"Следствие"
А у нас была игра по декабристам. Я был игротехником (поочерёдно то караульным, то Фаленбергом для очной ставки с Барятинским), и всё равно дошёл под конец до того, что у меня на оглашении приговора пожизнёвый приступ астмы случился.
В Комитете реально страшно прессовали, даже со стороны. То, что караульные из нас вышли больно добрые, уже не сильно, кажется, мешало. Я в основном изображал иллюстрацию к поговорке "солдат спит, служба идёт", вскидываясь и выстраиваясь должным образом, когда мимо проходил кто-нибудь из начальства. Правда, после того, как нам всем из-за найденной у Артамона Муравьёва запрещённой записки комендант устроил разнос, который был слышен на три этажа, грозясь сгноить нас раньше, чем наших заключённых, я стал бегать по струнке и случайно вытянулся перед глюком Барятинского, который просто за какой-то надобностью вышел из камеры. После комендантской проверки глюки - такие глюки...)))
А ещё развлекал мастеров, строча между делом мини-отчёты в дайрях, примерно в таком духе: "Взял сдуру у Артамона Муравьёва колечко за письмо. Колечко приметное и дорогое, что делать с ним не знаю, теперь боязно - ну как комендант заметит? Письмо-то я по адресу доставил, но раскаиваюсь, и никогда в жизни больше не возьмусь... Ну разве что попросят очень."
Пение, доносящееся из камер, похоже, существенно повышает шансы заключённых на передачу нелегального письма.
Надпись на двери: "выход здесь". Приколота приписка: "но мало в том пользы".
"С приветом от Муравьёва-Апостола, который имел честь получить сии листы первым". Это мы по ошибке опросные листы не в ту камеру отнесли, а он, зараза, где-то между строк вписал:).
Давыдов в какой-то момент сдал мне листы с оборванными углами, пожаловавшись на крыс. Снёс вниз, как есть. Листы ему вернули переписать, велев так же найти ему кошку. На ор голодной кошки жаловались потом из всех расположенных рядом камер.
Оговорка Волконского из сна: "Итак, мы начинаем с того, что силами 19 дивизии арестовываем Пестеля". Тишина. Замолчал даже Поджио. Давыдов: "Свежая идея. Петербург будет наш, господа. От одного только всеобщего изумления." (там игра в игре была, они сидели по камерам, но иногда им снились события из прошлого на их отыгрыш).
Ещё из пожизнёвого бага красивый момент вышел, когда на оглашение приговора караульным сначала велели вывести из камер всех, а потом загнать их обратно, и выводить уже группами и пофамильно.
В Комитете реально страшно прессовали, даже со стороны. То, что караульные из нас вышли больно добрые, уже не сильно, кажется, мешало. Я в основном изображал иллюстрацию к поговорке "солдат спит, служба идёт", вскидываясь и выстраиваясь должным образом, когда мимо проходил кто-нибудь из начальства. Правда, после того, как нам всем из-за найденной у Артамона Муравьёва запрещённой записки комендант устроил разнос, который был слышен на три этажа, грозясь сгноить нас раньше, чем наших заключённых, я стал бегать по струнке и случайно вытянулся перед глюком Барятинского, который просто за какой-то надобностью вышел из камеры. После комендантской проверки глюки - такие глюки...)))
А ещё развлекал мастеров, строча между делом мини-отчёты в дайрях, примерно в таком духе: "Взял сдуру у Артамона Муравьёва колечко за письмо. Колечко приметное и дорогое, что делать с ним не знаю, теперь боязно - ну как комендант заметит? Письмо-то я по адресу доставил, но раскаиваюсь, и никогда в жизни больше не возьмусь... Ну разве что попросят очень."
Пение, доносящееся из камер, похоже, существенно повышает шансы заключённых на передачу нелегального письма.
Надпись на двери: "выход здесь". Приколота приписка: "но мало в том пользы".
"С приветом от Муравьёва-Апостола, который имел честь получить сии листы первым". Это мы по ошибке опросные листы не в ту камеру отнесли, а он, зараза, где-то между строк вписал:).
Давыдов в какой-то момент сдал мне листы с оборванными углами, пожаловавшись на крыс. Снёс вниз, как есть. Листы ему вернули переписать, велев так же найти ему кошку. На ор голодной кошки жаловались потом из всех расположенных рядом камер.
Оговорка Волконского из сна: "Итак, мы начинаем с того, что силами 19 дивизии арестовываем Пестеля". Тишина. Замолчал даже Поджио. Давыдов: "Свежая идея. Петербург будет наш, господа. От одного только всеобщего изумления." (там игра в игре была, они сидели по камерам, но иногда им снились события из прошлого на их отыгрыш).
Ещё из пожизнёвого бага красивый момент вышел, когда на оглашение приговора караульным сначала велели вывести из камер всех, а потом загнать их обратно, и выводить уже группами и пофамильно.