Мне удалось поспать от силы часа три. Я услышала как за стеной в казарме разговаривают кадеты, а потом поняла, что кто-то пришел в медблок и просит помощи у Гаррис... Я кое-как выползла из своей койки, привела себя в порядок и пошла работать. В медблоке обнаружилась кадет из группы КД, которая жаловалась на сильный кашель. С ней почти не возникло проблем, но вот Гаррис, которая тоже почувствовала недомогание, окончательно заставила меня проснуться. Слабость, головокружение, светобоязнь - и больше ничего. Симптомы развиваются медленно, последний выход или контакт с заболевшими - несколько часов назад. Вряд ли, конечно... но все может быть. Я приказала ей надеть респиратор и пошла заниматься своими делами. И тут наконец-то я натолкнулась на Рауля! Нам хватило пары минут, чтобы понять, что все хорошо и беспокоиться не о чем. Я осознала, что он не жалеет о своем выборе, но все равно понимала, что буду умирать от страха пока он в Джунглях. На всякий случай я предупредила его, чтобы он держался подальше от медблока, потому что там происходит что-то странное. Вернувшись в медблок, я осознала, что Гаррис стало хуже. Либо это была очередная паническая атака, либо споральный гемофаг - единственное неизлечимое заболевание на Гайе, которое может передаваться от человека к человеку. Я подняла медиков и согнала их в медблок, как контактировавших с Гаррис. Потом приказала объявить об угрозе биологического заражения и надеть респираторы. Несколько кадетов построились у входа в помещения медиков, чтобы никого не впускать и не выпускать без моей санкции. Кто-то пошел искать кадетов, контактировавших с возможными источниками заражения. Я же сидела и лихорадочно пыталась сообразить - что делать, если это гемофаг? Да и вообще, как определить, чем больна Гаррис? У нас нет анализатора. У нас нет ничего, что могло бы помочь... кроме... Я подняла глаза - в медблок принесли Рауля. Мне показалось, что у меня остановилось сердце. Его положили рядом с Гаррис. Симптомы были те же. Выхода не оставалось.
Я приказала дать Гаррис препарат
алиум - единственное лекарство, противопоказанное больным споральным гемофагом. Человек просто умирает, когда алиум всасывается в кровь. Цинично? Да. Но лучше эта девочка, чем мой брат. Впрочем, если она умрет - нам всем тоже светит только одно. Я сидела рядом с Раулем и болтала о чем-то глупом. Я никогда не любила подобные "проявления теплоты и любви" по отношению к больным, они меня раздражали. Я понимала, что со стороны это выглядит отвратительно, но ничего не могла с собой поделать. Он держался хорошо, хотя не мог не понимать, что происходит, и я была благодарна ему за это, потому что если бы он расклеился, я бы тоже не смогла держать себя в руках. Минуты текли как часы. Время, когда должен был подействовать препарат прошло. Гаррис была жива. Угроза эпидемии миновала. Выяснилось, что это очередная паническая атака, вызванная Гайей. Кстати, что-то их было слишком много в этот раз. Активность Джунглей была повышенной, но такое количество психосоматики - это что-то новенькое... Впрочем даже мне иногда казалось, что на станции нечем дышать, что респиратор в Джунглях только мешает. Но я хорошо владела собой и не позволяла панике захлестнуть меня с головой.
Меня вызвала
начальник станции и "порадовала" тем, что в отношении
журналистки, которую я не сумела откачать, рассматривалась заявка в предоставлении
федерального гражданства. Я удивилась, что меня так мало волнует, что через некоторое время с моих погонов полетят
капитанские звездочки. Я слишком устала. Мне было плевать. Я не знала эту женщину, я не желала ей смерти, я не могла ей помочь и не хотела оплакивать ее. Как, впрочем, и свое подвешенное положение. Я была уверена, что сумею оправдаться. Гайа - слишком непредсказуемая планета, чтобы любого врача можно было привлечь за ошибку. Да и то, что я была ранена, тоже сыграло свою роль.
Потом были занятия у КД и СН. Я отпустила медиков позаниматься самостоятельно, и сама хотела отдохнуть. Но не тут-то было. Один из преподавателей,
Олег Томов, единственный гражданский на станции, упал прямо в аудитории и зашелся в приступе кашля. Потом он потерял сознание. Его притащили к нам. Реанимация помогла, но через некоторое время после того, как он пришел в сознание, он умер. Я ничего не успела. Ни помочь, ни понять, что с ним такое. Однако все, что я чувствовала - это усталость.
Дело шло примерно к полудню, когда майор-командор собрала инструкторов и преподавателей у себя и объявила, что скоро пройдут учения по эвакуации. Будет тревога, необходимо проследить за кадетами. Я придумала тренировку для медиков: конечно же, они забудут про свои аптечки. А мы с Димкой их потом вздрючим! Это бывает полезно. Я договорилась с Нейвером, чтобы он вытащил аптечки из медблока и спрятал у себя. Пусть эти детки помучаются и подергаются! А я полюбуюсь. Нам когда-то устроили то же самое. Я была капралом, мне тоже не хватило мозгов проследить за медикаментами. Мне влетело так, что я запомнила это на всю жизнь.
Впрочем, с медикаментами все было очень плохо. Перед началом учебного года нас конечно снабдили всем необходимым, но некоторых препаратов откровенно не хватало. Эвтаназипама, например - хорошего и сильного успокоительного средства, необходимого при панических атаках. Фагоцит и стазис не прислали тоже, что сильно осложнило лечение и стабилизацию некоторых больных.
Тревога и эвакуация были объявлены точно в срок. Конечно же, медики тормозили, но двухминутный норматив был соблюден. И конечно же они забыли про аптечки! Когда после построения в административном корпусе нам разрешили разойтись, я как раз предвкушала серьезный разнос... но тут мне опять начало казаться, что мне не хватает воздуха. Пространство начало смыкаться вокруг меня, стены давили и рушились, в глазах начали мелькать черные мушки... я постаралась успокоиться и стала глубоко дышать...
Темнота перед глазами исчезла. Я увидела, что надо мной наклонился Цветочников, рядом сидят Федорова и Колесников, кажется... Цветочников выдал в отношении меня какую-то очень уж фамильярную реплику что окончательно вернуло меня в сознание. "Какого черта вы несете, Цветочников!" - рявкнула я, попыталась подняться и поняла, что все тело ужасно ломит, а яркий свет невыносимо режет глаза. "Она пришла в себя!" - выдал кадет и постарался смешаться с остальными своими одногрупниками. "Что тут произошло?! Почему я в медблоке? Почему рядом спит доктор Скуратов?!" - не унималась я. Меня не покидала мысль, что со мной произошло что-то очень неприятное. "Я же говорил вам, что он спит!" - сказал кто-то из группы. "Но он ведь не приходит в сознание!" возразил еще кто-то. "Конечно, он не приходит в сознание! Он принял эвтаназипам, чтобы нормально выспаться! Вы его достали, он адски устал! Что вы с ним делали?!" - взвыла я.
Собирая в последствии мозаику из обрывков сведений я поняла, что все происходило примерно так:
Димка пошел отдыхать, но понял, что нервное напряжение не даст ему сомкнуть глаз, и принял эвтаназипам. Поэтому он проспал тревогу. После построения на плацу, я пошла вместе со всеми в медблок, но меня накрыла начинавшаяся паническая атака. Я достала пистолет, взвела его, и начала ходить по станции, проверяя помещения. При этом у меня были галлюцинации. Когда я зашла в медблок, за мной попытался зайти Мортимер, но я наставила на него ствол, а когда он сделал еще шаг, сделала предупредительный выстрел в потолок. Все быстро рассосались, и наблюдали за мной сквозь прозрачные окна медблока. Когда у меня начался приступ удушья, сержанты Мортимер и Рэй бросились ко мне, зафиксировали меня и отобрали пистолет. Я сделала еще несколько выстрелов, но к счастью, никто не пострадал. Пока меня держали (что оказалось неимоверно сложно), мной начал заниматься Цветочников. Не разобравшись в происходящем он впихнул в меня антидот - довольно тяжелый детоксикант, дающий побочные эффекты на печень. Потом он вколол мне
метморфин, чтобы хоть как-то успокоить. Наркотик подействовал, и я при всех пускала слюни и смотрела мультики, как заправский торчок. Говорят, я несла какую-то чушь, что не удивительно под метморфином. Бредила что-то про двух отцов и чудом не проболталась про Рауля. А еще мне виделись светлячки из Джунглей. Потом всем миром мне пытались скормить гамма-сульфопредитон, препарат, снимающий эффекты метморфина. А я не хотела, потому что мне было хорошо. Пришлось привлечь Мортимера, который не стал со мной церемониться и впихнул таблетку мне в рот, зажав нос. Именно после того как препарат подействовал, я пришла в себя.
Пока все это происходило со мной, медики обнаружили доктора Скуратова, не подававшего признаков жизни по их мнению. То, что у Димки были нормальные пульс и давление, и вообще он ровно дышал, не натолкнуло их на мысль, что он не умирает. Поэтому они пытались реанимировать спящего человека. Мортимер все это время находился рядом, орал, строил их почем зря и вообще пытался как-то организовать этот невыносимый бардак.
Потом я осталась в медблоке одна. Димка проснулся и вместе с Мортимером устроил медикам разнос на плацу. Аптечки "нашлись". Коробка с подотчетными препаратами из нашего со Скуратовым кабинета не пострадала.
Я медленно приходила в себя и старалась трезво оценить ситуацию. Медики заслуживали не просто выговора, а чего-то покруче. Их некомпетентность и глупость могли привести к гибели старших по званию, лишить станцию лекарств и этим самым повлечь еще более серьезную опасность. Чистой воды 101-я. Но ведь не станешь драть на плацу их всех... Отвечают как правило капралы. А это - Блок и Цветочников. Блок - девчонка. Обойтись с ней так - слишком жестоко. Цветочников... Он умен, он готов действовать и не боится принимать решения. Но он слишком самонадеян. Я вспомнила свое ранение и его действия, а потом паническую атаку. Цветочников имел достаточно информации, чтобы распознать ее. Еще ночью нечто подобное накрыло его самого, и кроме того он неоднократно видел подобное у кадетов СН и КД. Отчасти эти мысли предопределили мое решение. Его необходимо заставить задумываться о последствиях, но, черт!, мне его тоже жалко. Такое наказание может сломать его, он самоуверен и честолюбив. Публичное унижение - не отобьет ли оно желание действовать? Если я правильно поняла, кто он такой, это его только разозлит. Злость - тоже плохо, он будет мстить, но все-таки станет вести себя поосторожнее. Я написала рапорт, до последней строчки сомневаясь в правильности своего решения. Димка поддержал его, но он в принципе мало беспокоится о чувствах кадетов, воспринимая их как материал, из которого только должно что-то получится.
Тут я почувствовала, как меня накрывает слабость. Я и забыла, что препараты, которыми меня пичкали, дают хорошие откаты. Я упала где была - прямо на плацу. А медики чуть не сходя с ума, притащили меня в медблок. Там мне выдали неплохой препарат, способный восстановить мой организм. Я кое как сохраняя сидячее положение прочитала им последнюю лекцию.
Объявили общее постороение. Майор-командор не стала откладывать в долгий ящик разбирательство по фактам ошибочной диагностики, утраты аптечек и прочих ляпов моих кадетов. Мортимер предложил мне перед строем выдать ему плеть, а потом считать. Я малодушно отказалась и приказала это сделать Диме. Мне было противно. Противно само наказание. Противно, что я могла назначить его кому-то. Противно, что из-за меня человек будет унижен. Когда Цветочникову приказывали выйти из строя, снять китель и футболку, встать на колени, я отвернулась. Я бы с удовольствием заткнула себе уши, чтобы не только не видеть, но и не слышать происходящего...
Разбор полетов был окончен. Кадеты вернулись в медблок. Преподаватели и сержанты - ушли на общий сбор к начальнику станции.
Приближалась вторая ночь.