Обвмная исповедь или как я была отважным звездолётчиком:-)
Я - графоманьяк. Человек с текстоцентричным восприятием мира. Игрок, который к каждой игре пишет многостраничную заявку, после игры - такой же отчёт, а во время игры - путевые заметки и письма всем подряд. Иногда мне на всё вот это даже отвечаютJ
Так что вместо того, чтобы делать «Реки, которые текут к морю», я курила стихи, любимые книги (мои источники: «Поселок» Булычёва, «Беспокойство» Стругацких и «Час быка» Ефремова, ещё немного - Казанцев, конечно) и много-много советской футуристической живописи. Какая была от этого польза игре - хз, но меня штырило;-) Инна создала невероятно прекрасный мир, в котором было многое, из того, что я давно любила вполне открыто, и многое, в любви к чему я никогда не осмеливалась признаться.
Если бы я играла в «Реки», я бы выбрала себе персонажа-Искажённого и играла в наиболее мистическую часть игры. В превращение в иное существо, же. И в наплевательское отношение к проблемам космоса и тд. В единение с миром, телепатическое общение и силы природы... Я почти всегда выбираю нелюдь и волшебный пласт.
Первый текст, который я написала в этот раз, был совсем про другое.
Здравствуй, родная. Это уже третье моё письмо к тебе. Ты совсем не знаешь меня, но, смею надеяться, что мы гораздо ближе друг другу, чем если бы виделись каждый день. Потому что я - твоё прошлое, а ты - моё будущее. Это связывает узами, крепче расстояний, и даже смерти. В моём предыдущем послании я говорил с тобой о мечте, которая заставила меня отправиться в путь. О том сумасшедшем чувстве, что сжигало сердце: поиск, жажда познания. Признаваться в таких вещах легко. В них есть гордость и ярость, красота и смелый вызов повседневности. Быть героем- странником, сумасшедшим первопроходцем благородно и романтично. Я был им, родная. Для многих, кто узнает мою историю из книжек, из фильмов, из чего-то, чем будут пользоваться для изучения моих открытий в грядущем, для всех этих людей мой образ навсегда будет овеян туманным ореолом тайны.
Но сегодня я принёс тебе нечто иное. Мысли и чувства, столько же сокровенные, сколь обыденные. Спрятал в незаметный кармашек - напротив сердца, и никому никогда не показывал.
Мы с тобой очень похожи, родная. Иначе не ты, а кто-то другой читал бы сейчас эти строки, этот малосвязный бред.
Но есть между нами одно отличие. Настолько серьёзное, что я даже не знаю, как оно скажется на нашем взаимопонимании.
Мы рождены под разным солнцем. Разными солнцами.
Можно бы было сказать, что под разным небом, но - это неправда. Небо - всего одно. Оно - бескрайнее, бесконечное, безмерное. Это его истинное имя - бездна. Это в нём исчезает время и искажаются расстояния. Мы зовём его ещё иначе «космос». Какое имя ему найдёте вы, мне неведомо.
Все мои пути вели к нему с самого детства. И однажды я решился сделать шаг вглубь. Вглубь, вверх, называй, как хочешь. И уже не смог остановиться. И вернуться - тоже не смог.
Хотел ли?
Знаешь, родная, это и есть то сокровенное, что я принёс тебе в сложенных чашей ладонях - не расплескать бы. Горсть ключевой воды и солнечного света. Несколько глотков живой жизни, которой ты никогда не знала. Смолистый запах сосен с побережья. Шелест песка под шагами. Пронизывающий запах йода и соли в ветре. Острое ощущение покоя, который никогда не будет, просто не может быть долговечным, а оттого щемящее чувство утраты настигает неожиданно, будто волнами накатывает.
Вкус воды из колодца в бабушкином дворе. Ты никогда не пробовала её, эту настоящую земную воду, прямо из ведра, ледяную - так чтобы зубы болели. Вкуснее неё нет ничего на свете. Разве что яблоки, сорванные прямо с дерева.
Обещай мне одну вещь, пожалуйста.
Вот так вот - через время и поколения.
Что когда-нибудь мы с тобой пробежим по песчаному пляжу, под солёным и горьким ветром, погружаясь босыми пальцами в песок. А потом поднимемся по тропе к скрипучей калитке и войдём во двор. Чтобы попробовать снова эти чёртовы яблоки и эту ледяную воду.
Я говорю «мы с тобой», потому что в тебе - всегда будет частичка меня.
Сделай это, родная.
Обещаешь?
С этого началась история Джеффри-Джо, звездолётчика, мечтателя, строителя Города. Придумала его, как и всё остальное, не я, но на какое-то время я примерила его шкуру, мечты и представления о жизни.
- Чего вы, собственно, боитесь? - сказал Турнен раздраженно. - Человечество все равно не способно поставить перед собой задачи, которые оно не может разрешить.
Леонид Андреевич с любопытством посмотрел на него.
- Вы серьезно так думаете? - сказал он. - Напрасно. Вот оттуда, - он опять ткнул пальцем вниз, - может выйти братец по разуму и сказать: «Люди, помогите нам уничтожить лес». И что мы ему ответим?
- Мы ему ответим: «С удовольствием». И уничтожим. Это мы - в два счета.
- Нет, - возразил Леонид Андреевич. - Потому что едва мы приступили к делу, как выяснилось, что лес - тоже братец по разуму, только двоюродный. Братец - гуманоид, а лес - негуманоид. Ну?
- Представить можно все что угодно, - сказал Турнен.
- В том-то и дело, - сказал Горбовский. - Потому-то я здесь и сижу. Вы спрашиваете, чего я боюсь. Я не боюсь задач, которые ставит перед собой человечество, я боюсь задач, которые может поставить перед нами кто-нибудь другой. Это только так говорится, что человек всемогущ, потому что, видите ли, у него разум. Человек - нежнейшее, трепетнейшее существо, его так легко обидеть, разочаровать, морально убить. У него же не только разум. У него так называемая душа. И то, что хорошо и легко для разума, то может оказаться роковым для души. А я не хочу, чтобы все человечество - за исключением некоторых сущеглупых - краснело бы и мучилось угрызениями совести или страдало бы от своей неполноценности и от сознания своей беспомощности, когда перед ним встанут задачи, которые оно даже и не ставило. Я уже все это пережил в фантазии и никому не пожелаю. А вот теперь сижу и жду.
- Очень трогательно, - сказал Турнен. - И совершенно бессмысленно. (с) «Беспокойство»
Я не запираю перед вами никакие двери. Я лишь предлагаю вам самим выбрать те, которые вы действительно хотите открыть.
***
Мне снилось море. Оно не было снаружи, как в привычном для нас мире, но оно все же существовало здесь, на этой колоссальной планете льда и горьких трав, способных выдерживать такие перепады температур, как здесь бывают. Оно всегда было совсем рядом, распирало нашу новую землю изнутри, билось волнами в зыбкую твердь, которую мы рискнули топтать своими инородными ногами. Оно зрело семенами в прочных чешуйчатых оболочках, чтобы в определенный момент времени извергнуться в разверстую пасть проснувшегося дракона, уставшего глодать собственный хвост тысячелетие за тысячелетием.
Мне снилось море, которое я не видел, но чувствовал всем телом, каждым сантиметром кожи, обветренной немилосердными местными ветрами.
Оно было настолько мощным и огромным, что даже земные океаны не выдерживали сравнения с ним. Казались чем-то родным, привычным. Изведанным.
Это же было море - космос. Море - простор. Море - древняя бездна. Море - живое существо и целый мир одновременно.
И я стоял в пустом, заброшенном храме, на стенах которого были изображены десятки самых разных дверей. Я знал - стоит мне открыть любую из них - и меня подхватит, унесёт ветер дальних странствий. И мне не было страшно, во мне проснулся достойный потомок стольких поколений, стремившихся выше, дальше, полнее жить эту жизнь. Их голоса говорили со мной и во мне. Я были ими всеми, и они были мной. И всё это закручивалось смерчем под сводами храма, построенного неведомыми существами для тех, кто придёт после них. И семена моря под земной твердью давали всходы, вспучивали толстый каменный пол, заставляли стены змеиться трещинами.
И я знал - ещё совсем немного и гигантская волна хлынет сквозь и так полуразрушенный храм наружу, в Город Людей, Город-на-Грани, Город-Последний-Оплот и смоет его с лика земли. И моё тело, хрупкое, слишком человеческое, никак не могло быть преградой для грядущих перемен.
Ею мог стать мой разум - то, единственное орудие, что дано человеку на самом деле.
Его и глупое мятущееся сердце мог я использовать. И только.
Мне снилась бесконечность жизни во Вселенной.
Мне снилась смерть.
Удар под рёбра.
Вспышка озарения.
И я проснулся.
***
Когда-то Земля ощущалась как Дом - то есть место, из которого ты рвёшься всей душой на поиски смысла, для того, чтобы с неизменной душевной теплотой вспоминать его в минуты невзгод и тяжких испытаний. Колыбель человечества - ласковое тепло настоящего солнца, синева небес, гладь озера, отражающего облака. Эти яркие осколки воспоминаний собирал каждый. Даже неистовые приключенцы, которых в таких экспедициях всегда полно, сколь бы тщательно ни производили отбор. Даже те, кто весь - в грядущем, весь - стремительный полёт. Встряхни всех, так у каждого найдётся собственный клочок беззаботного детства, спрятанный пусть не под подушкой, но глубоко в сердце. Мамин голос. Шершавая кора дерева, которое ты обнял, поддавшись внезапному порыву чувств. Скрип качелей в старом дворике, неведом как сохранившемся в бурно развивающемся мегаполисе. Запах нагретых солнцем степных трав. Первое самостоятельно совершенное открытие. Последняя детская глупая выходка. Дурманящие облака цветущей сирени, которую отчего-то всегда дарят студентам-космолётчикам, вернувшимся из Выпускного Полёта.
Как наивны и приземлённы казались те, кого тоска и ностальгия захватили уже на борту. Их называли возвращенцами. Нет, не осуждали и не посмеивались даже, команда отбиралась строго, в том числе и по совместимости и пригодности к существованию в замкнутой группе. Но твёрдо отделяли от своих, от тех, кто давно раздвинул границы личного мира до размеров галактики. Возвращенцы были ничем не менее важны: они были истинными Странниками. Теми, кто уходит, чтобы узнать, и возвращается, чтобы рассказать. Для многих из них полеты за пределы Солнечной Системы заканчивались на единственном - они возвращались к другому труду. Из них обычно выходили отличные учителя и хранители, два разных типажа, похоже проявлявшие себя лишь в обостренных особенным образом чувствах.
Так и было: они и мы.
Уверенно смотрящие вперёд, в глазах - нездешнее, меж бровей суровая складка - олицетворяющая целеустрёмлённость. Карты, компасы, расчёты, планы. Пьянящая острота свободы и бесконечности бытия. Мы.
Туманные улыбки, акварельные цвета, нарочно размытые, голографий с земными пейзажами. Мягкое тепло и вечная готовность к подвигу во имя человечества. Они.
Как всё это смешалось и перепуталось потом!
Они - стали основательностью и опорой, надёжным осколком того самого человечества. Их память - не ностальгией, а зацепками, помогающими выжить не только им самим, а тем, кого они заражали своей уверенностью в возвращении. Скелет нового мира.
Мы - разведчики и охотники. Сила. Нервы. Броня. Органы чувств. Среди нас различий было куда больше, чем среди них. И это было благом.
И я - водоразделом и объединяющим звеном для них всех.
***
Мы сами построим свой храм.
Крепче. Выше. Надёжнее, чем тот, что снился мне уже неоднократно.
Тот самый, из которого будут вести тысячи дверей. Выбирай любую, Странник. Ты - человек, и все пути - твои.
Когда стало ясно, что управление кораблём потеряно и нас уносит в неизведанные области, никто не позволил себе паники. Нас всё же очень тщательно подбирали. Мы всё ещё оставались единым сплочённым организмом, готовым действовать слаженно и толково.
Мысль о том, что корабль придётся покинуть, была первым настоящим ударом. Потому что пока мы были внутри - мы всё ещё оставались героями-покорителями, славными путешественниками, искателями приключений, лишь волею случая оказавшимися в трудной, но небезвыходной ситуации. Без корабля мы превращались в горстку потерпевших, нуждающихся в спасении.
Было такое слово в прежние времена, в те, когда ещё каждый должен был решать свои материальные трудности в одиночку, не рассчитывая на помощь человечества - «погорельцы».
Именно так я чувствовал себя, наблюдая развороченный корпус корабля. Но не мог не признать, что это был единственный путь для тех, кто желает выжить.
Радиация. Холод. Запущенная система самоконсервации - единственная уцелевшая полностью при падении.
И Шуанита Каллахан - второй ассистент инженера связи. Одна отправившаяся в самый опасный внутренний отсек - отправить сигнал на Землю. Если получится. Она знала, что не вернётся, просто не успеет. Потому и настояла на своей кандидатуре, рассудив, что знания и опыт её старших товарищей будут более полезны выжившим.
Когда-нибудь я вернусь - не к кораблю, а к полётам, конечно же - и назову её именем далёкую яркую звезду. Вот увидите - так и будет.
Человек - оттого и человек, что ему открыт весь мир. Огромный. Безграничный.
***
Не молчи. Не молчи, повторяю сам себе, не имеешь ты на это права. Молчание - это как сдаться. Сломаться под порывами ветра этого сурового мира.
Когда мы обнаружили эту планету, я подумал… смешно сознаваться… но я, образованный человек, подумал, что это фатум. Рок. Рука судьбы. Что мы неслучайно вышли в глубинах космоса к планете, столь схожей по своим характеристикам с землёй. Именно тогда, когда нам столь отчаянно требовалось, мы наткнулись на мир, пригодный для жизни. А ведь порой на поиски чего-то подобного уходили даже не годы, а десятилетия.
Мир, где можно дышать - без маски.
Ходить - без скафандра.
Пить воду и есть местную пищу - без предварительной многоэтапной обработки.
Это ли не подарок небес? Не рай для таких, как мы?
Мы поверили, что выживем. Несмотря на холод, на уже перенесённые лишения, на потери, уже произошедшие, и те, что грозили в грядущем. Выживем.
Я осознал это, когда пил чужую на вкус и запах талую воду. Когда лежал лицом в снег на крутом взгорке и понимал, что дышу, что сердце бьётся, а солнце светит.
Связисты рассчитали срок, который понадобится для того, чтобы к нам пришла помощь.
Двести лет.
Это, если Каллахан отправила сигнал, как должна была. Её коллеги утверждают, что всё получилось, но я бы не был столь самоуверен. В мире бывает столько непредвиденных случайностей, столько мелких, ерундовых, на первый взгляд, деталей.
Но, даже если она выполнила свою задачу…
Двести лет.
Я никогда не назову её именем звезду.
Я даже в космос больше не выйду.
Я заперт здесь. Этот снег, эти зубцы гор, это небо - всё, что у меня есть. Мой храм с тысячей запертых дверей.
Нарисованных дверей. Выдуманных.
Двести лет.
Возвращенцам проще. Они принесли свой дом с собой. Они строят город - чтобы был похож на те, что остались на Земле, которую никто из нас уже не увидит.
Какой-то шутник назвал это место Рай. Мы всё ещё предпочитаем говорить «база» или «колония», но чувствую - ненадолго.
***
Никогда не был лидером. Искателем. Странником, даже бродягой - был. Тем, кто ведёт за собой - совершенно нет. Моя любимая позиция - на пару шагов сзади командира. Я могу быть превосходным другом главного героя, но никогда сами героем.
Поселение наше растёт быстро, благо с корабля удалось спасти многое. Мы не дикари, пока ещё нет. Мы - осколок цивилизации. Надолго ли?
Наши планетологи говорят: странная планета. Я пока не вижу этих странностей, но им, безусловно, виднее.
Из забавного: здесь нет морей и океанов. То есть совсем.
Я не специалист в этом вопросе, но мне это не нравится. Если бы у меня был выбор, я бы не хотел жить в подобном мире. Чем занимался человек, пока не научился летать к звёздам? Чем занимались все эти викинги-шлеморогоносцы? Древние путешественники? Колумбы и Магелланы? Да, знаю, не только в движении с места на место есть смысл. Но и в нём тоже, без него - никак. А к каким далеким берегам отправляться Колумбу, если берегов-то и нет? И вроде глупо, и смешно, но всё таки?
***
У нас не будет Колумбов.
Магелланов тоже не будет.
Финита.
Двухсот лет в запасе тоже нет.
Есть только смерть.
Она приходит огромной волной - будто горизонт вздыбился до небес и накрыл собой весь существующий мир. Наш маленький гордый мирок.
Это начиналось, как болезнь от переутомления, от шока, от истрёпанной психики или не сумевшего адаптироваться организма.
Никто не скрывал, но и заострять внимания не видели смысла. Всем тяжело. Есть более существенные, требующие решения проблемы.
Только это очень быстро стало массовым явлением.
Страшным. Приходящим внезапно. Неизлечимым.
Стоило обнаружить у себя первый симптом, можно было не сомневаться в завтрашнем дне. И уже не строить планов на послезавтрашний.
Нас хорошо готовили. Мы знали, что выбрали опасный и трудный путь в жизни. Мы были готовы к риску. И к потерям. Но леденящий сердца ужас всё равно завладевал даже самыми стойкими. Тоска. Апатия. Потеря не то что воли, самой способности к решительным действиям.
Omnis vivus mori metuet. И ничего ты с этим не сделаешь.
***
Нет, не так просто.
Не возьмёте. Не сразу. Не всех.
Есть от этой заразы средство. Будем жить. Все.
Будем строить, мечтать, смотреть в будущее.
Человек так долго шёл к звёздам, неужели остановит его временная заминка в пути?
Двести лет… Что такое двести лет? Это уже наши внуки сумеют дождаться своих. Это уже им в руки ляжет вся потерянная для нас Вселенная.
Оказалось, что собрать устройство, защищающее от Волны Искажения, по сути проще, чем наладить сообщение с остальным миром. Это при том, что с Искажением мы до этой планеты ни разу не сталкивались, а межзвездная связь - давно перестала быть чем-то нереальным. Тем не менее вышка, несмотря на все усилия наших героических инженеров, всё ещё годится только для приёма. А вот «маяки», дающие нам шанс на будущее в этом новом мире, мы способны построить достаточно оперативно. Радиус их воздействия, конечно, не так уж велик, но над этим будем работать. Самое главное - не выходить за границы защитного поля.
Будем жить.
Всего-то и нужно - продержаться, не забыть, не утратить ни крохи общечеловеческого наследия. Не превратиться в действительно погорельцев. В одичалых варваров, вынужденных изобретать колесо. Потому что человек - тот, кто сам создаёт свои пути. Тысячи лет эволюции, сотни веков труда и поиска понадобились нашим предкам, чтобы обрести крылья. И не так-то просто их у нас отобрать.
***
Рай.
Прижилось название.
Кособокие домишки - вместо цветущих кущ.
И запретный плод - вот он, только руки протяни. Сорви да попробуй.
А потом умри, как и положено всякому отступнику.
Адам и Ева были изгнаны из Эдема за то, что любопытство в них оказалось сильнее страха. А от этой парочки, говорят, пошёл весь род людской. И в том - наша надежда, а не наказание. Я уверен.
Портативный маяк куда менее надёжен, чем стационарный.
Но мы идём. И там, куда мы направляемся, у нас не будет другого средства защиты от Волны.
Дэниэл объяснял, как она действует. Ничего подобного прежде не встречалось - ни на Земле, ни на других, уже изученных планетах. Эта дрянь считывает человека как компьютерный код, а после - меняет записи в нём. Даже не меняет полностью, а - искажает. Зачем? На этот вопрос ответа пока нет, но в лаборатории обещали найти. Быть может, это позволило бы бороться с искажением более эффективно. Или даже устранять его последствия, а не только предохранять от воздействия ещё не пострадавших.
Мы выживем.
Наш Рай, наш город, растёт и становится всё больше похож на настоящий. В нём всё больше истинно земного, вот только…
Тысячи лет эволюции, сотни веков труда и поиска выковали из пещерных троглодитов и средневековых мракобесов человека разумного. Сколько - нет, не веков, а каких-то десятилетий понадобится, чтобы ухнуть обратно в эту пропасть? Сколько? И никакая подготовка, никакой тщательный отбор…
Продолжение следует...
Так что вместо того, чтобы делать «Реки, которые текут к морю», я курила стихи, любимые книги (мои источники: «Поселок» Булычёва, «Беспокойство» Стругацких и «Час быка» Ефремова, ещё немного - Казанцев, конечно) и много-много советской футуристической живописи. Какая была от этого польза игре - хз, но меня штырило;-) Инна создала невероятно прекрасный мир, в котором было многое, из того, что я давно любила вполне открыто, и многое, в любви к чему я никогда не осмеливалась признаться.
Если бы я играла в «Реки», я бы выбрала себе персонажа-Искажённого и играла в наиболее мистическую часть игры. В превращение в иное существо, же. И в наплевательское отношение к проблемам космоса и тд. В единение с миром, телепатическое общение и силы природы... Я почти всегда выбираю нелюдь и волшебный пласт.
Первый текст, который я написала в этот раз, был совсем про другое.
Здравствуй, родная. Это уже третье моё письмо к тебе. Ты совсем не знаешь меня, но, смею надеяться, что мы гораздо ближе друг другу, чем если бы виделись каждый день. Потому что я - твоё прошлое, а ты - моё будущее. Это связывает узами, крепче расстояний, и даже смерти. В моём предыдущем послании я говорил с тобой о мечте, которая заставила меня отправиться в путь. О том сумасшедшем чувстве, что сжигало сердце: поиск, жажда познания. Признаваться в таких вещах легко. В них есть гордость и ярость, красота и смелый вызов повседневности. Быть героем- странником, сумасшедшим первопроходцем благородно и романтично. Я был им, родная. Для многих, кто узнает мою историю из книжек, из фильмов, из чего-то, чем будут пользоваться для изучения моих открытий в грядущем, для всех этих людей мой образ навсегда будет овеян туманным ореолом тайны.
Но сегодня я принёс тебе нечто иное. Мысли и чувства, столько же сокровенные, сколь обыденные. Спрятал в незаметный кармашек - напротив сердца, и никому никогда не показывал.
Мы с тобой очень похожи, родная. Иначе не ты, а кто-то другой читал бы сейчас эти строки, этот малосвязный бред.
Но есть между нами одно отличие. Настолько серьёзное, что я даже не знаю, как оно скажется на нашем взаимопонимании.
Мы рождены под разным солнцем. Разными солнцами.
Можно бы было сказать, что под разным небом, но - это неправда. Небо - всего одно. Оно - бескрайнее, бесконечное, безмерное. Это его истинное имя - бездна. Это в нём исчезает время и искажаются расстояния. Мы зовём его ещё иначе «космос». Какое имя ему найдёте вы, мне неведомо.
Все мои пути вели к нему с самого детства. И однажды я решился сделать шаг вглубь. Вглубь, вверх, называй, как хочешь. И уже не смог остановиться. И вернуться - тоже не смог.
Хотел ли?
Знаешь, родная, это и есть то сокровенное, что я принёс тебе в сложенных чашей ладонях - не расплескать бы. Горсть ключевой воды и солнечного света. Несколько глотков живой жизни, которой ты никогда не знала. Смолистый запах сосен с побережья. Шелест песка под шагами. Пронизывающий запах йода и соли в ветре. Острое ощущение покоя, который никогда не будет, просто не может быть долговечным, а оттого щемящее чувство утраты настигает неожиданно, будто волнами накатывает.
Вкус воды из колодца в бабушкином дворе. Ты никогда не пробовала её, эту настоящую земную воду, прямо из ведра, ледяную - так чтобы зубы болели. Вкуснее неё нет ничего на свете. Разве что яблоки, сорванные прямо с дерева.
Обещай мне одну вещь, пожалуйста.
Вот так вот - через время и поколения.
Что когда-нибудь мы с тобой пробежим по песчаному пляжу, под солёным и горьким ветром, погружаясь босыми пальцами в песок. А потом поднимемся по тропе к скрипучей калитке и войдём во двор. Чтобы попробовать снова эти чёртовы яблоки и эту ледяную воду.
Я говорю «мы с тобой», потому что в тебе - всегда будет частичка меня.
Сделай это, родная.
Обещаешь?
С этого началась история Джеффри-Джо, звездолётчика, мечтателя, строителя Города. Придумала его, как и всё остальное, не я, но на какое-то время я примерила его шкуру, мечты и представления о жизни.
- Чего вы, собственно, боитесь? - сказал Турнен раздраженно. - Человечество все равно не способно поставить перед собой задачи, которые оно не может разрешить.
Леонид Андреевич с любопытством посмотрел на него.
- Вы серьезно так думаете? - сказал он. - Напрасно. Вот оттуда, - он опять ткнул пальцем вниз, - может выйти братец по разуму и сказать: «Люди, помогите нам уничтожить лес». И что мы ему ответим?
- Мы ему ответим: «С удовольствием». И уничтожим. Это мы - в два счета.
- Нет, - возразил Леонид Андреевич. - Потому что едва мы приступили к делу, как выяснилось, что лес - тоже братец по разуму, только двоюродный. Братец - гуманоид, а лес - негуманоид. Ну?
- Представить можно все что угодно, - сказал Турнен.
- В том-то и дело, - сказал Горбовский. - Потому-то я здесь и сижу. Вы спрашиваете, чего я боюсь. Я не боюсь задач, которые ставит перед собой человечество, я боюсь задач, которые может поставить перед нами кто-нибудь другой. Это только так говорится, что человек всемогущ, потому что, видите ли, у него разум. Человек - нежнейшее, трепетнейшее существо, его так легко обидеть, разочаровать, морально убить. У него же не только разум. У него так называемая душа. И то, что хорошо и легко для разума, то может оказаться роковым для души. А я не хочу, чтобы все человечество - за исключением некоторых сущеглупых - краснело бы и мучилось угрызениями совести или страдало бы от своей неполноценности и от сознания своей беспомощности, когда перед ним встанут задачи, которые оно даже и не ставило. Я уже все это пережил в фантазии и никому не пожелаю. А вот теперь сижу и жду.
- Очень трогательно, - сказал Турнен. - И совершенно бессмысленно. (с) «Беспокойство»
Я не запираю перед вами никакие двери. Я лишь предлагаю вам самим выбрать те, которые вы действительно хотите открыть.
***
Мне снилось море. Оно не было снаружи, как в привычном для нас мире, но оно все же существовало здесь, на этой колоссальной планете льда и горьких трав, способных выдерживать такие перепады температур, как здесь бывают. Оно всегда было совсем рядом, распирало нашу новую землю изнутри, билось волнами в зыбкую твердь, которую мы рискнули топтать своими инородными ногами. Оно зрело семенами в прочных чешуйчатых оболочках, чтобы в определенный момент времени извергнуться в разверстую пасть проснувшегося дракона, уставшего глодать собственный хвост тысячелетие за тысячелетием.
Мне снилось море, которое я не видел, но чувствовал всем телом, каждым сантиметром кожи, обветренной немилосердными местными ветрами.
Оно было настолько мощным и огромным, что даже земные океаны не выдерживали сравнения с ним. Казались чем-то родным, привычным. Изведанным.
Это же было море - космос. Море - простор. Море - древняя бездна. Море - живое существо и целый мир одновременно.
И я стоял в пустом, заброшенном храме, на стенах которого были изображены десятки самых разных дверей. Я знал - стоит мне открыть любую из них - и меня подхватит, унесёт ветер дальних странствий. И мне не было страшно, во мне проснулся достойный потомок стольких поколений, стремившихся выше, дальше, полнее жить эту жизнь. Их голоса говорили со мной и во мне. Я были ими всеми, и они были мной. И всё это закручивалось смерчем под сводами храма, построенного неведомыми существами для тех, кто придёт после них. И семена моря под земной твердью давали всходы, вспучивали толстый каменный пол, заставляли стены змеиться трещинами.
И я знал - ещё совсем немного и гигантская волна хлынет сквозь и так полуразрушенный храм наружу, в Город Людей, Город-на-Грани, Город-Последний-Оплот и смоет его с лика земли. И моё тело, хрупкое, слишком человеческое, никак не могло быть преградой для грядущих перемен.
Ею мог стать мой разум - то, единственное орудие, что дано человеку на самом деле.
Его и глупое мятущееся сердце мог я использовать. И только.
Мне снилась бесконечность жизни во Вселенной.
Мне снилась смерть.
Удар под рёбра.
Вспышка озарения.
И я проснулся.
***
Когда-то Земля ощущалась как Дом - то есть место, из которого ты рвёшься всей душой на поиски смысла, для того, чтобы с неизменной душевной теплотой вспоминать его в минуты невзгод и тяжких испытаний. Колыбель человечества - ласковое тепло настоящего солнца, синева небес, гладь озера, отражающего облака. Эти яркие осколки воспоминаний собирал каждый. Даже неистовые приключенцы, которых в таких экспедициях всегда полно, сколь бы тщательно ни производили отбор. Даже те, кто весь - в грядущем, весь - стремительный полёт. Встряхни всех, так у каждого найдётся собственный клочок беззаботного детства, спрятанный пусть не под подушкой, но глубоко в сердце. Мамин голос. Шершавая кора дерева, которое ты обнял, поддавшись внезапному порыву чувств. Скрип качелей в старом дворике, неведом как сохранившемся в бурно развивающемся мегаполисе. Запах нагретых солнцем степных трав. Первое самостоятельно совершенное открытие. Последняя детская глупая выходка. Дурманящие облака цветущей сирени, которую отчего-то всегда дарят студентам-космолётчикам, вернувшимся из Выпускного Полёта.
Как наивны и приземлённы казались те, кого тоска и ностальгия захватили уже на борту. Их называли возвращенцами. Нет, не осуждали и не посмеивались даже, команда отбиралась строго, в том числе и по совместимости и пригодности к существованию в замкнутой группе. Но твёрдо отделяли от своих, от тех, кто давно раздвинул границы личного мира до размеров галактики. Возвращенцы были ничем не менее важны: они были истинными Странниками. Теми, кто уходит, чтобы узнать, и возвращается, чтобы рассказать. Для многих из них полеты за пределы Солнечной Системы заканчивались на единственном - они возвращались к другому труду. Из них обычно выходили отличные учителя и хранители, два разных типажа, похоже проявлявшие себя лишь в обостренных особенным образом чувствах.
Так и было: они и мы.
Уверенно смотрящие вперёд, в глазах - нездешнее, меж бровей суровая складка - олицетворяющая целеустрёмлённость. Карты, компасы, расчёты, планы. Пьянящая острота свободы и бесконечности бытия. Мы.
Туманные улыбки, акварельные цвета, нарочно размытые, голографий с земными пейзажами. Мягкое тепло и вечная готовность к подвигу во имя человечества. Они.
Как всё это смешалось и перепуталось потом!
Они - стали основательностью и опорой, надёжным осколком того самого человечества. Их память - не ностальгией, а зацепками, помогающими выжить не только им самим, а тем, кого они заражали своей уверенностью в возвращении. Скелет нового мира.
Мы - разведчики и охотники. Сила. Нервы. Броня. Органы чувств. Среди нас различий было куда больше, чем среди них. И это было благом.
И я - водоразделом и объединяющим звеном для них всех.
***
Мы сами построим свой храм.
Крепче. Выше. Надёжнее, чем тот, что снился мне уже неоднократно.
Тот самый, из которого будут вести тысячи дверей. Выбирай любую, Странник. Ты - человек, и все пути - твои.
Когда стало ясно, что управление кораблём потеряно и нас уносит в неизведанные области, никто не позволил себе паники. Нас всё же очень тщательно подбирали. Мы всё ещё оставались единым сплочённым организмом, готовым действовать слаженно и толково.
Мысль о том, что корабль придётся покинуть, была первым настоящим ударом. Потому что пока мы были внутри - мы всё ещё оставались героями-покорителями, славными путешественниками, искателями приключений, лишь волею случая оказавшимися в трудной, но небезвыходной ситуации. Без корабля мы превращались в горстку потерпевших, нуждающихся в спасении.
Было такое слово в прежние времена, в те, когда ещё каждый должен был решать свои материальные трудности в одиночку, не рассчитывая на помощь человечества - «погорельцы».
Именно так я чувствовал себя, наблюдая развороченный корпус корабля. Но не мог не признать, что это был единственный путь для тех, кто желает выжить.
Радиация. Холод. Запущенная система самоконсервации - единственная уцелевшая полностью при падении.
И Шуанита Каллахан - второй ассистент инженера связи. Одна отправившаяся в самый опасный внутренний отсек - отправить сигнал на Землю. Если получится. Она знала, что не вернётся, просто не успеет. Потому и настояла на своей кандидатуре, рассудив, что знания и опыт её старших товарищей будут более полезны выжившим.
Когда-нибудь я вернусь - не к кораблю, а к полётам, конечно же - и назову её именем далёкую яркую звезду. Вот увидите - так и будет.
Человек - оттого и человек, что ему открыт весь мир. Огромный. Безграничный.
***
Не молчи. Не молчи, повторяю сам себе, не имеешь ты на это права. Молчание - это как сдаться. Сломаться под порывами ветра этого сурового мира.
Когда мы обнаружили эту планету, я подумал… смешно сознаваться… но я, образованный человек, подумал, что это фатум. Рок. Рука судьбы. Что мы неслучайно вышли в глубинах космоса к планете, столь схожей по своим характеристикам с землёй. Именно тогда, когда нам столь отчаянно требовалось, мы наткнулись на мир, пригодный для жизни. А ведь порой на поиски чего-то подобного уходили даже не годы, а десятилетия.
Мир, где можно дышать - без маски.
Ходить - без скафандра.
Пить воду и есть местную пищу - без предварительной многоэтапной обработки.
Это ли не подарок небес? Не рай для таких, как мы?
Мы поверили, что выживем. Несмотря на холод, на уже перенесённые лишения, на потери, уже произошедшие, и те, что грозили в грядущем. Выживем.
Я осознал это, когда пил чужую на вкус и запах талую воду. Когда лежал лицом в снег на крутом взгорке и понимал, что дышу, что сердце бьётся, а солнце светит.
Связисты рассчитали срок, который понадобится для того, чтобы к нам пришла помощь.
Двести лет.
Это, если Каллахан отправила сигнал, как должна была. Её коллеги утверждают, что всё получилось, но я бы не был столь самоуверен. В мире бывает столько непредвиденных случайностей, столько мелких, ерундовых, на первый взгляд, деталей.
Но, даже если она выполнила свою задачу…
Двести лет.
Я никогда не назову её именем звезду.
Я даже в космос больше не выйду.
Я заперт здесь. Этот снег, эти зубцы гор, это небо - всё, что у меня есть. Мой храм с тысячей запертых дверей.
Нарисованных дверей. Выдуманных.
Двести лет.
Возвращенцам проще. Они принесли свой дом с собой. Они строят город - чтобы был похож на те, что остались на Земле, которую никто из нас уже не увидит.
Какой-то шутник назвал это место Рай. Мы всё ещё предпочитаем говорить «база» или «колония», но чувствую - ненадолго.
***
Никогда не был лидером. Искателем. Странником, даже бродягой - был. Тем, кто ведёт за собой - совершенно нет. Моя любимая позиция - на пару шагов сзади командира. Я могу быть превосходным другом главного героя, но никогда сами героем.
Поселение наше растёт быстро, благо с корабля удалось спасти многое. Мы не дикари, пока ещё нет. Мы - осколок цивилизации. Надолго ли?
Наши планетологи говорят: странная планета. Я пока не вижу этих странностей, но им, безусловно, виднее.
Из забавного: здесь нет морей и океанов. То есть совсем.
Я не специалист в этом вопросе, но мне это не нравится. Если бы у меня был выбор, я бы не хотел жить в подобном мире. Чем занимался человек, пока не научился летать к звёздам? Чем занимались все эти викинги-шлеморогоносцы? Древние путешественники? Колумбы и Магелланы? Да, знаю, не только в движении с места на место есть смысл. Но и в нём тоже, без него - никак. А к каким далеким берегам отправляться Колумбу, если берегов-то и нет? И вроде глупо, и смешно, но всё таки?
***
У нас не будет Колумбов.
Магелланов тоже не будет.
Финита.
Двухсот лет в запасе тоже нет.
Есть только смерть.
Она приходит огромной волной - будто горизонт вздыбился до небес и накрыл собой весь существующий мир. Наш маленький гордый мирок.
Это начиналось, как болезнь от переутомления, от шока, от истрёпанной психики или не сумевшего адаптироваться организма.
Никто не скрывал, но и заострять внимания не видели смысла. Всем тяжело. Есть более существенные, требующие решения проблемы.
Только это очень быстро стало массовым явлением.
Страшным. Приходящим внезапно. Неизлечимым.
Стоило обнаружить у себя первый симптом, можно было не сомневаться в завтрашнем дне. И уже не строить планов на послезавтрашний.
Нас хорошо готовили. Мы знали, что выбрали опасный и трудный путь в жизни. Мы были готовы к риску. И к потерям. Но леденящий сердца ужас всё равно завладевал даже самыми стойкими. Тоска. Апатия. Потеря не то что воли, самой способности к решительным действиям.
Omnis vivus mori metuet. И ничего ты с этим не сделаешь.
***
Нет, не так просто.
Не возьмёте. Не сразу. Не всех.
Есть от этой заразы средство. Будем жить. Все.
Будем строить, мечтать, смотреть в будущее.
Человек так долго шёл к звёздам, неужели остановит его временная заминка в пути?
Двести лет… Что такое двести лет? Это уже наши внуки сумеют дождаться своих. Это уже им в руки ляжет вся потерянная для нас Вселенная.
Оказалось, что собрать устройство, защищающее от Волны Искажения, по сути проще, чем наладить сообщение с остальным миром. Это при том, что с Искажением мы до этой планеты ни разу не сталкивались, а межзвездная связь - давно перестала быть чем-то нереальным. Тем не менее вышка, несмотря на все усилия наших героических инженеров, всё ещё годится только для приёма. А вот «маяки», дающие нам шанс на будущее в этом новом мире, мы способны построить достаточно оперативно. Радиус их воздействия, конечно, не так уж велик, но над этим будем работать. Самое главное - не выходить за границы защитного поля.
Будем жить.
Всего-то и нужно - продержаться, не забыть, не утратить ни крохи общечеловеческого наследия. Не превратиться в действительно погорельцев. В одичалых варваров, вынужденных изобретать колесо. Потому что человек - тот, кто сам создаёт свои пути. Тысячи лет эволюции, сотни веков труда и поиска понадобились нашим предкам, чтобы обрести крылья. И не так-то просто их у нас отобрать.
***
Рай.
Прижилось название.
Кособокие домишки - вместо цветущих кущ.
И запретный плод - вот он, только руки протяни. Сорви да попробуй.
А потом умри, как и положено всякому отступнику.
Адам и Ева были изгнаны из Эдема за то, что любопытство в них оказалось сильнее страха. А от этой парочки, говорят, пошёл весь род людской. И в том - наша надежда, а не наказание. Я уверен.
Портативный маяк куда менее надёжен, чем стационарный.
Но мы идём. И там, куда мы направляемся, у нас не будет другого средства защиты от Волны.
Дэниэл объяснял, как она действует. Ничего подобного прежде не встречалось - ни на Земле, ни на других, уже изученных планетах. Эта дрянь считывает человека как компьютерный код, а после - меняет записи в нём. Даже не меняет полностью, а - искажает. Зачем? На этот вопрос ответа пока нет, но в лаборатории обещали найти. Быть может, это позволило бы бороться с искажением более эффективно. Или даже устранять его последствия, а не только предохранять от воздействия ещё не пострадавших.
Мы выживем.
Наш Рай, наш город, растёт и становится всё больше похож на настоящий. В нём всё больше истинно земного, вот только…
Тысячи лет эволюции, сотни веков труда и поиска выковали из пещерных троглодитов и средневековых мракобесов человека разумного. Сколько - нет, не веков, а каких-то десятилетий понадобится, чтобы ухнуть обратно в эту пропасть? Сколько? И никакая подготовка, никакой тщательный отбор…
Продолжение следует...