Вандейская чаша
Битва при Понторсоне 18 ноября 1793.
Одна из последних побед 1793-го, зато шикарная.
После поражения при Гранвиле 15 ноября вандейцы отступили к Авраншу, где накануне были оставлены их обоз, раненые и следующие за армией беженцы. 16 ноября в Авранше состоялся военный совет, где мнения разделились. «Поскольку для трех разных маршей существовало три четко выраженные партии, каждая агитировала в пользу той, к которой она склонялась; это привело к расстройству, которое трудно себе представить… Таким образом, было невозможно следовать плану, направленному на Шербур ( план, предложенный еще в Фужере одним из эмиссаров, жирондистом Шарлем Бугоном-Лангрэ, как альтернатива Гранвилю)» (Mémoires inédits de Bertrand Poirier de Beauvais). Вот здесь это было упомянуто, и будет понятно, причём тут город Кан.
В итоге генералиссимус Анри де Ларошжаклен принял план похода на Кан. Это было логично по многим причинам - там считали Поля Марата виновником всех их бед без после гибели короля, туда сбежали члены Конвента, которых шайка якобинцев решила уничтожить за "нечестивое отклонение от республиканской идеи". Задумайтесь, каков беспредел - поднять руку на депутатов от целой провинции, тогда это не укладывалось в головах горожан и крестьян подавно. Именно тогда и произошло оформление большевистской античеловеческой идеологии - фактически ритуальные убийства сатанистов, и люди того времени это хорошо понимали. В Кане было неплохо и с провиантом накануне зимы.
Но основная часть армии отказалась следовать за командующим: солдаты хотели вернуться в Вандею, где многие оставили свои семьи на милость «синих». Это к вопросу, почему последующие историки охотно считали ККА сборищем диких нецивилизованных маргиналов. У них просто этот факт не укладывался в головах, они не понимали, что армией называть это образование можно лишь условно, никто не делал солдат из замшелых селюков, что право-лево иной раз не различали, не то, чтоб понимать ход исторических процессов. Это аккурат характеризует и интеллигенцию всех времён и мастей - им слова дороже того, что ими обозначается. Во все времена именно такое восприятие мира и называлось невежеством, об этом нынче подзабыли, а зря, история ошибок не прощает, как не прощает и неусвоенных уроков. Отсидеться горе-воинам ККА было уже негде - и дома подавно, но осознать это было многим не под силу.
16 ноября они развернулись и снова направились на юг. Кроме того, обострились ранее сглаженные летом менталитеные различия вандейцев и бретонцев. Чопорность и нарочитая набожность первых, свойственная зажиточным крестьянам, ещё и подкреплённая победами ККА в начале лета, никак не сочеталась с прагматичностью и простотой нравов бретонских вояк, привыкших к тому, что кроме своей жизни особо терять обычно нечего. Производить впечатление праведников они не собирались и все вопросы решали кратко и быстро, без лишних движений и вилеречий. Для партизанщины они годились отлично, потому на них и ставил как принц де Тальмон, так и шевалье де Шаретт. Мсье Анри не мог позволить себе этой роскоши, сам не будучи бретонцем - а значительная часть тех, чьим сеньором по праву рождения он был, уже была перебита при Шоле. Катастрофа при Гранвиле не могла выбить его из колеи, как кадрового военного офицера, ведь в бою из 25 тысяч участвовало от силы 2-3. Он отлично понимал, что нужно было просто удержать позицию на берегу и наладить связь с англичанами, дело пары суток. Но для невежественной массы "солдат" ККА отсутствие в прибрежной полосе армии спасителей из сказочек кюре про ангелов было крушением веры в успех дела. Всё тут же вспомнили сколь грешны в быту и вообразили, что не то дьявол обманул их, не то Господь вздумал покарать. Истерику эту было кому подогревать - в ККА нырнули разные мелкие кюре, оставшиеся без приходов, монахи, спасавшиеся от репрессий, люди вовсе не военные и годные только к сытой жизни при вандейских приходах, когда простой крестьянин мог позволить себе прокормить дюжину детей минимум.
Для них и хватило одного паникёра в белом при успешном штурме:
О том, что это вражеский засланец, "добрые люди" и не подумали, они же не приучены думать о людях плохо, их не тому учили на проповедях! Почему вся их готовность к дисциплине пошла прахом почти сразу, как и у городских ополченцев Кана в июле? Это были обычные простолюдины, которые хотели быть успешными, но менять для этого что-то в себе они вовсе не желали - дайте всё и сразу, и желательно даром! Собственно, за это нежелание считать кого-то более компетентным, нежели себя, эта масса в общем неплохих людей и поплатилась.
Да-да, Жорж Кадудаль уже давно среди них, но заметьте - до сих пор нигде не проявился, просто потому, что было достаточно ещё поболее его доблестных индивидов, но с толикой разума.
Впервые он станет заметен только в конце декабря, когда оставшиеся без мсье Анри бойцы поймут, что за их жлобство Господь всерьёз решил покарать их под Рождество, и решили дорого продать врагам свои жизни, унося с собой в могилу всех противников, до кого могли достать.
Когда увалень Форестье, в мирное время годный только сучья у деревьев подрезать, но до хрена борзый, как всякая деревенская гопота всех времён и народов, глядя на чудеса джигитовки, которые в бою по привычке применяет принц де Тальмон, на минуточку, кадровый военный, служивший на русско-турецкой войне, злобно произносит : "Никогда не думал, что аристократ может быть храбрее крестьянина" - нетрудно представить, каковы настроения среди тех обормотов, что попали ему под командование...
Таким образом, часть республиканских историков можно считать правыми, когда они говорят о диких селюках Вандеи - но только в таком контексте, потому что организатор утоплений в Нанте, Жан-Батист Каррье, к примеру, сам селюк, только из Оверни.
Того тоже "так учили" - делал-де, что велел Конвент, и хоть кол на голове теши, герой республики и баста. Неудивительно, что избавились от этакого кадра быстро и оперативно.
Итак, избавиться от мсье Анри и его соратника и протектора принца де Тальмона в заварушке при Гранвиле никому не удалось - это ж Вам не сын мельника Кателино, до кучи набожный и праведный как и те, кем он летом командовал.
Собственно, этого кадра я не прочь вовсе обзывать святым из Анжу, всё же мыслил он правильно - нужно сражаться, чтоб выжить.
Сабля, которой сын мельника так и не научился толком управляться, он годен был только возглавлять толпу себе подобных.
Ну и пистолеты, с которыми было весело бегать по полю боя, пока всю работу там делали офицеры из дворян...
Избрание Жака Кателино генералиссимусом, саблю как командующему вручает Морис Д’Эльбе. Все эмоции Жака переданы верно.
А вот уже отомстить за убитого вождя, как требовали дворяне от бойцов после убийства - тут уже мозгов просто не хватает, они у деревенщин резко от истерики отключились. Стоит ли удивляться после этого презрению республиканских историков? Они уже привыкли к логике военных - и что такое приказ, хорошо понимают.
А этот вот "святой из Анжу" точно таковым не является - про Луи Мари де Сальга, маркиза де Лескюра, пришлось уже много раз говорить, к примеру, вот тут:
Между тем бальзамировавший тело этого "святого" врач был вынужден кишки и прочие органы брюшины прикопать аж в Фужере, на больничном кладбище, чтоб не воняли.
А вот дом в Фужере, где доктор Путод потрошил труп:
Узкая улица Пинтери, граничащая снаружи с северным и южным валами старого города-крепости, названа так потому, что когда-то здесь производили оловянные пинты. Она соединяет нижний город и замок с верхним городом. В 1793 году все путешественники, прибывшие из Ренна, Сен-Мало или Авранша, были вынуждены преодолеть трудный подъем, чтобы добраться до центра Фужера. Менее чем в ста метрах от входа в замок эта живописная улица представляет собой справа от нее примечательную серию из восьми домов с верандами. Ближе к их середине, но на другой стороне улицы, под номером 86, притягивает взгляд большой и красивый частный дом с великолепными коваными воротами.
А само тело столь плохо поддалось процедуре, что пришлось вдову убеждать, чтоб в Авранше всё прикопали, потому что трупный яд - самое страшное дело в осенней сырости, и бойцы могут от запаха просто начать умирать неконтролируемо. Был бы святой - уже бы высох спокойно за это время, как показывает практика - на то у страны полтора тысячелетия опыта имеется. Вдова маркиза, сама еле таскавшая уже свой живот с двойней, не знала, что ответить, потому что понимала, что надежды прочно перезимовать в Авранше или ещё где рядом в Нормандии пошли прахом. Соорудить могилу как обычно - рисковать всерьёз тем, что республикашки выкопают и поглумятся, как они часто делали с теми, до кого не добрались при жизни. Так, маркиз де Тюффен, страдающий от пневмонии, скрывался в замке де Ла Гюйомарэ близ Ламбаля, где узнал о казни короля и через три дня агонии умер 30 января 1793 года в возрасте 41 года. Тело маркиза было тайно захоронено, а известие о его смерти держалось в тайне до середины февраля 1793 года, впрочем ещё во время агонии маркиза, ухаживающая за ним соратница Тереза де Моэльен попросила врачебной помощи у Шеветеля, который тотчас сообщил об этом Пьеру Лальяну. Последний 25 февраля 1793 года во главе 15 солдат ворвался в замок Ла Гюйомарэ, арестовал хозяев и их слуг и вынудил садовника Перрена (Perrin) указать место захоронения, после чего тело маркиза было выкопано и гильотинировано. Кроме того, мсье Анри, зачиная поход к морю, договорился с родственниценй, что покойника закопают в Гранвиле на церковном кладбище. То, что второго штурма Гранвиля не будет, ещё никто не знал.
Но что стало известно даже жителям города Сен-Мало и насельникам аббатства Сен-Мишель - и это неудивительно, ведь где трое и среди них монах - там не может быть тайны, как гласит популярная поговорка... того в упор не замечают никакие историки - ни белопиздельские, ни республиканские... Итак.
«У самого подножия холма Авранш, на выезде из предместья Маллуэ, на берегу небольшой речки Пиретт... стоит хоспис Авранш...»
Там в 1793 году «осталась только одна служанка, она была сильная, умная и веселая девушка; У Викторины Сендени не было семьи; она появилась на свет не в хосписе Авранша, но почти: ее нашли во время осмотра заведения утром 9 октября 1773 года, поэтому ее назвали Сен-Дени (что было написано на одно слово), день престольного праздника этого святого; она выросла в хосписе... она там осталась.
12 ноября 1793 года вандейцы вошли в Авранш .. Их прибытие было встречено с радостью; администраторы бежали... Одним из первых действий вандейцев был захват хосписа...
Вечером того же дня, 12 ноября, во двор больницы без шума въехала карета; Вышли два офицера роялистской армии, врач и священник. У них сразу же состоялся довольно долгий разговор с офицером, который в то утро отвечал за работу дома.
И это были Шарль Мари де Бомон, маркиз Дотишамп - ну куда же тут без кузена маркиза де Боншана, главного выпиливателя роялистов!
ему нужно удостовериться, что он закопал приятеля - тут же его лучший друг и соратник "аббат" Бернье
а также Франсуа де Лиро де Ла Патуйер.
Этот не доживёт до Рождества, и его смерть воодушевит Жана-Никола Стоффле безумно - тот уже будет видеть генералиссимусом себя.
Троица общалась с офицером по фамилии Вертей, дежурным по хоспису из его насельников. Как раз он решил обратиться за помощью к Викторине Сендени. Эта дама всегда желала считать себя бастардом голубых кровей и с деловым энтузиазмом взялась за порученное ей деликатное дело. Она ведет вандейского собеседника на поле, расположенное по другую сторону дороги из Авранша в Вильдье и зависящее от фермы Андесудьер: ночь очень темна, но места Викторине знакомы: "Яма почти готова, мы будем использовать заранее сделанную яму для приготовления компоста".
Дальше поставим текст не раскавычивая...
Вертей поражен умом и решительностью молодой девушки. Она рассказала ему в двух словах свою историю и свою радость от осознания того, что вандейцы - хозяева страны. Они возвращают, не так ли, добрый Господь? Вертей подтверждает свои надежды; он вверяет ей имя того, кто должен покоиться в этом уголке земли: она слышала о святом Пуату. Какая честь для нее помочь устроить ему христианское захоронение!
Аббат Бернье здесь, чтобы благословить землю, которая покроет этого мученика веры: «Знаете, - сказал ему Вертей, - чем вы рискуете, если республиканцы обнаружат, кто способствовал захоронению вандейского генерала? Твоя жизнь на кону, дитя мое! »
«Какое это имеет значение?» - с гордостью ответила молодая девушка. Я забочусь обо всем; среди медсестер у меня есть два доверенных человека; они помогут мне нести тело, выкопать и засыпать могилу.
В полночь все будет готово, просто подведите карету как можно ближе к полю, где мы находимся; Я приду и заберу тело; нас будет сопровождать священник, а г-на де Лескюра благочестиво поставят в такое место, на которое ничто не укажет самым подозрительным глазам. Поверьте мне. »
Больничные часы пробили шесть часов, и Вертей и Викторина из осторожности вернулись отдельно. В половине второго ночи тело святого Пуату покоилось в Нормандии. Все произошло так, как сказала девушка.
Пять дней спустя вандейцы, отбитые и разбитые при Гранвиле, вернулись в Авранш; победно войдя в округ 10 ноября, они спешно покинули его 19-го, преследуемые генералом Вестерманном; 21-го числа в Авранше произошли ужасные сцены...
Раненых из госпиталя не доставили обратно в город, их казнь должна была состояться на соседней с учреждением ферме в Андесудьере.
Среди этих инвалидов была женщина... ее также обвинили в том, что она спрятала тело генерала де Лескюра и тайно его похоронила. Викторина Сендени отказалась отвечать на вопросы агента, посланного Лапланшем для получения от нее признания: молитвы и угрозы - все было бесполезно. Ее даже вывели на прогулку в поля возле госпиталя, в надежде, что эмоции выдадут ее, проходя мимо того места, где она положила труп вандейского вождя. Она оставалась бесстрастной. В ярости Лапланш приказал немедленно ее расстрелять. Ее застрелили в небольшом фруктовом саду, засаженном яблонями, по дороге из Авранша в Вильдье, менее чем в тридцати метрах от часовни хосписа, под небольшим лесом с видом на ручей Пиретт.
Ну обрыдаться просто какая драма, но позвольте только один вопрос - КТО слил противнику информацию, что Викторина знала, кого хоронит? Это точно не помогавшие ей дамы, ибо тогда бы не было нужды указывать место. Вертей сам ничего не понял, где это и как это, а вот Бернье присутствовал при погребении как духовное лицо, но в этот момент уже покинул Авранш вместе с ККА. Кто больше из них подходит на роль предателя, а?
Тем не менее, де Ларошжаклен не был намерен сдаваться, хотя раненая месяц назад правая рука всё ещё не может считаться здоровой, ноет на сырость морскую только в путь. Собрав авангард в 1000 человек, он 17 ноября захватил городок Вильдьё-ле-Поэль, находящийся на дороге в Кан. В Вильдьё не было сколь-нибудь серьезного гарнизона, но вандейцы столкнулись с сопротивлением горожан: жители Вильдьё, в отличие от населения большинства соседних территорий, поддерживали революцию (которая отменила таможенные пошлины между французскими регионами, что позволило жителям города выгодно и без пошлин поставлять свой основной промысел - медную посуду - в соседнюю Бретань). Простые люди, до которых ещё не дошло, что их тоже не минует резолюция о поставке 300 тысяч юношей на убой для республикакушек, а может, решившие, что соседей заберут а их не тронут, встретила гостей воплями и попыталась обкидать камнями. "Экая дикость" - непременно подумали о том республиканские историки после... каждый потомственный горожанин и с дипломом...
Делегация женщин Вильдьё уговорила предводителей вандейцев дать им время на эвакуацию, после чего вандейцы вошли в город и разграбили все, что смогли найти. Я уточню - это факт были бретонцы, судя по манере себя вести. Всё-таки, из 25 тысяч 1 тысяче вызваться воевать, дабы взять трофеи - это их практичность, а не ханжество обитателей Анжу и прочей Бретонской Марки, сиречь Вандеи - она так с 8 века называлась.
Тем временем, авангард основной части вандейцев, что решил двинуться в обратный путь, столкнулся в Понтобо с отрядом конных егерей капитана Майо из дивизии Клебера; в результате стычки погибло около 80 бойцов, женщин и детей.
Мемориальная доска на мосту Понтобо
Сам мост вон какой, как видите, есть где порезвиться.
Это событие явно было предупреждением для вандейцев, кроме того, Ларошжаклен, узнав о произошедшем, отправил Стоффле обратно в Авранш, чтобы восстановить порядок в войсках.
Это было с его стороны очень разумно - у крестьян с сыном мельника больше общего, чем с маркизом, чей род считается с Первого Крестового похода... Но вандейцы, деморализованные поражением при Гранвиле, отказались подчиняться приказу и все же выступили юг почти полным составом, выбрав дорогу на Понторсон. Граф де Ларошжаклен был вынужден следовать за ними, догнав свою армию прямо у Понторсона.
Вид на церковь Понторсон , гравюра Томаса Дрейка, около 1850 года.
Со своей стороны, республиканские войска, разделенные на несколько колонн, планировали оттеснить роялистов к заливу Мон-Сен-Мишель. Армия Брестского побережья и Армия Запада под командованием Россиньоля и Клебера заняли позицию в Антрене, колонна из 6000 человек Шербурской армии под командованием генерала Сефера двинулась из Гранвиля к Авраншу, а колонна из 4000 человек из Динана под командованием генерала Трибу заняла позицию у Понторсона. Последним и пришлось принять на себя атаку вандейцев.
В сражении у Понторсона под командованием Анри де Ларошжаклена принял участие лишь авангард Вандейской армии - 6000 человек, большую часть которых составляли бретонцы и майенцы из окрестностей Лаваля и Фужера, под командованием принца де Тальмона. Менее боеспособные и ослабленные болезнью бойцы (до кучи в ККА случилась эпидемия дизентерии, точно кара Господня за дурость) оставались в Авранше и присоединились к остальной армии только на следующий день.
Итак, утром 18 ноября вандейцы (еще без де Ларошжаклена) направились на Понторсон, примерно то же время несколько сотен республиканцев начали штурм Понтобо. Атака провалилась, слишком малочисленные республиканцы бежали, и их преследовала до Понторсона роялистская кавалерия под предводительством Анри Форестье, и часть пехоты. Однако, увидев войска генерала Трибу, вандейцы остановились перед городом. Спустя 2 часа спешно прибыл сам де Ларошжаклен, встав во главе армии. Основная масса республиканцев заняла позицию у деревни Коже, что выходит на болото (славное местечко, что и говорить!) к востоку от Понторсона, другие подразделения расположились к северу и югу от города для защиты флангов.
Бой начался под проливным дождем около 15.00. Примерно четыре часа обе стороны вели длительную перестрелку, и к вечеру у республиканских пушек уже не было боеприпасов. С наступлением темной ночи вандейцы приближались все ближе и ближе к позициям "патриотов", а затем начали атаку, издавая громкие крики, чтобы напугать своих противников. Этому их тоже научил мсье Анри, вообразите, какой там стоял мат-перемат, что полностью достоверно. Делов всё в том, что хотя нецензурщины на родном языке бойцов официально нет, но большинство ругательств на русский язык без мата не переводятся. Вандейцы разделились на две части, чтобы обойти республиканцев на их флангах и с наступлением темноты усилили атаку. Ожесточенная рукопашная схватка длилась около часа, после чего республикакушки отступили в Понторсон, и начались городские бои. Кроме того, вандейцы захватили мост через Куэнон, отрезав путь отступления окруженным в городе республиканцам. После восхода луны несколько сотен человек из 77-го пехотного полка предприняли последнюю безуспешную контратаку на дороге на Антрен к югу от города. Нашли, куда кидаться - там рубится сам мсье Анри, отвратительно ругаясь на латыни - его преподаватели из Тулузы могли бы оценить... Вскоре республиканцы были разгромлены, потеряв все пушки, знамёна и флаги.
По докладу комиссара Исполнительного совета, генерал Трибу больше стремился сражаться сам, чем заботиться о руководстве операциями, и отправился «к своей главной батарее, собственноручно обеспечив своих артиллеристов картечью; и за это время его отряд был окружен, сжат, разрублен на куски». Бой закончился между половиной восьмого и девятью вечера. Вечером комиссар Марк-Антуан Жюльен прибыл из Сен-Мало в Доль-де-Бретань, где попытался сплотить беглецов. Жюльен решает не увольнять Трибу, которого он считает «мягким характером, без твердости, без активности», но «отличным патриотом, храбрым солдатом и отважным республиканцем». Узнаёте формулу? "Бестолочь, но человек хороший". Военный совет вскоре решил эвакуировать Дол и отступить в Динан, в 45 километрах к западу. Некоторые беглецы присоединились к основным силам республиканской армии в Антрене, в двенадцати километрах к югу. Т.е., драпали так, что шуба заворачивалсь - вот что мат животворящий делает...
«Бой был долгим и кровопролитным, и в конце концов республиканцы окопались по всей линии; у них были очень храбрые канониры, но почти все они были убиты… Уже несколько взводов вандейцев были в городе, когда республиканцы сплотились на дороге от Понторсона до Антрена… Наши люди, считавшие, что дело сделано, и построившись в колонну, чтобы войти в город, были очень удивлены, увидев, что их левый фланг атакован и подвергся обстрелу». (Mémoires inédits de Bertrand Poirier de Beauvais).
Потери обеих сторон в битве при Понторсоне точно неизвестны. Республиканцы пытались уменьшить официальные данные, даже пытались поначалу сообщить о 20 погибших, но секретарь муниципалитета Луи Лесушу, принимавший участие в захоронении трупов, упоминает о 300 погибших в деревне Коже, а в его докладе общие потери республиканцев оценены в 1000-1200 человек. Самое забавное, что данных о потерях вандейцев почти нет. По словам Полины Гонтар де Шеваллери: «Несколько солдат-роялистов погибли в этом деле, но у нас не было причин сожалеть ни об одном офицере». Бийяр де Во,
однако, пишет: «из примерно 100 знакомых молодых людей, вместе занимавшихся обычными делами, в зависимости от случая, в начале кампании, в вечер этого дела у нас было еще пятеро погибших». Ряд авторов упоминают о смерти Рене Форестье, кавалериста, это младший из четырёх братьев Форестье. Тяжело раненный в Понторсоне, он умер в Ла-Флеше. Также был убит молодой житель Лаваля Луи Хоснард де ла Малоньер, 19 лет .
«В ту ночь мы видели только мертвых людей: карета проезжала по ним в темноте, мы чувствовали тряску, и колеса ломали кости этих трупов… Поскольку бой едва закончился, времени убирать трупы не было; когда я собиралась выйти, один из них пришлось убрать, иначе я бы поставила ногу ему на грудь. На единственном лугу (что я видела) справа, я насчитала их 160» (Mémoires de Mme la marquise de La Rochejaquelein).
Вандейцы оставались в Понторсоне весь день 19 ноября, когда к ним присоединились оставшиеся в Авранше. Утром 20-го числа они выступили в сторону Доль-де-Бретань. В тот же день генерал Вестерманн, мясник Вандеи, захватил Понторсон и перебил оставшихся там раненых вандейцев, около 60 человек, после чего отправился в погоню за армией по дороге в Доль. Авранш был занят 21 ноября войсками Сефера, оставшиеся там 800 раненых вандейцев также были убиты, представитель миссии Лапланш приказал.
Click to view