. От рака. Оба. С интервалом в несколько лет.
У Юры есть ряд ныне здравствующих родственников, которые не согласны с тем, что прах Юры надо распылить. Как тот и хотел. И настаивают на официальном захоронении.
У тех же, кто поддерживает позицию "Последняя воля умершего должна быть обязательно исполнена", тоже разошлись взгляды: кто-то твердо помнит, что Юра любил Крым и хотел бы быть развеянным там, кто-то помнит, что он хотел бы быть развеянным с Авроры в Питере, кто-то уверен, что Юра хотел быть развеянным над морями-океанами, поэтому наилучший вариант - предложение его брата из Коста-Рика отправить прах Юры к нему, чтобы развеять там.
А сам Юра при жизни часто говорил, что "не надо меня рвать на тысячу маленьких Юрок".
Решение в итоге было найдено. Мне теперь осталось его воплотить.
Но что делать с чувством, что это я виновата в его смерти? Что именно мое желание его вылечить, привело к таким осложнениям? Ведь он сам говорил мне, что он - не машина. Его нельзя загнать на сервис и починить От и До за какие-то, пусть и большие, деньги. А я его убеждала, что если ничего не делать, не лечить, не ездить по врачам, а заниматься только самолечением на дому, то качество жизни его будет лишь ухудшаться. Что его самочувствие будет хуже и хуже с каждым днем. И это я отвезла его в ту больницу. И шутила с ним, и подтрунивала, пытаясь передать ему свою уверенность, что всё будет хорошо, что ему помогут.
Я боялась, что ему отрежут ногу. Но не думала, что он лишиться жизни в этой поездке в больницу. Это же ведь просто еще одна госпитализация. Да, в больнице скучно и грустно. И места себе не найти. И подушки неудобные, и одеяла холодные, и еда не как в ресторане Мишлен....Но это же ведь временное неудобство. Чтобы потом стало лучше.
Знаю, что врачи сделали всё возможное для него. К ним претензий нет.
Претензии есть только к себе самой. Что надо было раньше его везти в больницу. Настаивать. Убеждать. Знала же, что Юра из старой гвардии. Из тех, кто не хочет быть в тягость, напрягать. Что пока есть силы ползти самому, он будет ползти. Но не позволит себя нести. Знала. Но не настояла. Пыталась делать вид, что всё нормально. Что все проблемы - это временное явление. И завтра будет лучше. Просто надо раз-два-три сделать. И всё ок.
А сейчас сижу в обнимку с его львенком. Его прах в соседней комнате. Ключи и документы у его сына, кроме документов на прах и на захоронение. Потому что надо выполнить его волю. И при этом не поссорить его родственников между собой. Слёзы градом. Но надо успокоиться. Надо взять себя в руки. Еще не всё сделано.
Я всё придумала. Я всё сделаю. Я всё могу...кроме возвращения его к жизни.
Юрочка, прости, пожалуйста, если сможешь! Покойся с миром! Надеюсь, что там тебе лучше, чем здесь. И там ты можешь всё то, что хотел, но не мог здесь! Люблю тебя, братишка! Увидимся в своё время!