Жизнь большого города
Иногда окружающий нас мир совершенно захватывает своим повседневным течением. Вот деревья, пока еще ярко, по-летнему зеленые, выстроились вдоль проспекта, за ними плавно скользит троллейбус. Я смутно удивляюсь, почему у белого троллейбуса зеленая крыша, пока не понимаю, что это зеленые крыши остановки.
Зеленая трава аккуратно подстрижена и выстилается ровным лугом от тротуара до асфальта. Совершенно по-европейски стоит прочная скамейка и рядом - чистая, побеленная урна. Кустарники шиповника выстрижены и кажутся какими-то маленькими.
Скребет асфальт экскаватор и высыпает улов в кузов грузовика. На переходе вместе со мной стоит беременная дама и большая машина для подрезания высоких деревьев. Я с опаской кошусь на нависающую надо мной люльку для срезчика ветвей и отодвигаюсь подальше.
На зеленый свет через перекресток загромыхал трамвай, пошуршал большой желтый автобус и маленький светлый. Среди транспорта - и газельки, и автомобили, и грузовой транспорт, мне нравится, когда все движется в унисон, создавая шинами симфонию большого города. Я люблю её слушать на переходе.
Я уворачиваюсь от велосипедиста, испытывая привычное недовольство, и вспоминаю, как в Мюнхене я упрямо ходила по велосипедным дорожкам, пока мне кто-то не посигналили из двухколесных всадников - мне нравилось, что на велосипедной дорожке совсем не было людей:).
У выхода метро раздают очередные листовки. Я не успеваю взять, хотя обычно беру всегда, особенно когда холодно, и снежно, и дождливо. Я вернусь в теплое помещение, к горячему чаю, к домашнему уюту, а кто-то так и стоит целый день, в снег и слякоть, выполняя бессмысленную, беспробудную работу.
На другом переходе мой взгляд падает на бультерьера, кошмарно уродливого и необыкновенно широкого и приземистого - как скамейка. Мысленно у меня формируется протест, что собаку так раскормили, что ей явно тяжело двигаться, и поднимаю глаза на владельца - и протест замирает, не успев родиться: на мясистой составляющей головы собаки и человека застыло совершенно идентичное выражение.
Я обгоняю маленькую девушку на слишком высоких, прямо громадных каблуках, которые слишком велики для её худеньких ножек - такие девушки у меня всегда и непроизвольно вызывают жалость, словно их никто и никогда не любил, даже в детстве, и ни разу они ели досыта, ничего, приготовленного с любовью. Но мне нравится цвет её туфель - сочно вишневый.
Из открытого окна кафе доносятся кухонные звуки - скоро обед. Я улыбаюсь. По помытому тротуару сбегает вода - здесь моют каждый день.
Выглядывает солнце, и я опять не успеваю за своей тенью, как бы быстро ни перебирала ногами - она меня все равно обгоняет.
Минутки жизни большого города. Мозаика наших дней.
Зеленая трава аккуратно подстрижена и выстилается ровным лугом от тротуара до асфальта. Совершенно по-европейски стоит прочная скамейка и рядом - чистая, побеленная урна. Кустарники шиповника выстрижены и кажутся какими-то маленькими.
Скребет асфальт экскаватор и высыпает улов в кузов грузовика. На переходе вместе со мной стоит беременная дама и большая машина для подрезания высоких деревьев. Я с опаской кошусь на нависающую надо мной люльку для срезчика ветвей и отодвигаюсь подальше.
На зеленый свет через перекресток загромыхал трамвай, пошуршал большой желтый автобус и маленький светлый. Среди транспорта - и газельки, и автомобили, и грузовой транспорт, мне нравится, когда все движется в унисон, создавая шинами симфонию большого города. Я люблю её слушать на переходе.
Я уворачиваюсь от велосипедиста, испытывая привычное недовольство, и вспоминаю, как в Мюнхене я упрямо ходила по велосипедным дорожкам, пока мне кто-то не посигналили из двухколесных всадников - мне нравилось, что на велосипедной дорожке совсем не было людей:).
У выхода метро раздают очередные листовки. Я не успеваю взять, хотя обычно беру всегда, особенно когда холодно, и снежно, и дождливо. Я вернусь в теплое помещение, к горячему чаю, к домашнему уюту, а кто-то так и стоит целый день, в снег и слякоть, выполняя бессмысленную, беспробудную работу.
На другом переходе мой взгляд падает на бультерьера, кошмарно уродливого и необыкновенно широкого и приземистого - как скамейка. Мысленно у меня формируется протест, что собаку так раскормили, что ей явно тяжело двигаться, и поднимаю глаза на владельца - и протест замирает, не успев родиться: на мясистой составляющей головы собаки и человека застыло совершенно идентичное выражение.
Я обгоняю маленькую девушку на слишком высоких, прямо громадных каблуках, которые слишком велики для её худеньких ножек - такие девушки у меня всегда и непроизвольно вызывают жалость, словно их никто и никогда не любил, даже в детстве, и ни разу они ели досыта, ничего, приготовленного с любовью. Но мне нравится цвет её туфель - сочно вишневый.
Из открытого окна кафе доносятся кухонные звуки - скоро обед. Я улыбаюсь. По помытому тротуару сбегает вода - здесь моют каждый день.
Выглядывает солнце, и я опять не успеваю за своей тенью, как бы быстро ни перебирала ногами - она меня все равно обгоняет.
Минутки жизни большого города. Мозаика наших дней.