Купила я себе как-то книжку про дизайн. Мало того, что она была чудесная по содержанию, она была минималистично, чувственно, отточенно прекрасна снаружи: трогательная в этом карманном формате с шершавой бумажной обложкой, но неземная в четких углах, гранях и бескомпромиссном выборе цветов. Я держала в ее руках и везде таскала за собой. Я клала ее на парту, когда ходила на лекции. Мне казалось, что одно её присутствие делает меня в сто раз умнее.
Любила я её, да.
А потом я как-то надолго зависла за просмотром ленты в то время, как двухлетняя сестрица была в моей комнате, а цветные фломастеры были в зоне ее досягаемости. И это случилось.
С воплем раненого гиппопотама я выдрала у неё книжку. Ругалась. Нажаловалась маме. Мама ругалась обстоятельнее и куда дольше, в профилактических целях. Мне уже было неловко, но страдать по утраченному идеалу я не переставала.
Только потом я начала разглядывать то, что там произошло: она не просто так черкалась. Она подбирала цвета. Она делала ее красивее, на свой вкус, со своими умениями, но старательно и сосредоточенно. Юного художника не оценили, юного художника отругали за порчу имущества, за осквернение святыни: это же книга, в книгах нельзя рисовать.
Не так и легко дается это осознание, что вещи могут быть хороши те только такими, какими мы их задумали, не только свежеснятыми с конвеера, пахнущими пластиком, не только четко по расписанному плану. Но и вот такими. Со внесенными жизнью коррективами. Умение с этим справляться, умение седлать этот непрерывный поток хаоса - одно из самых важных, пожалуй.
Теперь у меня есть книжка, и она только моя. Её уже ни с чем не перепутать, я её такой люблю. И сестру люблю. Вот так.