Планета Калашникова
Текст написан в 2009 году.
____
____________________________________________
ПЛАНЕТА КАЛАШНИКОВА
1
«…В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной.
И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
Люди гибнут за металл,
Люди гибнут за металл…»
По просьбе радиослушателя-пенсионера Мазаева
в нашем эфире звучала ария Мефистофеля…
Девятнадцать часов.
Речь Президента России,
вручающего Звезду Героя
легендарному конструктору,
выдающемуся умельцу
Михаилу Тимофеевичу Калашникову,
плещет и пенится историческими афоризмами,
как это и вообще бывает свойственно
речам российских руководителей.
«Действительно, то, что Вы сделали, превратило российское оружие в один из наших лучших национальных брендов. Слово «Калашников» является действительно одним из самых известных российских слов, одним из самых известных определений из нашей сегодняшней жизни. И, наверное, это не случайно, потому что такого рода блестящие творческие достижения всегда продвигают государство, нашу страну вперёд.
Сейчас мы занимаемся модернизацией нашей экономики, стараемся менять нашу жизнь. Нам очень не хватает изобретений, подобных тому, что были сделаны Вами. Во всех сферах этой жизни. Не только, конечно, в области вооружений, хотя это и наша оборона, защита нашей безопасности и весьма важное направление нашего военного экспорта, военно-технической политики, - и в других сферах мы должны брать с Вас пример.
На самом деле в истории страны не очень часто случаются явления, подобные тому, что создали Вы. Я имею в виду не только собственно автомат Калашникова, но и национальный бренд, который вызывает у каждого россиянина, у каждого жителя нашей страны чувство гордости».
- Чё, чё он там?
Чё за национальный бред? Или я недослышал? -
юбиляр наклоняется к рядом сидящему внуку.
Да, чуть глуховат, но лицо бодро и моложаво,
плечи расправлены…о-о-о, он ещё смотрит орлом -
советский Левша,
сержант в генеральском кителе,
сын рабов Божьих Тимофея и Александры,
спецпоселенцев первой категории.
Не умерший подростком от голода,
не сгнивший в нарымских болотах,
не расстрелянный за попытку побега,
не сгоревший в танке под Брянском,
он, в свои девяносто,
выглядит как человек,
в целом, удовлетворённый судьбою.
Впрочем, в ответных словах старика
слышится горечь.
Он понимает,
какого джинна выпустил на свободу.
После шести с половиной
ядерных десятилетий -
миллионы отнятых жизней
на всех пяти континентах
на счету, - нет, не Резерфордова детища, -
а вот этой
до слёз родимой штуковины,
с ласковым изгибом рожка,
прикладом берёзовым,
и фамилией героя поэмы,
которую все проходили в школе.
(Мне даже вспомнилась песня:
«С чего начинается Родина...»)
«Я служил, служу и буду служить до конца своих дней своему родному Отечеству. Я думаю, что мы в состоянии ещё в России создать новые образцы для того, чтобы они занимали достойное место, чтобы они стояли на страже мира и труда. Я создавал оружие для защиты рубежей своего Отечества. Не моя вина, что оно применяется не там, где следовало бы его применять. Скорее, виноваты политики, а не конструктор. Я создавал для защиты рубежей своего Отечества. И пусть оно служит этим целям».
«Я создавал для Отечества, -
голос дрожит, как на Страшном судище, -
слышь, не для грёбаного вашего экспорта.
Оружие делал, слышь, а не бренды
(бляха, вот ведь придумали поганое слово).
А за ваши дела - больших начальников -
не отвечать же перед Господом Богом
инженеру-конструктору Ижмашзавода…»
«Вы всё сказали, Михаил Тимофеевич?
Спасибо, довольно».
Мавр может садиться. Торжество продолжается.
Звон серебряных вилок. Льётся «Путинка» в хрустальные стопочки.
«Мировой лидер продаж… чемпион популярности…
Сто с лишним стран…Ваши заслуги безмерны…»
(Ещё безразмернее -
только наши коммерческие интересы.)
Старик не откажется от Звезды Героя,
в силу надёжного принципа: авось пригодится…
А потом, власть, она - дура,
с ней лучше не спорить:
то приголубит, а то вдруг… спаси и помилуй.
Он вернётся домой
и на девяносто первом году
выдаст очередную, сто девяносто первую,
улучшенную модификацию
игрушки смертельной,
своей верной пожизненной спутницы.
А потом, усевшись за клавиши,
для души, в одиночестве,
сыграет Чайковского - «Времена года»,
которого сын питерского профессора,
нá спор, не отличит от Шуберта.
Да, мелок ныне пошёл президент…
То ли дело - на «Хованщине», в пятидесятом:
страшно было глазом моргнуть
в сторону хозяина Кремлёвской ложи…
Но лидеры - они, как говорится, приходят-уходят,
сменяя друг друга, как кадры
официальной хроники…
а он, Калашников Михаил Тимофеич,
- вон какой заживо воздвиг монумент
себе, и всему своему недобитому,
недорасстрелянному,
недоморённому,
двужильному
мужицкому роду.
И рядом с эпохой Кюри, Резерфорда и Циолковского
запишут историки в манускриптах:
«эпоха Калашникова»
а геофизики
включат то, что связано с этим именем,
в ряд основных планетарных характеристик.
2
«Михаил Тимофеевич Калашников, семнадцатый ребенок в семье алтайского крестьянина, в детстве никогда не ел досыта. Усама бен Ладен, семнадцатый ребенок в семье саудовского миллиардера, с младых ногтей был окружен роскошью. Первый изобрел стрелковое автоматическое оружие, равного которому, по оценке многих специалистов, нет до сих пор. Второй с удовольствием использовал автомат Калашникова в борьбе с неверными, мешающими воцарению исламских ценностей во всем мире… Еще в начале 90-х годов, когда Михаил Тимофеевич стал ездить по свету, в аэропорту Эр-Рияда майор в темных очках долго просил Калашникова стать «знаменем ислама», как бы почетным мусульманином: «Мы вашим автоматом столько неверных положили, что Аллах вас живым в рай возьмет».
(из юбилейного юмора в СМИ)
На улице - влажный осенний вечер.
Иду под свет фонаря одинокого.
На мокром асфальте - моя любимая,
худенькая беглянка
из страны поющих в динамики муэдзинов,
играет в «вышибалы» отчаянно
со своим черноглазым потомством.
Милая, мы оба с тобою отмечены
точечно выверенным прицелом эпохи.
И, обнимая ночами твои обнажённые плечи,
я помню, что я и ты -
всего лишь мишень двойная,
за тысячу вёрст в темноте различимая.
Здесь, в этой постели скомканной,
мы залегли, как в пустынных песках
какой-то слишком горячей планеты,
совсем непохожей на ту, зелёную,
далёкую, такую маленькую, родную.
И когда наши тела сплетаются
под трассирующим дождём,
под перекрёстными пулепотоками,
совершенно неважно,
чья, и откуда, и какого калибра
металлическая частица
прошьёт твою и мою грудь или спину.
Милая, как сладко, покуда мы дышим,
и можно вдыхать запах твоих волос,
и шептать тебе на ухо,
что он бесконечно прекрасен,
пока, словно море, бездонными поцелуями
мы можем порадовать
нашего доброго Старика.
И пусть Он вспомнит,
как любовался ласками Адама и Евы
когда-то, солнечным днём,
в благоуханном саду…
порадовать совсем немного,
совсем, совсем недолго
____
____________________________________________
ПЛАНЕТА КАЛАШНИКОВА
1
«…В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной.
И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
Люди гибнут за металл,
Люди гибнут за металл…»
По просьбе радиослушателя-пенсионера Мазаева
в нашем эфире звучала ария Мефистофеля…
Девятнадцать часов.
Речь Президента России,
вручающего Звезду Героя
легендарному конструктору,
выдающемуся умельцу
Михаилу Тимофеевичу Калашникову,
плещет и пенится историческими афоризмами,
как это и вообще бывает свойственно
речам российских руководителей.
«Действительно, то, что Вы сделали, превратило российское оружие в один из наших лучших национальных брендов. Слово «Калашников» является действительно одним из самых известных российских слов, одним из самых известных определений из нашей сегодняшней жизни. И, наверное, это не случайно, потому что такого рода блестящие творческие достижения всегда продвигают государство, нашу страну вперёд.
Сейчас мы занимаемся модернизацией нашей экономики, стараемся менять нашу жизнь. Нам очень не хватает изобретений, подобных тому, что были сделаны Вами. Во всех сферах этой жизни. Не только, конечно, в области вооружений, хотя это и наша оборона, защита нашей безопасности и весьма важное направление нашего военного экспорта, военно-технической политики, - и в других сферах мы должны брать с Вас пример.
На самом деле в истории страны не очень часто случаются явления, подобные тому, что создали Вы. Я имею в виду не только собственно автомат Калашникова, но и национальный бренд, который вызывает у каждого россиянина, у каждого жителя нашей страны чувство гордости».
- Чё, чё он там?
Чё за национальный бред? Или я недослышал? -
юбиляр наклоняется к рядом сидящему внуку.
Да, чуть глуховат, но лицо бодро и моложаво,
плечи расправлены…о-о-о, он ещё смотрит орлом -
советский Левша,
сержант в генеральском кителе,
сын рабов Божьих Тимофея и Александры,
спецпоселенцев первой категории.
Не умерший подростком от голода,
не сгнивший в нарымских болотах,
не расстрелянный за попытку побега,
не сгоревший в танке под Брянском,
он, в свои девяносто,
выглядит как человек,
в целом, удовлетворённый судьбою.
Впрочем, в ответных словах старика
слышится горечь.
Он понимает,
какого джинна выпустил на свободу.
После шести с половиной
ядерных десятилетий -
миллионы отнятых жизней
на всех пяти континентах
на счету, - нет, не Резерфордова детища, -
а вот этой
до слёз родимой штуковины,
с ласковым изгибом рожка,
прикладом берёзовым,
и фамилией героя поэмы,
которую все проходили в школе.
(Мне даже вспомнилась песня:
«С чего начинается Родина...»)
«Я служил, служу и буду служить до конца своих дней своему родному Отечеству. Я думаю, что мы в состоянии ещё в России создать новые образцы для того, чтобы они занимали достойное место, чтобы они стояли на страже мира и труда. Я создавал оружие для защиты рубежей своего Отечества. Не моя вина, что оно применяется не там, где следовало бы его применять. Скорее, виноваты политики, а не конструктор. Я создавал для защиты рубежей своего Отечества. И пусть оно служит этим целям».
«Я создавал для Отечества, -
голос дрожит, как на Страшном судище, -
слышь, не для грёбаного вашего экспорта.
Оружие делал, слышь, а не бренды
(бляха, вот ведь придумали поганое слово).
А за ваши дела - больших начальников -
не отвечать же перед Господом Богом
инженеру-конструктору Ижмашзавода…»
«Вы всё сказали, Михаил Тимофеевич?
Спасибо, довольно».
Мавр может садиться. Торжество продолжается.
Звон серебряных вилок. Льётся «Путинка» в хрустальные стопочки.
«Мировой лидер продаж… чемпион популярности…
Сто с лишним стран…Ваши заслуги безмерны…»
(Ещё безразмернее -
только наши коммерческие интересы.)
Старик не откажется от Звезды Героя,
в силу надёжного принципа: авось пригодится…
А потом, власть, она - дура,
с ней лучше не спорить:
то приголубит, а то вдруг… спаси и помилуй.
Он вернётся домой
и на девяносто первом году
выдаст очередную, сто девяносто первую,
улучшенную модификацию
игрушки смертельной,
своей верной пожизненной спутницы.
А потом, усевшись за клавиши,
для души, в одиночестве,
сыграет Чайковского - «Времена года»,
которого сын питерского профессора,
нá спор, не отличит от Шуберта.
Да, мелок ныне пошёл президент…
То ли дело - на «Хованщине», в пятидесятом:
страшно было глазом моргнуть
в сторону хозяина Кремлёвской ложи…
Но лидеры - они, как говорится, приходят-уходят,
сменяя друг друга, как кадры
официальной хроники…
а он, Калашников Михаил Тимофеич,
- вон какой заживо воздвиг монумент
себе, и всему своему недобитому,
недорасстрелянному,
недоморённому,
двужильному
мужицкому роду.
И рядом с эпохой Кюри, Резерфорда и Циолковского
запишут историки в манускриптах:
«эпоха Калашникова»
а геофизики
включат то, что связано с этим именем,
в ряд основных планетарных характеристик.
2
«Михаил Тимофеевич Калашников, семнадцатый ребенок в семье алтайского крестьянина, в детстве никогда не ел досыта. Усама бен Ладен, семнадцатый ребенок в семье саудовского миллиардера, с младых ногтей был окружен роскошью. Первый изобрел стрелковое автоматическое оружие, равного которому, по оценке многих специалистов, нет до сих пор. Второй с удовольствием использовал автомат Калашникова в борьбе с неверными, мешающими воцарению исламских ценностей во всем мире… Еще в начале 90-х годов, когда Михаил Тимофеевич стал ездить по свету, в аэропорту Эр-Рияда майор в темных очках долго просил Калашникова стать «знаменем ислама», как бы почетным мусульманином: «Мы вашим автоматом столько неверных положили, что Аллах вас живым в рай возьмет».
(из юбилейного юмора в СМИ)
На улице - влажный осенний вечер.
Иду под свет фонаря одинокого.
На мокром асфальте - моя любимая,
худенькая беглянка
из страны поющих в динамики муэдзинов,
играет в «вышибалы» отчаянно
со своим черноглазым потомством.
Милая, мы оба с тобою отмечены
точечно выверенным прицелом эпохи.
И, обнимая ночами твои обнажённые плечи,
я помню, что я и ты -
всего лишь мишень двойная,
за тысячу вёрст в темноте различимая.
Здесь, в этой постели скомканной,
мы залегли, как в пустынных песках
какой-то слишком горячей планеты,
совсем непохожей на ту, зелёную,
далёкую, такую маленькую, родную.
И когда наши тела сплетаются
под трассирующим дождём,
под перекрёстными пулепотоками,
совершенно неважно,
чья, и откуда, и какого калибра
металлическая частица
прошьёт твою и мою грудь или спину.
Милая, как сладко, покуда мы дышим,
и можно вдыхать запах твоих волос,
и шептать тебе на ухо,
что он бесконечно прекрасен,
пока, словно море, бездонными поцелуями
мы можем порадовать
нашего доброго Старика.
И пусть Он вспомнит,
как любовался ласками Адама и Евы
когда-то, солнечным днём,
в благоуханном саду…
порадовать совсем немного,
совсем, совсем недолго