Осознание страшного
Самое страшное на свете и в своей жизни, это наверное понять, что-то важное о себе, о окружающем мире, о своём месте в нём. Понять и осознать ЭТО, а потом попытаться как то жить со всем вот этим пониманием.
Кто-то пытается принять и жить дальше. Кто-то - нет.
Когда я смотрю в окно и вижу пустые, не греющие живую душу огни большого города, мне поистине становится страшно. Оттуда уже не веет теплотой и надеждой на лучшее. Оттуда валит мертвечина, мрак и зловещая тьма, желающая поглотить и сожрать души тех, кто ещё жив. В пробирающихся по заносимому снегом шоссе автомашинах сидят уже вовсе не люди, а мертвецы, выполняющие заложенные в них когда-то программы. В их глазах больше нет света жизни. Эти люди давно умерли, запродав дёшево свои души.
И порою кажется, что идущий по улице Дед Мороз, вдруг остановившийся закурить сигарету, сейчас обернётся к тебе, подняв голову к твоему окну и ты увидишь совсем не румяные щёки и весёлые глаза, а серый череп с пустыми глазницами. Челюсть под искусственной бородой задвигается в улыбке, мол, ничего, скоро мы и то тебя доберёмся.
Невольно отдёрнишься от окна, уйдя в самую тёмную часть комнаты. Сядешь на пол, обперевшись спиной о диван и станешь молча и грустно смотреть на падающие за окном снежинки. Они кружатся в своём вечном вальсе всё также, как и тогда, когда ты ничего не знал и верил в чудеса, верил в Деда Мороза и Новый год.
Теперь всё это ушло и кажется уже, что и не было никогда. Или было, но было с кем-то другим, не с тобой. В чьей-то совершенно иной, отличной от твоей, параллельной жизни.
Ты закрываешь глаза, пытаясь отогнать беснующиеся тени надвигающегося ужаса и начинаешь видеть, а самое главное, чувствовать то, чего в этой своей жизни видеть не мог и не мог чувствовать. Ты начинаешь видеть то, что было ДО. ДО всего этого.
Откуда-то из ниоткуда приходит видение большой, огромной комнаты с выкрашенными в тёмно-зелёный цвет стенами и застеленными железными кроватями, на которых лежат люди, забинтованные жёлто-бурыми бинтами. Кто-то из них спит, кто-то пытается вглядеться в серую пустоту высокого потолка с остатками лепнины, кто-то стонет тихо-тихо от беспокоящей, но такой уже привычной боли.
И где-то среди этих людей я. Моя кровать у стены и недалеко от окна, стёкла которого заклеены крест накрест. За ним можно увидеть чёрные силуэты деревьев в парке и свет от заезжающих время от времени во двор фар грузовиков. Их далёкий отсвет шарит бегло по грязным стёклам и стенам старинного здания и дополняется шершавым гулом моторов и хриплым возвизгом тормозов. Скрежет открываемых бортов, неясный гул и возня.....
Мне до всего до этого уже нет никакого дела. У меня агония. И всё, что в это момент может меня заботить, то это только попытка как можно глубже вжаться в кровать, в землю, врыться в них с головой, чтобы не достали тяжёлые снаряды, которые до сих пор рвутся в моей голове. У меня высокая температура, наверное около 39-40 и до утра, скорее всего, я не дотяну.
Так и есть. Долгая темнота. Небытие. А потом всплытие из толщи вод и долгий жадный вздох. Я доплываю до берега и падаю ниц. Вокруг меня всё в тёмных тонах. Нет больше солнечного света, вместо него холодный серебряный лик луны, который и позволяет различать очертания предметов в этом мире, в котором я только, что возник.
Кто-то на пароме на середине реки мне что-то кричит. И я начинаю понимать, что река - это Стикс, а кричащий мне - Паромщик. Но я не знаю, заходил ли я на паром вообще, прыгал ли с него или пытался переплыть Стикс сам без чьей либо помощи.
Знаю я только одно - я в мире теней, в царстве мёртвых, в котором оказался погибнув на одной из многочисленных войн, которыми так любит развлекать себя мир живых.
Не слушая Паромщика я встал и побрёл от берега. Преодолев маленький утёс я пошёл по полю, заросшему тёмного цвета травою. Времена она отблескивала то серебром, то золотом, а когда луна скрывалась за тёмно-сизыми тучами, не была осязаема вообще.
Вдали ощущался небольшой лес. Неровные края холмов и берег был виден, или вернее ощущаем, как будто ты смотрел через закопчённое или сине-сизое стекло. Такого буйства красок, как на земле, уже не было. Подумалось, с каким же остервенением и злобой живые убивают друг друга, чтобы в итоге увидеть вот ЭТО! Редко, кто понимая эту разницу, осознавал себя и понимал своё место там, в мире живых. Явственно осязал тот дар, данный ему всего лишь на небольшое время.
Какой-то пустой, не наполненный свежестью, как это часто бывает на земле, ветерок трепал мои волосы. На удивление я был сух, хотя совсем недавно выбрался из вод. Что-то внутри подсказало мне не обращать на всё это внимание и что, всё это ты уже ощущал много много раз. Чему ж удивляться снова?
Мои глаза стали искать нечто, за что можно было бы зацепиться, закрепиться. И вот я увидел Его. Нечто. Вдалеке горел небольшой костёр. Его пламя мерцало, то затухая, разгораясь снова. Он был таким же, как и там, на земле. И я быстро пошёл на Его свет.......
Кто-то пытается принять и жить дальше. Кто-то - нет.
Когда я смотрю в окно и вижу пустые, не греющие живую душу огни большого города, мне поистине становится страшно. Оттуда уже не веет теплотой и надеждой на лучшее. Оттуда валит мертвечина, мрак и зловещая тьма, желающая поглотить и сожрать души тех, кто ещё жив. В пробирающихся по заносимому снегом шоссе автомашинах сидят уже вовсе не люди, а мертвецы, выполняющие заложенные в них когда-то программы. В их глазах больше нет света жизни. Эти люди давно умерли, запродав дёшево свои души.
И порою кажется, что идущий по улице Дед Мороз, вдруг остановившийся закурить сигарету, сейчас обернётся к тебе, подняв голову к твоему окну и ты увидишь совсем не румяные щёки и весёлые глаза, а серый череп с пустыми глазницами. Челюсть под искусственной бородой задвигается в улыбке, мол, ничего, скоро мы и то тебя доберёмся.
Невольно отдёрнишься от окна, уйдя в самую тёмную часть комнаты. Сядешь на пол, обперевшись спиной о диван и станешь молча и грустно смотреть на падающие за окном снежинки. Они кружатся в своём вечном вальсе всё также, как и тогда, когда ты ничего не знал и верил в чудеса, верил в Деда Мороза и Новый год.
Теперь всё это ушло и кажется уже, что и не было никогда. Или было, но было с кем-то другим, не с тобой. В чьей-то совершенно иной, отличной от твоей, параллельной жизни.
Ты закрываешь глаза, пытаясь отогнать беснующиеся тени надвигающегося ужаса и начинаешь видеть, а самое главное, чувствовать то, чего в этой своей жизни видеть не мог и не мог чувствовать. Ты начинаешь видеть то, что было ДО. ДО всего этого.
Откуда-то из ниоткуда приходит видение большой, огромной комнаты с выкрашенными в тёмно-зелёный цвет стенами и застеленными железными кроватями, на которых лежат люди, забинтованные жёлто-бурыми бинтами. Кто-то из них спит, кто-то пытается вглядеться в серую пустоту высокого потолка с остатками лепнины, кто-то стонет тихо-тихо от беспокоящей, но такой уже привычной боли.
И где-то среди этих людей я. Моя кровать у стены и недалеко от окна, стёкла которого заклеены крест накрест. За ним можно увидеть чёрные силуэты деревьев в парке и свет от заезжающих время от времени во двор фар грузовиков. Их далёкий отсвет шарит бегло по грязным стёклам и стенам старинного здания и дополняется шершавым гулом моторов и хриплым возвизгом тормозов. Скрежет открываемых бортов, неясный гул и возня.....
Мне до всего до этого уже нет никакого дела. У меня агония. И всё, что в это момент может меня заботить, то это только попытка как можно глубже вжаться в кровать, в землю, врыться в них с головой, чтобы не достали тяжёлые снаряды, которые до сих пор рвутся в моей голове. У меня высокая температура, наверное около 39-40 и до утра, скорее всего, я не дотяну.
Так и есть. Долгая темнота. Небытие. А потом всплытие из толщи вод и долгий жадный вздох. Я доплываю до берега и падаю ниц. Вокруг меня всё в тёмных тонах. Нет больше солнечного света, вместо него холодный серебряный лик луны, который и позволяет различать очертания предметов в этом мире, в котором я только, что возник.
Кто-то на пароме на середине реки мне что-то кричит. И я начинаю понимать, что река - это Стикс, а кричащий мне - Паромщик. Но я не знаю, заходил ли я на паром вообще, прыгал ли с него или пытался переплыть Стикс сам без чьей либо помощи.
Знаю я только одно - я в мире теней, в царстве мёртвых, в котором оказался погибнув на одной из многочисленных войн, которыми так любит развлекать себя мир живых.
Не слушая Паромщика я встал и побрёл от берега. Преодолев маленький утёс я пошёл по полю, заросшему тёмного цвета травою. Времена она отблескивала то серебром, то золотом, а когда луна скрывалась за тёмно-сизыми тучами, не была осязаема вообще.
Вдали ощущался небольшой лес. Неровные края холмов и берег был виден, или вернее ощущаем, как будто ты смотрел через закопчённое или сине-сизое стекло. Такого буйства красок, как на земле, уже не было. Подумалось, с каким же остервенением и злобой живые убивают друг друга, чтобы в итоге увидеть вот ЭТО! Редко, кто понимая эту разницу, осознавал себя и понимал своё место там, в мире живых. Явственно осязал тот дар, данный ему всего лишь на небольшое время.
Какой-то пустой, не наполненный свежестью, как это часто бывает на земле, ветерок трепал мои волосы. На удивление я был сух, хотя совсем недавно выбрался из вод. Что-то внутри подсказало мне не обращать на всё это внимание и что, всё это ты уже ощущал много много раз. Чему ж удивляться снова?
Мои глаза стали искать нечто, за что можно было бы зацепиться, закрепиться. И вот я увидел Его. Нечто. Вдалеке горел небольшой костёр. Его пламя мерцало, то затухая, разгораясь снова. Он был таким же, как и там, на земле. И я быстро пошёл на Его свет.......