ГРИБНАЯ ИСТОРИЯ или ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ
По этой проселочной дороге мы пошли за грибами.
Пришел однажды председатель ко мне с укором - что ж ты, мол, за электричество не платишь. В итоге мы с ним пошли по грибы. Тогда я была новый житель, и у меня не было ни резиновых сапог, ни тужурки. Сапоги дала мне председателева жена.
Председатель увел меня в чащу (тут просится - там и оставил), а я легкомысленно напевая песенку (люблю я это дело), брела за ним. Вскоре оказалось, что на пение дыхания не хватает - председатель шел быстро, у него на примете были грибные полянки, и он не отвлекался на созерцание окрестной природы, чем с наслаждением занималась я (помимо вокальных упражнений), и на сборы миленьких опят, там-сям попадавшихся нам по пути.
Постепенно обтоптанный лес превращался в густые заросли и вскоре превратился в вовсе непролазные джунгли. Леспромхоз , который должен был бы следить за состоянием леса, сюда, видать, не добирается - так, вырубит подлесок по опушкам, и «шабаш работе».
Несмотря на то, что лес этот находится за 30 км от МКАДа, ощущение таежной дремучести было реальным. Деревья были огромными, с могучими торсами и густыми шевелюрами, когда же мы входили в ельники, небо вдруг совсем исчезало и я, выставив руки вперед , почти наощупь , спотыкаясь о корни, торопилась за шустрым, подтянутым председателем.
Полянки, намеченные пытливым краеведом, оказались полны прекрасных грибов, они назывались подберезовиками, подосиновиками, сыроежками етс. Но мы их не брали - с поистине московским снобизмом (мы берем только «хорошие» грибы!) председатель звал меня в даль светлую темную, невзирая на мою уже довольно основательную утомленность. Я все-таки (пока он рыскал в стороне), втихую, торопясь, смахивала опят с пней себе в корзину.
Между целями (полянками) по-прежнему преодолевались чащобы смешанного леса, заваленные буреломом в два моих роста, и мне приходилось испуганно носиться вдоль особенно крупного завала , пытаясь разглядеть председателя, который каким-то непостижимым образом переносился через них. Он показывал мне путь перехода через альпы, и я, уже не чертыхаясь, а практически матерясь, задирая ноги на уровень плеч, обдирая руки сквозь перчатки (совет председателя - их надеть), совершала очередной подвиг борьбы со своей немощью.
Корзина постепенно наполнялась, и казалось, что она наполняется моей энергией, которая из моего измученного тела перетекала в нее. На третьем часу нашего похода, уже на последнем издыхании, еле таща сапоги председателевой жены, которые казались танковыми гусеницами и постоянно норовили свалиться с ног, уже не видя ничего сквозь обвисшие слипшиеся волосы, дрожащими руками я собирала волшебной красоты белые грибы на очередной полянке и просила председателя наконец успокоится .
Он обещал. И снова мчался с пионерским задором к очередной цели.
К тому времени я уже не могла говорить и идти. Хотелось лечь на очередной полянке и просить пристрелить меня. Я потеряла всякую ориентацию уже на третьей минуте нашего похода и теперь представляла, что мы находимся где-нибудь под Волокаламском или даже отклонились в Тверь…
Я спросила председателя тихим и хриплым голосом: «Мы не заблудимся?» и маньяк ответил мне: «Я чемпион Москвы по спортивному ориентированию».
Ужас, охвативший мое тщедушное городское тельце, вынутое из панциря привычного комфорта, был неописуем. Не мог предупредить, сабака! Я рассчитывала на увеселительную прогулку, а не на борьбу за выживание! Последний герой, блин!
Не сказав председателю ни слова, я тащилась за ним, благо, что мы все-таки пошли обратно (на ПЯТОМ (!) часу прелестной прогулки). Обратный путь, который занял минут сорок, показавшиеся мне еще пятью часами, я преодолела практически в забытьи. Моей задачей в тот момент было переставление дрожащих ног (правую, а теперь левую, вот молодца, теперь опять правую…). Оптимистическая фигура председателя светилась сквозь пелену, застилавшую глаза, и казалась мессией…
С тех самых пор я очень осторожно отношусь к приглашениям сходить за грибами.
Пришел однажды председатель ко мне с укором - что ж ты, мол, за электричество не платишь. В итоге мы с ним пошли по грибы. Тогда я была новый житель, и у меня не было ни резиновых сапог, ни тужурки. Сапоги дала мне председателева жена.
Председатель увел меня в чащу (тут просится - там и оставил), а я легкомысленно напевая песенку (люблю я это дело), брела за ним. Вскоре оказалось, что на пение дыхания не хватает - председатель шел быстро, у него на примете были грибные полянки, и он не отвлекался на созерцание окрестной природы, чем с наслаждением занималась я (помимо вокальных упражнений), и на сборы миленьких опят, там-сям попадавшихся нам по пути.
Постепенно обтоптанный лес превращался в густые заросли и вскоре превратился в вовсе непролазные джунгли. Леспромхоз , который должен был бы следить за состоянием леса, сюда, видать, не добирается - так, вырубит подлесок по опушкам, и «шабаш работе».
Несмотря на то, что лес этот находится за 30 км от МКАДа, ощущение таежной дремучести было реальным. Деревья были огромными, с могучими торсами и густыми шевелюрами, когда же мы входили в ельники, небо вдруг совсем исчезало и я, выставив руки вперед , почти наощупь , спотыкаясь о корни, торопилась за шустрым, подтянутым председателем.
Полянки, намеченные пытливым краеведом, оказались полны прекрасных грибов, они назывались подберезовиками, подосиновиками, сыроежками етс. Но мы их не брали - с поистине московским снобизмом (мы берем только «хорошие» грибы!) председатель звал меня в даль светлую темную, невзирая на мою уже довольно основательную утомленность. Я все-таки (пока он рыскал в стороне), втихую, торопясь, смахивала опят с пней себе в корзину.
Между целями (полянками) по-прежнему преодолевались чащобы смешанного леса, заваленные буреломом в два моих роста, и мне приходилось испуганно носиться вдоль особенно крупного завала , пытаясь разглядеть председателя, который каким-то непостижимым образом переносился через них. Он показывал мне путь перехода через альпы, и я, уже не чертыхаясь, а практически матерясь, задирая ноги на уровень плеч, обдирая руки сквозь перчатки (совет председателя - их надеть), совершала очередной подвиг борьбы со своей немощью.
Корзина постепенно наполнялась, и казалось, что она наполняется моей энергией, которая из моего измученного тела перетекала в нее. На третьем часу нашего похода, уже на последнем издыхании, еле таща сапоги председателевой жены, которые казались танковыми гусеницами и постоянно норовили свалиться с ног, уже не видя ничего сквозь обвисшие слипшиеся волосы, дрожащими руками я собирала волшебной красоты белые грибы на очередной полянке и просила председателя наконец успокоится .
Он обещал. И снова мчался с пионерским задором к очередной цели.
К тому времени я уже не могла говорить и идти. Хотелось лечь на очередной полянке и просить пристрелить меня. Я потеряла всякую ориентацию уже на третьей минуте нашего похода и теперь представляла, что мы находимся где-нибудь под Волокаламском или даже отклонились в Тверь…
Я спросила председателя тихим и хриплым голосом: «Мы не заблудимся?» и маньяк ответил мне: «Я чемпион Москвы по спортивному ориентированию».
Ужас, охвативший мое тщедушное городское тельце, вынутое из панциря привычного комфорта, был неописуем. Не мог предупредить, сабака! Я рассчитывала на увеселительную прогулку, а не на борьбу за выживание! Последний герой, блин!
Не сказав председателю ни слова, я тащилась за ним, благо, что мы все-таки пошли обратно (на ПЯТОМ (!) часу прелестной прогулки). Обратный путь, который занял минут сорок, показавшиеся мне еще пятью часами, я преодолела практически в забытьи. Моей задачей в тот момент было переставление дрожащих ног (правую, а теперь левую, вот молодца, теперь опять правую…). Оптимистическая фигура председателя светилась сквозь пелену, застилавшую глаза, и казалась мессией…
С тех самых пор я очень осторожно отношусь к приглашениям сходить за грибами.