Без стыда. Пару недель не будем краснеть из-за Астахова
Есть люди, которые с моей точки зрения, занимают пост неоправданно, неправильно, какой-то неправдой, как-то стыдно, что они занимают этот пост. Вот так у меня было с Якуниным, например, который с моей точки зрения, был чванливый, неумный имитатор индивидуальной деятельности. Достаточно того, что он создавал и имитировал всевозможные исследовательские институты и подписывался под всякими неумными текстами, работами, но при этом он еще и великий организатор железных дорог. Я читал его глупости, откровенные глупости и изумлялся. Боже мой, наверху, совсем наверху совсем идиотов нет, не должно быть, во всяком случае. Вот подобный стыд я испытывал в связи с работой на посту детского омбудсмена господина Астахова.
Господин Астахов появился в моей жизни в 2001 году. Он ярко вошел в нее, появившись возле моей больничной койки. Я лежал в больнице на Можайке после избиения. Вдруг около кровати появился Астахов, которого я не знал и не звал. «Я буду Вашим адвокатом», - сказал он мне. Я не очень понимал, зачем мне адвокат, но через какое-то короткое время я увидел, что Астахов мгновенно дал не менее десятка интервью, потом опять и снова, и каждый день по 2-3 интервью он давал в связи с тем, что он мой адвокат. А я зализывал свои раны. Это знаменитая мотоциклетная история, когда мне впарили 4 года условно за синяк и ссадины у господина, который, как мне представлялось тогда, бил ногой по моему мотоциклу. Капитан первого ранга разведки флота в сопровождении двух милиционеров - один из них в форме, как мне представляется, бил ногой по мотоциклу, а потом они избивали меня уже на земле, свалив с мотоцикла. Вот Астахов по этому поводу давал интервью. Потом, насколько я был информирован, он поехал к Борису Березовскому, попросить под меня денег, чтобы Борис ему платил. Во всяком случае, Борис так мне рассказывал. И как говорил Борис, он выделил ему какие-то средства. Не помню точно, но, кажется, речь шла о 20 тысячах долларов в месяц.
Астахов продолжал меня защищать. Мое дело передавали из Кунцевской прокуратуры сначала в особый отдел по экономическим преступлениям, потом в убойный отдел Московской прокуратуры. И вдруг однажды прямо у следователя, прямо в коридоре перед допросом, Астахов говорит, что «он опаздывает на другое дело, а вы, Сергей, сами идите на допрос». Я ответил: «Я не понимаю, Павел, меня следователь по особо важным делам Московской прокуратуры вызывает на допрос. Я с уважением отношусь к профессии юриста, адвокат это уважаемая профессия, потому что там нужны специальные знания. Поэтому я иду с Вами. Я себя дураком не считаю, если бы там не требовалось специальных знаний, я бы вообще без адвоката жил. Поэтому желательно, чтобы Вы там были». Но Астахов все равно говорит, что он не сможет быть со мной. Тогда я ему сказал: «Знаете, Паша, Вы такой занятой человек и идите Вы на хер. Чтобы я больше Вас не видел вообще. Вы, Паша, занятой человек. Проваливайте, Вы больше не мой адвокат.» Вот так мы с ним поговорили прямо перед дверью следователя. Я пошел один на допрос и рассказал следователю, что меня бросил адвокат. У следователя глаза выскочили на лоб. Потом мы цокали языком, и следователь сказал, что, наверное, бабосы ему кто-то заплатил, может и Березовский, не знаю. Может, его кто-то перекупил…
В общем, я тогда выяснил, что Паша вообще не адвокат. Он давальщик интервью, он пудель с выставки, пудель с медалькой, такой красавчик. После этого случая я всегда к нему негативно относился, мне многие люди рассказывали истории, негативно его характеризующие в посольстве в Мадриде, где, как говорили, его не любили. Потом рассказывали про Америку, как он присягал Америке в своей знаменитой речи в Университете, куда он на год уезжал, и там вылизывал шершавым языком американскую задницу и так далее. Много мне рассказывали про него негатива, зная, что я к нему отношусь негативно. Но для меня мой личный опыт все-таки ключевой. Когда его назначили детским омбудсменом, я был в ужасе от неприличия этой сцены. Фигляр, ничтожество и на этой должности, позер, постыдный позер, негодяй, с моей точки зрения, на этой должности. Я испытывал неловкость при каждом слове этого ничтожества. Когда его поменяли, наконец, выставили за порог, я, безусловно, уверен, что говно не тонет, я уверен, что он где-то всплывет. Но я надеюсь, что хоть какая-то пауза будет. Может, месяца два помолчит. А потом пойдет опять фиглярствовать, подличать, пойдет делать карьеру в пашином стиле. Надеюсь, месяца два мы отдохнем.
Господин Астахов появился в моей жизни в 2001 году. Он ярко вошел в нее, появившись возле моей больничной койки. Я лежал в больнице на Можайке после избиения. Вдруг около кровати появился Астахов, которого я не знал и не звал. «Я буду Вашим адвокатом», - сказал он мне. Я не очень понимал, зачем мне адвокат, но через какое-то короткое время я увидел, что Астахов мгновенно дал не менее десятка интервью, потом опять и снова, и каждый день по 2-3 интервью он давал в связи с тем, что он мой адвокат. А я зализывал свои раны. Это знаменитая мотоциклетная история, когда мне впарили 4 года условно за синяк и ссадины у господина, который, как мне представлялось тогда, бил ногой по моему мотоциклу. Капитан первого ранга разведки флота в сопровождении двух милиционеров - один из них в форме, как мне представляется, бил ногой по мотоциклу, а потом они избивали меня уже на земле, свалив с мотоцикла. Вот Астахов по этому поводу давал интервью. Потом, насколько я был информирован, он поехал к Борису Березовскому, попросить под меня денег, чтобы Борис ему платил. Во всяком случае, Борис так мне рассказывал. И как говорил Борис, он выделил ему какие-то средства. Не помню точно, но, кажется, речь шла о 20 тысячах долларов в месяц.
Астахов продолжал меня защищать. Мое дело передавали из Кунцевской прокуратуры сначала в особый отдел по экономическим преступлениям, потом в убойный отдел Московской прокуратуры. И вдруг однажды прямо у следователя, прямо в коридоре перед допросом, Астахов говорит, что «он опаздывает на другое дело, а вы, Сергей, сами идите на допрос». Я ответил: «Я не понимаю, Павел, меня следователь по особо важным делам Московской прокуратуры вызывает на допрос. Я с уважением отношусь к профессии юриста, адвокат это уважаемая профессия, потому что там нужны специальные знания. Поэтому я иду с Вами. Я себя дураком не считаю, если бы там не требовалось специальных знаний, я бы вообще без адвоката жил. Поэтому желательно, чтобы Вы там были». Но Астахов все равно говорит, что он не сможет быть со мной. Тогда я ему сказал: «Знаете, Паша, Вы такой занятой человек и идите Вы на хер. Чтобы я больше Вас не видел вообще. Вы, Паша, занятой человек. Проваливайте, Вы больше не мой адвокат.» Вот так мы с ним поговорили прямо перед дверью следователя. Я пошел один на допрос и рассказал следователю, что меня бросил адвокат. У следователя глаза выскочили на лоб. Потом мы цокали языком, и следователь сказал, что, наверное, бабосы ему кто-то заплатил, может и Березовский, не знаю. Может, его кто-то перекупил…
В общем, я тогда выяснил, что Паша вообще не адвокат. Он давальщик интервью, он пудель с выставки, пудель с медалькой, такой красавчик. После этого случая я всегда к нему негативно относился, мне многие люди рассказывали истории, негативно его характеризующие в посольстве в Мадриде, где, как говорили, его не любили. Потом рассказывали про Америку, как он присягал Америке в своей знаменитой речи в Университете, куда он на год уезжал, и там вылизывал шершавым языком американскую задницу и так далее. Много мне рассказывали про него негатива, зная, что я к нему отношусь негативно. Но для меня мой личный опыт все-таки ключевой. Когда его назначили детским омбудсменом, я был в ужасе от неприличия этой сцены. Фигляр, ничтожество и на этой должности, позер, постыдный позер, негодяй, с моей точки зрения, на этой должности. Я испытывал неловкость при каждом слове этого ничтожества. Когда его поменяли, наконец, выставили за порог, я, безусловно, уверен, что говно не тонет, я уверен, что он где-то всплывет. Но я надеюсь, что хоть какая-то пауза будет. Может, месяца два помолчит. А потом пойдет опять фиглярствовать, подличать, пойдет делать карьеру в пашином стиле. Надеюсь, месяца два мы отдохнем.