Последний Союз. Всё-таки отчёт. Кусочек;-)
Здесь море шумит, здесь - море
колышется грозной бездной,
и острых и пенных лезвий
вонзается в берег ворох…
Зачем здесь чужие песни?
Зачем здесь - былое горе?
На побережье жизнь застыла, как пойманный в янтарь солнечный луч, навсегда оставшийся в протянутой руке. Плохо ли это? Нет. Здесь золото искрится на гребнях зеленоватых вод, а лица фалатрим светлы и открыты. Здесь строят корабли и играют на арфе, а ранним утром, ещё почти ночью поднимается туман, в котором качается на волнах прекрасный корабль. В Митлонде правит Корабел, если о нём можно сказать «правит». Он просто есть, как сердце или душа. Он не говорит громких речей, не носит короны, но как всякий капитан умеет найти единственно верный путь. Наверное, у него можно бы было спросить совета - если бы мне ещё нужен был совет. Я просто ушла.
Моё время утекало сквозь пальцы - песком, да горько-солёной водой, прахом, пеплом, пылью придорожной. Я его не считала - где год, там и два, и десять. Некуда спешить, незачем взрослеть, а былое давно поросло сорной травой. Помнила ли я, понимала ли, что любое затишье - предвестник нового шторма?
Здесь ветер поёт, здесь - буря
приходит на смену штилю,
теперь выбирай любую
из сказок, не ставших былью…
Линдон - так зовётся эта земля, где есть место для всех, даже для тех, кто сам себя отверг давно. Кто такой мореход без корабля? А корабел, не способный больше ничего построить? А менестрель, который больше не сложит ни одной песни? Быть может, если Ниэллэ вернётся, когда-нибудь захочет вернуться, ему тоже будет легко поселиться здесь вместе со мной? Я познакомилась с удивительными мастерами, способными, кажется, создать что угодно.
- Можно ли починить треснувшую лютню? - спрашиваю я у Гаэрлиндэ.
Она улыбается. Конечно, она может это сделать для меня. Ничего сложного. И я не спрашиваю: а душу? Душу можно починить?
Что ты бормочешь о сломанных крыльях?
Летать - тоже нужно уметь.
Просто не стоит любить слишком сильно
и требовать что-то взамен;
просто не пробуй давать обещаний
и в ответ обещаний ждать...
Знаешь, всё это очень мешает,
безумно мешает летать.
И я не жду уже ничего. Ни от мира, ни от себя, ни от других.
Я слышу тревожные вести из-за моря, но зажимаю ладонями уши, чтобы не узнать ничего лишнего. Я хочу верить, что люди выстоят. Что ничего непоправимого ещё не произошло, а слухи - это всего лишь слова, что носит ветер. Не более.
И всё-таки это слово звучит. Это имя.
Скажи, Анариэн, кто приходил к вам с дарами и советами? Не тот ли, чьё имя жжёт мне уста, стоит лишь попытаться произнести его?
Она не ответит, даже если я забуду все клятвы и обеты и помчусь наперегонки с ветром - спасать, защищать, опекать - даже против воли.
Она не ответит, потому что пока я не считала годы, её не осталось на этой земле. И мира, в котором она жила - не осталось, лик его изменился навсегда.
Время песком утекает из рук -
платой за искренность в глупой игре.
Чёрные крылья дрожат на ветру -
были белы да успели сгореть,
обуглиться дочерна в этом костре -
их больше нет смысла беречь.
… Я не люблю Чертоги Гостеприимства. Здесь слишком пусто, безлико, холодно, и никакая красота, созданная стараниями всех-всех-всех, не делает это ощущение менее тягостным.
Но они пришли именно сюда и стоят перед нами - нуменорцы, изгнанники, Верные. Люди. Их Благословенный Остров поглотила пучина. Их короля пожрало его собственное безумие. Больше нет Менельтармы и Нимлот, и все, кто ещё так недавно ходил, говорил, разговаривал, дышал - все сметены в одночасье, ибо терпение Валар велико, но не безгранично.
Они стоят перед нами, измученные, потерянные, но не сломленные.
Один корабль спасся и пристал к нашим берегам. Один. Тот, кто правил им, зовётся Элендил, и это имя многим здесь знакомо.
Мы говорим много слов, важных и правильных, полных напутствий, сочувствий, даже горькой мудрости, которая нашему народу тоже далась когда-то ужасной ценой. Вернее, говорят другие, знающие, обладающие зрением души и даром вещего слова. Они правы - каждый по-своему. Я могу только стоять за спинами, наполнять кубки и думать не обо всех этих великих переменах, нет. Об Анариэн, чей последний взгляд жжёт мне роа, не хуже Камней Феанора. И, конечно, я не выдерживаю и выхожу вперёд с тем единственным вопросом, что меня терзает. С просьбой найти меня, если станет известно хоть что-нибудь, хоть о ком-нибудь из рода Азрузана и Анариэн. Я даже нахожу в себе силы говорить не только о себе, но в словах моих порывается моя собственная боль и тоска. Потому что я говорю о любви. Я желаю нашим гостям найти землю, которую они смогут полюбить всем сердцем и назвать свои домом. Мне, самой не имеющей такого места в мире, это кажется невероятно важным.
- Ты сказала о деве, что воспитывалась в Линдоне? - поднимает голову женщина, молчавшая почти всё время. - Я слышала эту историю. В южных колониях есть девушка, которая её рассказывала.
- В южных? - растерянно повторяю я, и всё остальное перестаёт иметь для меня значение. Я вновь отступаю в тень, и кубок выскальзывает у меня из рук, падает на пол. По счастью этого никто не замечает.
Потому что как всегда стремительно в зал врывается наш государь.
Государь обещает изгнанникам дружбу, земли, защиту - в обмен на союз против врага. Потому что когда сгущаются тени, никто не должен блуждать среди них в одиночестве. Они уходят, оставляя нас в смятении и тревоге. Мудрые спорят: опекать и защищать или - дать людям самим совершить ошибки, подобные нашим, самим подняться выше на ступеньку, чтобы идти - дальше вверх? Что важнее: уберечь от лихого ветра или отпустить пробовать силу собственных крыльев?
Мудрые спорят, а я не знаю, может ли вообще быть верный ответ на такие вопросы. Ведь я когда-то не сумела. Я защищала, потом отпустила - и с чем мы все остались теперь? Где-то на юге бьётся моё сердце, где-то на далёком юге… Умбар - так зовётся южная колония ныне несуществующего Нумэнора.
Я ухожу из Чертога Гостеприимства последней, гашу все свечи и только светлячки и звёзды мерцают во тьме.
Сколько стоять на последней черте?
Сколько ошибок и глупых потерь -
мыслей сумбурных злая метель
снова мешает лететь...
В мастерских шумно и весело. Все заняты делом, всех переполняет пламя творения. Ревиан-Ильмари, та, что носит в пушистых золотых кудрях разноцветные перья птиц, делает витраж. Кузнецы о чём-то воодушевлённо спорят. Меня тянет приходить сюда снова и снова, пусть не так уж много я умею. Я знаю, как я должна поступить, и мне страшно. Нет, я боюсь не трудного пути, не возможных опасностей, нисколько. Я прожила достаточно долгую жизнь, чтобы не дорожить ей прежде других, более важных вещей. Но что я буду делать, если я окажусь ненужной? Если снова - ледяной взгляд и чужое, отстраненное: «Уходи, Исилиан»? Отпустить - или уберечь?
Гаэрлиндэ говорит о людях. Они ей интересны, но она почти не знает их. Я тоже когда-то не знала. Потом думала, что они вовсе ничем не отличаются от нас: ведь и мы не одинаковы между собой. Но, если признаться, что я могу сказать о них? Кроме того, что Анариэн стала для меня всем: сестрой, дочерью, подругой, отражением меня самой, лучшего, что было во мне. И я опять, как всегда, молчу.
Гаэрлиндэ пишет чудесные песни, от которых становится легче и застарело ноющему сердцу, и всколыхнувшейся встревожено душе.
Сжимай в побелевших пальцах
Бессильный стальной обломок
Шагай до последней грани, не понят
И не оправдан!
Воюй за любые цели,
Умри за чужую правду,
Однажды ты будешь дома...
Однажды - ты будешь дома.*
Кровь дерева - тягучая смола, полная жизненных соков самой земли. Капля её упала когда-то в древнее море, тоже солёное как кровь и тоже несущее в себе всю силу мира; упала, застыла гладким полупрозрачным камешком цвета солнца. Это будет подарок - той, которая живёт далеко-далеко и, наверное, даже знать не знает обо мне. Я не так уж много умею, это правда. Но когда-то я уже делала такой оберег - совсем ненужный мне, но защищавший от болезней, которыми страдают смертные.
К государю приходят странные люди - я бы побоялась пускать таких даже на порог. Говорят: харадрим, с Юга. Рассказывают о городах, что отстроили за прошедшие годы наши изгнанники, и я опять с ужасом ощущаю, что время - конечно, что пока я здесь греюсь чужим огнём, его может и не остаться вовсе. Речь заходит про Умбар - слово, которое я повторяю про себя всё чаще, пробую, как звучит, чем отдаётся в душе. Гости говорят, что умбарцы хранят верность своему давно погибшему королю-безумцу и втайне поклоняются тьме, приносят кровавые жертвы. Ждать больше нельзя. Я должна взглянуть им в глаза - тем, кто ещё остался из рода моей Анариэн. Взглянуть в глаза и всё понять и решить сама.
Я не знаю, кто кого уговорил идти - Гаэрлиндэ меня или я её. Мы не будем спешить, мы пройдём по всем человеческим землям, по всем городам. Может быть, я услышу что-то, что заставит меня забыть последние сомнения?
В закрытую перед тобою дверь
стучись опять и беззащитно верь.
что отворят, и снова боль свою
у всех небес и судеб отвоюй...
Сумеешь? - остальное ерунда:
ошибки, расстояния, года.
Гаэрлиндэ я верю - чуть больше, чем многим другим. А вот остальным случайным спутникам - не очень, и дело не в них, а лишь во мне. Лучше бы я отправилась в этот путь одна. Пусть бы было - что было, только со мной. Я не хочу им ничего рассказывать, ничего объяснять, мне тяжело с ними рядом. Я бреду по дорогам, которые кажутся мне бесконечными, под палящим солнцем, слушая бессмысленные разговоры, и мне кажется, что я сама такая же бессмысленная и бесполезная.
А что если эта девушка, дочь моей Анариэн, действительно живёт там, только ей никакого нет дела до белых кораблей Линдона, до наших песен и жемчужной дымки утренних туманов? Если она счастлива, спокойна и моё появление лишь разрушит её жизнь? Говорят, за дружбу с элдар их безумный король предавал страшной смерти. Может, и не так было - но если правда? Тогда - что?
Дороги вьются клубком змей, я давно уже не знаю, куда иду и зачем. Выжженная равнина впереди, горы, болота, с которых веет смертью…
- Мордор рядом, - звучит чей-то голос.
Что я здесь делаю? Зачем? Я совсем не этого хотела! Я встречаюсь взглядом с Гаэрлиндэ и понимаю, что она думает также. Более того, она готова бросить всех и уйти прямо сейчас - неважно куда, главное, прочь.
Этого человека, вдруг показавшегося из-за поворота, мы узнаём сразу. Он приходил когда-то к нам. Один из тех - харадрим, что просили государя о торговом союзе и приносили вести о строительстве чёрного храма в Умбаре. Гаэрлиндэ уходит с ним, а я не могу решиться. Мне неинтересны ни чужие травы, ни заповедные для чужаков места диковинного края. Мне трудно здесь дышать, меня не радует ни ясное небо, ни солнечный свет…
Мы идём и идём, кажется, что это будет продолжаться вечно. Мне неинтересно уже даже смотреть по сторонам - только себе под ноги. Душно и тяжело. И ничего нет - ни смысла, ни жизни, ни даже любви, потому что все, кого я любила, ушли и это навсегда.
А потом невесть откуда я чувствую ветер, врывающийся в застывшую, безнадёжную и неизменную реальность… Я поднимаю голову, ещё не веря, не понимая, что происходит. Потому что это очень похоже на чудо: я вдруг вижу, что вокруг давно нет ни болота, ни пустошей, ни мрачных силуэтов гор. Деревья шумят вокруг, где-то слышен переливчатый говор родника, щебет птиц. Мне кажется, что я до этого была полуслепой, и голова моя почти кружится от внезапного прозрения.
Перед нами снова люди. Словно из сна, из никак не отпускающего меня сна о Белом Городе, плывущем среди цветущих садов и звёзд, отражённых в волнах.
Кань иголкой -
в море невода.
Сто осколков -
горе не беда.
Сто исканий -
сказки на воде,
Лед и пламя
родины людей.
Ран горячих
ввек не утоля,
Манит знать,
ответа не суля,
Грезит нами -
лед и пламя -
сердца осиянная земля.**
Гондор - имя этой страны. Имя города-крепости - Минас Итиль. Я улыбаюсь. Мне кажется, что в моей жизни сейчас - в это самое мгновение - правильно всё. И пусть где-то внутри души сворачивается змейкой диковинная пружинка, блестит узорчатой чешуёй. Я скорее чувствую происходящее вокруг, чем вижу и слышу, и пока мои спутники ведут с хозяевами разговоры, важные и серьёзные, я иду на этот смутный зов и замираю перед Белым Древом. Белые ветви, серебристые листья - юное, но почти такое же, как было то, что кануло в пучину. Может быть, это знак? Всё возвращается, всему на свете доступно возрождение - я знаю, что это не совсем так, но мне слишком хочется в это верить.
Меня приводит в чувство долетевший обрывок разговора. Говорят об Умбаре. Всё-таки знак.
Я прохожу в зал и сажусь за стол вместе со всеми. Я не так много понимаю про все эти дела, но одно слышу ясно: мне туда нельзя сейчас. У хозяев этой земли с Умбаром договор: не вмешиваться в дела друг друга. Даже если дела эти кажутся неправильными. Я слушаю об Умбаре слушаю о законах, которые там соблюдают, о короле, возвращения которого всё ещё ждут…
- Но как это может быть? Это же безумие, - в какой-то миг не выдерживаю я.
- Да, это безумие. Так и есть, - слышу в ответ. - Но они - наши братья.
И я замираю вновь. Потому что это я могу понять, попытаться понять, я должна хотя бы попробовать! Вот вернётся мой брат, много переживший, много видевший, взгляну ему в глаза - а там по-прежнему плещется боль и тьма, что не оставили его с гибели Кельнариэль. Буду ли я винить его или искать способ исцелить его рану? Даже если все остальные скажут, что это исцелить нельзя. Я слушаю слова Исилдура и ясно вижу, что он тоже понимает, что рано или поздно наступит время, когда придётся принять решение, куда более жестокое, чем всем бы хотелось. Но это в далёком северном Линдоне просто - как отсечь заражённое, как уничтожить росток, не дав ему расцвести пышным цветом. И я сомневаюсь, смогла ли бы я сама сделать подобный выбор.
Я достаю лист бумаги и пишу письмо. Тем, кого никогда не видела в этой жизни, тем, кто может не знать моего имени. Мне отчего-то кажется, что пока я здесь, так близко, тоненькая ниточка-связь между нами крепнет и становится чем-то более зримым.
Слова путаются, нужных не приходит на ум, остаются лишь строчки старого-старого стихотворения, которое мы с Анариэн так любили вспоминать на закате.
Последние вспышки заката,
за собой вы что увели? -
все мое, что исчезло в небе,
все мое, что взяла земля,
все мои затонувшие корабли?..
Что за далью, в этой дали -
дальше моря и неба,
дальше предельных пределов земли?***
Я пишу эти строки, потому что мне страшно. Страшно сказать слишком мало и не выразить ничего из тех чувств, что меня обуревают, но и многое сказать - страшно. Элендур обещает мне, что письмо будет доставлено, и ему-то я верю, но вот себе - нет. Я пишу на конверте «Потомкам Азрузана и Анариэн из Линдона» и добавляю ещё своё имя. Всё. Теперь у меня есть только надежда и ничего больше.
Пора забыть о праве быть внутри
Защиты зачарованного круга.
Нет сил взлететь, сбежать? Тогда - гори!
Ложись звездой в протянутую руку.
Я возвращаюсь в Линдон Я брожу без цели и смысла, потому что мне нечего сказать о моём путешествии. Потому что всё, что я помню - не разумом, а сердцем - это ветер на дороге возле Минас Итиль. Потому что не может быть, не должно быть, чтобы это было случайно.
- Исилиан? - страной формы конверт падает мне в руки. - Здесь были люди из Гондора. Искали тебя.
Эльда-корабелу
Ране Исилиан
Линдон
Суилад!
Если тебе доводилось воспитывать девочку по имени Майвэ Анариэн, то, возможно, тебе интересно будет узнать, что её правнучка по имени Азрабель живёт в Умбаре и помнит песни-колыбельные, которые ты пела её прабабушке Майвэ. Азрабель хотела бы получить весточку от тебя.
Передаю это с её слов.
Гильвэн, глава Почты Гондора.
Я читаю эти строчки ещё раз и ещё, и мне не надоедает повторять их едва слышным шёпотом. Азрабель. Её зовут Азрабель, и она ждёт весточки от меня. Я иду в мастерскую и Гаэрлиндэ что-то угадывает по моему лицу, спрашивает с надеждой:
- Ты всё таки нашла её?
- Да, - счастливо отвечаю я, но потом считаю нужным пояснить. - Не Анариэн, конечно, нет. Срок Смертных короче нашего даже в Нумэноре, и я не ожидала увидеть её саму. Но у неё были дети, а у тех детей тоже, и в Умбаре сейчас живёт та, в которой течёт её кровь.
Гаэрлиндэ смотрит непонимающе.
Тогда я говорю о Нимлот, выросшем из ростка Галатилиона, и о Белом Древе Гондора, которое видела своими глазами. Потому что я ни на мгновение не сумела бы их перепутать, но меж тем они были - одно.
- И что ты будешь делать теперь?
Я улыбаюсь. Я не знаю, что я буду делать и как, но теперь это и неважно. Её зовут Азрабель и она ждёт весточки от меня.
- Она не Анариэн, - повторяет Гаэрлиндэ. - Ты совсем её не знаешь.
Я не слышу.
А когда нам придет время петь,
Я твой голос из тысяч узнаю.
И бессильной окажется смерть,
И мы вновь обретем то, что ныне с тобою теряем.****
* - Мария Фроловская
** - Ольга Афраймович
*** - Хуан Рамон Хименес
**** - Иллет
колышется грозной бездной,
и острых и пенных лезвий
вонзается в берег ворох…
Зачем здесь чужие песни?
Зачем здесь - былое горе?
На побережье жизнь застыла, как пойманный в янтарь солнечный луч, навсегда оставшийся в протянутой руке. Плохо ли это? Нет. Здесь золото искрится на гребнях зеленоватых вод, а лица фалатрим светлы и открыты. Здесь строят корабли и играют на арфе, а ранним утром, ещё почти ночью поднимается туман, в котором качается на волнах прекрасный корабль. В Митлонде правит Корабел, если о нём можно сказать «правит». Он просто есть, как сердце или душа. Он не говорит громких речей, не носит короны, но как всякий капитан умеет найти единственно верный путь. Наверное, у него можно бы было спросить совета - если бы мне ещё нужен был совет. Я просто ушла.
Моё время утекало сквозь пальцы - песком, да горько-солёной водой, прахом, пеплом, пылью придорожной. Я его не считала - где год, там и два, и десять. Некуда спешить, незачем взрослеть, а былое давно поросло сорной травой. Помнила ли я, понимала ли, что любое затишье - предвестник нового шторма?
Здесь ветер поёт, здесь - буря
приходит на смену штилю,
теперь выбирай любую
из сказок, не ставших былью…
Линдон - так зовётся эта земля, где есть место для всех, даже для тех, кто сам себя отверг давно. Кто такой мореход без корабля? А корабел, не способный больше ничего построить? А менестрель, который больше не сложит ни одной песни? Быть может, если Ниэллэ вернётся, когда-нибудь захочет вернуться, ему тоже будет легко поселиться здесь вместе со мной? Я познакомилась с удивительными мастерами, способными, кажется, создать что угодно.
- Можно ли починить треснувшую лютню? - спрашиваю я у Гаэрлиндэ.
Она улыбается. Конечно, она может это сделать для меня. Ничего сложного. И я не спрашиваю: а душу? Душу можно починить?
Что ты бормочешь о сломанных крыльях?
Летать - тоже нужно уметь.
Просто не стоит любить слишком сильно
и требовать что-то взамен;
просто не пробуй давать обещаний
и в ответ обещаний ждать...
Знаешь, всё это очень мешает,
безумно мешает летать.
И я не жду уже ничего. Ни от мира, ни от себя, ни от других.
Я слышу тревожные вести из-за моря, но зажимаю ладонями уши, чтобы не узнать ничего лишнего. Я хочу верить, что люди выстоят. Что ничего непоправимого ещё не произошло, а слухи - это всего лишь слова, что носит ветер. Не более.
И всё-таки это слово звучит. Это имя.
Скажи, Анариэн, кто приходил к вам с дарами и советами? Не тот ли, чьё имя жжёт мне уста, стоит лишь попытаться произнести его?
Она не ответит, даже если я забуду все клятвы и обеты и помчусь наперегонки с ветром - спасать, защищать, опекать - даже против воли.
Она не ответит, потому что пока я не считала годы, её не осталось на этой земле. И мира, в котором она жила - не осталось, лик его изменился навсегда.
Время песком утекает из рук -
платой за искренность в глупой игре.
Чёрные крылья дрожат на ветру -
были белы да успели сгореть,
обуглиться дочерна в этом костре -
их больше нет смысла беречь.
… Я не люблю Чертоги Гостеприимства. Здесь слишком пусто, безлико, холодно, и никакая красота, созданная стараниями всех-всех-всех, не делает это ощущение менее тягостным.
Но они пришли именно сюда и стоят перед нами - нуменорцы, изгнанники, Верные. Люди. Их Благословенный Остров поглотила пучина. Их короля пожрало его собственное безумие. Больше нет Менельтармы и Нимлот, и все, кто ещё так недавно ходил, говорил, разговаривал, дышал - все сметены в одночасье, ибо терпение Валар велико, но не безгранично.
Они стоят перед нами, измученные, потерянные, но не сломленные.
Один корабль спасся и пристал к нашим берегам. Один. Тот, кто правил им, зовётся Элендил, и это имя многим здесь знакомо.
Мы говорим много слов, важных и правильных, полных напутствий, сочувствий, даже горькой мудрости, которая нашему народу тоже далась когда-то ужасной ценой. Вернее, говорят другие, знающие, обладающие зрением души и даром вещего слова. Они правы - каждый по-своему. Я могу только стоять за спинами, наполнять кубки и думать не обо всех этих великих переменах, нет. Об Анариэн, чей последний взгляд жжёт мне роа, не хуже Камней Феанора. И, конечно, я не выдерживаю и выхожу вперёд с тем единственным вопросом, что меня терзает. С просьбой найти меня, если станет известно хоть что-нибудь, хоть о ком-нибудь из рода Азрузана и Анариэн. Я даже нахожу в себе силы говорить не только о себе, но в словах моих порывается моя собственная боль и тоска. Потому что я говорю о любви. Я желаю нашим гостям найти землю, которую они смогут полюбить всем сердцем и назвать свои домом. Мне, самой не имеющей такого места в мире, это кажется невероятно важным.
- Ты сказала о деве, что воспитывалась в Линдоне? - поднимает голову женщина, молчавшая почти всё время. - Я слышала эту историю. В южных колониях есть девушка, которая её рассказывала.
- В южных? - растерянно повторяю я, и всё остальное перестаёт иметь для меня значение. Я вновь отступаю в тень, и кубок выскальзывает у меня из рук, падает на пол. По счастью этого никто не замечает.
Потому что как всегда стремительно в зал врывается наш государь.
Государь обещает изгнанникам дружбу, земли, защиту - в обмен на союз против врага. Потому что когда сгущаются тени, никто не должен блуждать среди них в одиночестве. Они уходят, оставляя нас в смятении и тревоге. Мудрые спорят: опекать и защищать или - дать людям самим совершить ошибки, подобные нашим, самим подняться выше на ступеньку, чтобы идти - дальше вверх? Что важнее: уберечь от лихого ветра или отпустить пробовать силу собственных крыльев?
Мудрые спорят, а я не знаю, может ли вообще быть верный ответ на такие вопросы. Ведь я когда-то не сумела. Я защищала, потом отпустила - и с чем мы все остались теперь? Где-то на юге бьётся моё сердце, где-то на далёком юге… Умбар - так зовётся южная колония ныне несуществующего Нумэнора.
Я ухожу из Чертога Гостеприимства последней, гашу все свечи и только светлячки и звёзды мерцают во тьме.
Сколько стоять на последней черте?
Сколько ошибок и глупых потерь -
мыслей сумбурных злая метель
снова мешает лететь...
В мастерских шумно и весело. Все заняты делом, всех переполняет пламя творения. Ревиан-Ильмари, та, что носит в пушистых золотых кудрях разноцветные перья птиц, делает витраж. Кузнецы о чём-то воодушевлённо спорят. Меня тянет приходить сюда снова и снова, пусть не так уж много я умею. Я знаю, как я должна поступить, и мне страшно. Нет, я боюсь не трудного пути, не возможных опасностей, нисколько. Я прожила достаточно долгую жизнь, чтобы не дорожить ей прежде других, более важных вещей. Но что я буду делать, если я окажусь ненужной? Если снова - ледяной взгляд и чужое, отстраненное: «Уходи, Исилиан»? Отпустить - или уберечь?
Гаэрлиндэ говорит о людях. Они ей интересны, но она почти не знает их. Я тоже когда-то не знала. Потом думала, что они вовсе ничем не отличаются от нас: ведь и мы не одинаковы между собой. Но, если признаться, что я могу сказать о них? Кроме того, что Анариэн стала для меня всем: сестрой, дочерью, подругой, отражением меня самой, лучшего, что было во мне. И я опять, как всегда, молчу.
Гаэрлиндэ пишет чудесные песни, от которых становится легче и застарело ноющему сердцу, и всколыхнувшейся встревожено душе.
Сжимай в побелевших пальцах
Бессильный стальной обломок
Шагай до последней грани, не понят
И не оправдан!
Воюй за любые цели,
Умри за чужую правду,
Однажды ты будешь дома...
Однажды - ты будешь дома.*
Кровь дерева - тягучая смола, полная жизненных соков самой земли. Капля её упала когда-то в древнее море, тоже солёное как кровь и тоже несущее в себе всю силу мира; упала, застыла гладким полупрозрачным камешком цвета солнца. Это будет подарок - той, которая живёт далеко-далеко и, наверное, даже знать не знает обо мне. Я не так уж много умею, это правда. Но когда-то я уже делала такой оберег - совсем ненужный мне, но защищавший от болезней, которыми страдают смертные.
К государю приходят странные люди - я бы побоялась пускать таких даже на порог. Говорят: харадрим, с Юга. Рассказывают о городах, что отстроили за прошедшие годы наши изгнанники, и я опять с ужасом ощущаю, что время - конечно, что пока я здесь греюсь чужим огнём, его может и не остаться вовсе. Речь заходит про Умбар - слово, которое я повторяю про себя всё чаще, пробую, как звучит, чем отдаётся в душе. Гости говорят, что умбарцы хранят верность своему давно погибшему королю-безумцу и втайне поклоняются тьме, приносят кровавые жертвы. Ждать больше нельзя. Я должна взглянуть им в глаза - тем, кто ещё остался из рода моей Анариэн. Взглянуть в глаза и всё понять и решить сама.
Я не знаю, кто кого уговорил идти - Гаэрлиндэ меня или я её. Мы не будем спешить, мы пройдём по всем человеческим землям, по всем городам. Может быть, я услышу что-то, что заставит меня забыть последние сомнения?
В закрытую перед тобою дверь
стучись опять и беззащитно верь.
что отворят, и снова боль свою
у всех небес и судеб отвоюй...
Сумеешь? - остальное ерунда:
ошибки, расстояния, года.
Гаэрлиндэ я верю - чуть больше, чем многим другим. А вот остальным случайным спутникам - не очень, и дело не в них, а лишь во мне. Лучше бы я отправилась в этот путь одна. Пусть бы было - что было, только со мной. Я не хочу им ничего рассказывать, ничего объяснять, мне тяжело с ними рядом. Я бреду по дорогам, которые кажутся мне бесконечными, под палящим солнцем, слушая бессмысленные разговоры, и мне кажется, что я сама такая же бессмысленная и бесполезная.
А что если эта девушка, дочь моей Анариэн, действительно живёт там, только ей никакого нет дела до белых кораблей Линдона, до наших песен и жемчужной дымки утренних туманов? Если она счастлива, спокойна и моё появление лишь разрушит её жизнь? Говорят, за дружбу с элдар их безумный король предавал страшной смерти. Может, и не так было - но если правда? Тогда - что?
Дороги вьются клубком змей, я давно уже не знаю, куда иду и зачем. Выжженная равнина впереди, горы, болота, с которых веет смертью…
- Мордор рядом, - звучит чей-то голос.
Что я здесь делаю? Зачем? Я совсем не этого хотела! Я встречаюсь взглядом с Гаэрлиндэ и понимаю, что она думает также. Более того, она готова бросить всех и уйти прямо сейчас - неважно куда, главное, прочь.
Этого человека, вдруг показавшегося из-за поворота, мы узнаём сразу. Он приходил когда-то к нам. Один из тех - харадрим, что просили государя о торговом союзе и приносили вести о строительстве чёрного храма в Умбаре. Гаэрлиндэ уходит с ним, а я не могу решиться. Мне неинтересны ни чужие травы, ни заповедные для чужаков места диковинного края. Мне трудно здесь дышать, меня не радует ни ясное небо, ни солнечный свет…
Мы идём и идём, кажется, что это будет продолжаться вечно. Мне неинтересно уже даже смотреть по сторонам - только себе под ноги. Душно и тяжело. И ничего нет - ни смысла, ни жизни, ни даже любви, потому что все, кого я любила, ушли и это навсегда.
А потом невесть откуда я чувствую ветер, врывающийся в застывшую, безнадёжную и неизменную реальность… Я поднимаю голову, ещё не веря, не понимая, что происходит. Потому что это очень похоже на чудо: я вдруг вижу, что вокруг давно нет ни болота, ни пустошей, ни мрачных силуэтов гор. Деревья шумят вокруг, где-то слышен переливчатый говор родника, щебет птиц. Мне кажется, что я до этого была полуслепой, и голова моя почти кружится от внезапного прозрения.
Перед нами снова люди. Словно из сна, из никак не отпускающего меня сна о Белом Городе, плывущем среди цветущих садов и звёзд, отражённых в волнах.
Кань иголкой -
в море невода.
Сто осколков -
горе не беда.
Сто исканий -
сказки на воде,
Лед и пламя
родины людей.
Ран горячих
ввек не утоля,
Манит знать,
ответа не суля,
Грезит нами -
лед и пламя -
сердца осиянная земля.**
Гондор - имя этой страны. Имя города-крепости - Минас Итиль. Я улыбаюсь. Мне кажется, что в моей жизни сейчас - в это самое мгновение - правильно всё. И пусть где-то внутри души сворачивается змейкой диковинная пружинка, блестит узорчатой чешуёй. Я скорее чувствую происходящее вокруг, чем вижу и слышу, и пока мои спутники ведут с хозяевами разговоры, важные и серьёзные, я иду на этот смутный зов и замираю перед Белым Древом. Белые ветви, серебристые листья - юное, но почти такое же, как было то, что кануло в пучину. Может быть, это знак? Всё возвращается, всему на свете доступно возрождение - я знаю, что это не совсем так, но мне слишком хочется в это верить.
Меня приводит в чувство долетевший обрывок разговора. Говорят об Умбаре. Всё-таки знак.
Я прохожу в зал и сажусь за стол вместе со всеми. Я не так много понимаю про все эти дела, но одно слышу ясно: мне туда нельзя сейчас. У хозяев этой земли с Умбаром договор: не вмешиваться в дела друг друга. Даже если дела эти кажутся неправильными. Я слушаю об Умбаре слушаю о законах, которые там соблюдают, о короле, возвращения которого всё ещё ждут…
- Но как это может быть? Это же безумие, - в какой-то миг не выдерживаю я.
- Да, это безумие. Так и есть, - слышу в ответ. - Но они - наши братья.
И я замираю вновь. Потому что это я могу понять, попытаться понять, я должна хотя бы попробовать! Вот вернётся мой брат, много переживший, много видевший, взгляну ему в глаза - а там по-прежнему плещется боль и тьма, что не оставили его с гибели Кельнариэль. Буду ли я винить его или искать способ исцелить его рану? Даже если все остальные скажут, что это исцелить нельзя. Я слушаю слова Исилдура и ясно вижу, что он тоже понимает, что рано или поздно наступит время, когда придётся принять решение, куда более жестокое, чем всем бы хотелось. Но это в далёком северном Линдоне просто - как отсечь заражённое, как уничтожить росток, не дав ему расцвести пышным цветом. И я сомневаюсь, смогла ли бы я сама сделать подобный выбор.
Я достаю лист бумаги и пишу письмо. Тем, кого никогда не видела в этой жизни, тем, кто может не знать моего имени. Мне отчего-то кажется, что пока я здесь, так близко, тоненькая ниточка-связь между нами крепнет и становится чем-то более зримым.
Слова путаются, нужных не приходит на ум, остаются лишь строчки старого-старого стихотворения, которое мы с Анариэн так любили вспоминать на закате.
Последние вспышки заката,
за собой вы что увели? -
все мое, что исчезло в небе,
все мое, что взяла земля,
все мои затонувшие корабли?..
Что за далью, в этой дали -
дальше моря и неба,
дальше предельных пределов земли?***
Я пишу эти строки, потому что мне страшно. Страшно сказать слишком мало и не выразить ничего из тех чувств, что меня обуревают, но и многое сказать - страшно. Элендур обещает мне, что письмо будет доставлено, и ему-то я верю, но вот себе - нет. Я пишу на конверте «Потомкам Азрузана и Анариэн из Линдона» и добавляю ещё своё имя. Всё. Теперь у меня есть только надежда и ничего больше.
Пора забыть о праве быть внутри
Защиты зачарованного круга.
Нет сил взлететь, сбежать? Тогда - гори!
Ложись звездой в протянутую руку.
Я возвращаюсь в Линдон Я брожу без цели и смысла, потому что мне нечего сказать о моём путешествии. Потому что всё, что я помню - не разумом, а сердцем - это ветер на дороге возле Минас Итиль. Потому что не может быть, не должно быть, чтобы это было случайно.
- Исилиан? - страной формы конверт падает мне в руки. - Здесь были люди из Гондора. Искали тебя.
Эльда-корабелу
Ране Исилиан
Линдон
Суилад!
Если тебе доводилось воспитывать девочку по имени Майвэ Анариэн, то, возможно, тебе интересно будет узнать, что её правнучка по имени Азрабель живёт в Умбаре и помнит песни-колыбельные, которые ты пела её прабабушке Майвэ. Азрабель хотела бы получить весточку от тебя.
Передаю это с её слов.
Гильвэн, глава Почты Гондора.
Я читаю эти строчки ещё раз и ещё, и мне не надоедает повторять их едва слышным шёпотом. Азрабель. Её зовут Азрабель, и она ждёт весточки от меня. Я иду в мастерскую и Гаэрлиндэ что-то угадывает по моему лицу, спрашивает с надеждой:
- Ты всё таки нашла её?
- Да, - счастливо отвечаю я, но потом считаю нужным пояснить. - Не Анариэн, конечно, нет. Срок Смертных короче нашего даже в Нумэноре, и я не ожидала увидеть её саму. Но у неё были дети, а у тех детей тоже, и в Умбаре сейчас живёт та, в которой течёт её кровь.
Гаэрлиндэ смотрит непонимающе.
Тогда я говорю о Нимлот, выросшем из ростка Галатилиона, и о Белом Древе Гондора, которое видела своими глазами. Потому что я ни на мгновение не сумела бы их перепутать, но меж тем они были - одно.
- И что ты будешь делать теперь?
Я улыбаюсь. Я не знаю, что я буду делать и как, но теперь это и неважно. Её зовут Азрабель и она ждёт весточки от меня.
- Она не Анариэн, - повторяет Гаэрлиндэ. - Ты совсем её не знаешь.
Я не слышу.
А когда нам придет время петь,
Я твой голос из тысяч узнаю.
И бессильной окажется смерть,
И мы вновь обретем то, что ныне с тобою теряем.****
* - Мария Фроловская
** - Ольга Афраймович
*** - Хуан Рамон Хименес
**** - Иллет