Олимпиада. Больное.
Олимпиада этого года далась много труднее, чем прошлого, и хотя в этот раз у меня только пару раз возникло настроение под кодовым названием «никогда больше», не покидавшее меня весь второй поток прошлого года, я все-таки склонен считать ее более тяжелой.
Организация ШБО складывается из двух частей - взаимодействия с бюрократией и взаимодействия с людьми. По определенным причинам, я не могу практические контактировать с официальными лицами биофака - я не имею к оному отношения вот уже четыре года, и голос мой непредставителен в этих стенах и для этих людей, будучи неподкрепленным магической формулой «студент N курса», «аспирант», «научный сотрудник» - или любой другой, в которой фигурировало бы слово «МГУ». Я могу просто действовать уже на самом туре в соответствии с тем, как я умею, и умею, смею надеяться, лучше многих. Вся бумажная подготовка отдана другим людям, и я очень благодарен им за то, что они берут ее на себя. В этот раз бюрократия нами побеждена не была - поскольку исходила от г-на Садовничего, высшей власти этого учебного заведения. Конечно же, в праздничный день 23-е февраля в стены МГУ не должен попасть никто ни под каким предлогом - даже если в приказе замдекана биологического факультета о проведении олимпиады написано «Для обеспечения работы олимпиады пропустить организаторов олимпиады, школьников, сопровождающих их лиц - родителей и учителей, и лиц, заинтересованных в помощи олимпиаде». Все это неважно и пустой звук, если есть приказ ректора, в соответствии с которым пожилые взволнованные люди вынуждены толпиться в узком огороженном загончике перед турникетами у входа на факультет; из списков на проход в последний вечер перед туром вычеркиваются люди - так, чтобы количество было «не больше тридцати» - это из шестидесяти-то человек!; а договоренности со всяческими заведениями общественного питания и вовсе превращаются в пыль - поскольку питать-то им, оказывается, и некого. Приказ ректора, не хухры-мухры.
Я пока не знаю, как это бороть, кроме как регистрировать ШБО как некую организацию биофака с постоянной основой - как тот же спортклуб или приснопамятных КВНщиков. Пока мы существуем четыре месяца в году, и знает о нас все это время исключительно Кирилл Николаевич, мы обречены на эти баги. К сожалению, советскую систему победить нельзя, а прогибает под себя она легким движением листа бумаги.
Мне не остается ничего, как просить извинения у всех людей, которых эта бюрократия как-то задела - у тех, кого не пустили на факультет, у тех, кто пролезал на оный факультет контрабандой, пока к 11 охранники не сдались и не стали пускать всех; у родителей и учителей, с которыми я разговаривал в холле в общей сложности где-то часа полтора - короткими набегами, успокаивая, извиняясь и заверяя в том, что это не мы их не уважаем, а «так сегодня, к сожалению, получилось». Не передать, как меня бесила невозможность объяснить, из-за чего, собственно, так сегодня получилось. Приказ ректора - вот штука! - для людей, не имеющих отношения к МГУ - пустой звук.
Я могу еще очень долго разливаться на эту тему, на самом деле. Меня коробит невозможность противостоять системе, я не могу ничего ей противопоставить, не будучи ее частью. Остается извиняться - не за себя, за систему.
Я ведь даже не знаю, кому, кроме нас, нужна эта Олимпиада. Явно не МГУ, вот в чем парадокс. Лично Кириллу Николаевичу Тимофееву, замдекана по учебной работе, - безусловно, и он делает для нас столько, сколько может, и даже чуть больше. Детям, которые приезжают из Москвы и Подмосковья, и пишут выездные туры в других городах; учителям-подвижникам, зачастую через ШБО находящим талантливых детей и выращивающим из них студентов, из которых получаются прекрасные биологи; но кому еще?
Я не уверен, что Олимпиада нужна Системе. А если моя неуверенность небеспочвенна, то это - гарантированная борьба, которую, к сожалению, мы почти обречены проиграть.
По хорошему, мне бы написать совсем отдельный пост - про все, чего было хорошего.
И, пожалуй, так я и сделаю, сегодня или завтра.
Организация ШБО складывается из двух частей - взаимодействия с бюрократией и взаимодействия с людьми. По определенным причинам, я не могу практические контактировать с официальными лицами биофака - я не имею к оному отношения вот уже четыре года, и голос мой непредставителен в этих стенах и для этих людей, будучи неподкрепленным магической формулой «студент N курса», «аспирант», «научный сотрудник» - или любой другой, в которой фигурировало бы слово «МГУ». Я могу просто действовать уже на самом туре в соответствии с тем, как я умею, и умею, смею надеяться, лучше многих. Вся бумажная подготовка отдана другим людям, и я очень благодарен им за то, что они берут ее на себя. В этот раз бюрократия нами побеждена не была - поскольку исходила от г-на Садовничего, высшей власти этого учебного заведения. Конечно же, в праздничный день 23-е февраля в стены МГУ не должен попасть никто ни под каким предлогом - даже если в приказе замдекана биологического факультета о проведении олимпиады написано «Для обеспечения работы олимпиады пропустить организаторов олимпиады, школьников, сопровождающих их лиц - родителей и учителей, и лиц, заинтересованных в помощи олимпиаде». Все это неважно и пустой звук, если есть приказ ректора, в соответствии с которым пожилые взволнованные люди вынуждены толпиться в узком огороженном загончике перед турникетами у входа на факультет; из списков на проход в последний вечер перед туром вычеркиваются люди - так, чтобы количество было «не больше тридцати» - это из шестидесяти-то человек!; а договоренности со всяческими заведениями общественного питания и вовсе превращаются в пыль - поскольку питать-то им, оказывается, и некого. Приказ ректора, не хухры-мухры.
Я пока не знаю, как это бороть, кроме как регистрировать ШБО как некую организацию биофака с постоянной основой - как тот же спортклуб или приснопамятных КВНщиков. Пока мы существуем четыре месяца в году, и знает о нас все это время исключительно Кирилл Николаевич, мы обречены на эти баги. К сожалению, советскую систему победить нельзя, а прогибает под себя она легким движением листа бумаги.
Мне не остается ничего, как просить извинения у всех людей, которых эта бюрократия как-то задела - у тех, кого не пустили на факультет, у тех, кто пролезал на оный факультет контрабандой, пока к 11 охранники не сдались и не стали пускать всех; у родителей и учителей, с которыми я разговаривал в холле в общей сложности где-то часа полтора - короткими набегами, успокаивая, извиняясь и заверяя в том, что это не мы их не уважаем, а «так сегодня, к сожалению, получилось». Не передать, как меня бесила невозможность объяснить, из-за чего, собственно, так сегодня получилось. Приказ ректора - вот штука! - для людей, не имеющих отношения к МГУ - пустой звук.
Я могу еще очень долго разливаться на эту тему, на самом деле. Меня коробит невозможность противостоять системе, я не могу ничего ей противопоставить, не будучи ее частью. Остается извиняться - не за себя, за систему.
Я ведь даже не знаю, кому, кроме нас, нужна эта Олимпиада. Явно не МГУ, вот в чем парадокс. Лично Кириллу Николаевичу Тимофееву, замдекана по учебной работе, - безусловно, и он делает для нас столько, сколько может, и даже чуть больше. Детям, которые приезжают из Москвы и Подмосковья, и пишут выездные туры в других городах; учителям-подвижникам, зачастую через ШБО находящим талантливых детей и выращивающим из них студентов, из которых получаются прекрасные биологи; но кому еще?
Я не уверен, что Олимпиада нужна Системе. А если моя неуверенность небеспочвенна, то это - гарантированная борьба, которую, к сожалению, мы почти обречены проиграть.
По хорошему, мне бы написать совсем отдельный пост - про все, чего было хорошего.
И, пожалуй, так я и сделаю, сегодня или завтра.