Иноагенты в Сибири, часть 2
Это самые громкие, а так тут 40 человек отметилось, в этой столице Центральной Сибири.
Вот так
летом 1845 года Давиньон оказался в Иркутске и в Томске. Здесь, конечно, не было такого количества богатой публики, как в Москве, однако интерес к дагеротипам оказался впечатляющим. Больше всего его поразило, что именно тут, в Сибири, есть люди, которые читают французские научные журналы и со знанием дела расспрашивают о процессе фотографии.
Некоторые фамилии этих "сибиряков" наверняка были ему знакомы. Трубецкие, Волконские… Двадцать лет назад Давиньон уже проживал в Петербурге и помнил декабрьское восстание на Сенатской площади. Хотя это было так давно…
Фотограф абсолютно не интересовался политикой. Его занимала только работа. И - деньги, которые он за эту работу получал.
Поэтому он трудился не покладая рук. За считаные дни он успел сделать портреты как минимум шестерых декабристов - Трубецкого, Волконского, братьев Поджио, Муханова, Панова, - а также членов их семей. Приходили позировать к нему с удовольствием, ведь, помимо прикосновения к чудесам французского прогресса, это была отличная возможность передать о себе весточку родным и друзьям, в Петербург. Поджио даже сделал два снимка - чтобы отправить их обеим своим дочерям.
"Дорогая Сонечка, вот черты твоего отца после двадцати лет изгнания, в возрасте 53 лет. 15 июня 1845 года", - писал он на одном из них.
Двадцать лет…
Этого ни декабристы, ни Давиньон совершенно не приняли во внимание. А между тем в декабре 1845 года должно было исполниться 20 лет с момента восстания, и в III отделении все были приведены в повышенную готовность, ожидая по поводу "юбилея" каких-нибудь беспорядков или провокаций.
И вот, досматривая почту декабристов, жандармы такую провокацию наконец нашли. В августе 1845 года граф Орлов, тот самый, что графа получил аккурат за то, что на каре восставших в атаку ходил, докладывал Николаю I:
"Из переписки государственных преступников усмотрено было, что отставной инженер-поручик Давиньон, занимающийся снятием дагеротипных портретов, путешествовал по Сибири и там снимал портреты с государственных и политических преступников. Переславшиеся к родственникам портреты поселенцев Поджио, Панова и Волконского, также жены и детей последнего, оставлены в Третьем отделении".
Правда, насколько это был доклад самого Орлова, любимчика царя, сказать сложно, учитывая, что реально повседневной деятельностью III отделения ведал Л.В. Дубельт, докладные записки которого Алексей Федорович часто подписывал даже не читая.
Аккурат эту рожу, этакий формат бабского воспитания, нам стоит благодарить за то, что Пушкин оказался застрелен - такой фортели не ожидал ни царь, ни его подобострастный приятель Александр Христофорович Бенкендорф, которым просто нужен был скандал водевильного толка с родственником Пушкина, дабы выслать того вон из России под понятным для царицы соусом, но вовсе не кровавая драма на Чёрной речке. Дубельт же, как истый чекист, надул благополучно всех, заодно избавившись от слишком неудобного лидера тогдашнего общественного мнения, который мешал ему своей непредсказуемостью. Так, это его была инициатива отправить жандармов, которые должны были предотвратить назначенную под давлением царя дуэль, на другой топоним "Чёрная речка", его вброс про кольчугу, в которой якобы вышел стреляться Дантес, который вообще не понимал сути интриги - он просто служит царице, кому что в их отношениях показалось предосудительным?
Николай Павлович отреагировал немедленно, распорядившись все фотографии изъять и спрятать, а у ссыльных декабристов провести обыски. Ходили слухи, будто они "завели собственные дагеротипы и снимают друг с друга портреты". Почему-то власть очень испугалась этого нового способа виртуального размножения неблагонадежных. Жандармам поступил приказ: "воспретить поселенцам из государственных и политических преступников на будущее время снимать с себя портреты и отправлять оные к родственникам или кому бы то ни было".
До самой смерти Николая Первого фотографов в Томск, Иркутск и другие губернские города Сибири, что называется, "не пущали".
Но прогресс не остановишь: в 50-е годы XIX века фотостудии появились и там. А в конце 50-х жандармы сами оценили достоинства фотографической техники - и обязали частных фотографов делать портреты ссыльных и каторжников для своих картотек.
Однако фотографировать "политических" без разрешения полиции все равно строго запрещалось.
Что же касается Альфреда Давиньона, то он был арестован сразу после возвращения в Петербург и помещен в следственную тюрьму. Главное обвинение, которое ему предъявлялось, - будто он собирался распространить фотографии декабристов в столице. Зачем бы иначе он ездил в Сибирь?
Однако тут Давиньона спасло то, что он занимался именно дагеротипами. В этой технологии нет негативов, снимок делается в единственном экземпляре, и его невозможно размножить. Изображение получают на металлической пластине, покрытой йодистым серебром, после обработки ртутью оно проявляется из амальгамы, поэтому дагеротипия часто называлась "зеркалом с памятью". В зависимости от наклона пластинки к источнику света при рассматривании дагеротип может выглядеть как позитив и как негатив. После съемки и проявления пластину тщательно закрывают стеклом и герметизируют, чтобы на нее не попал воздух, иначе фотография быстро покроется пятнами. Более привычный нам (и практичный) фотопроцесс с использованием негативов и фотобумаги изобрели позднее, и Давиньон о нем еще не знал.
Все сделанные им снимки остались у самих декабристов, с собой фотограф (даже из любопытства или на память) не привез ни одного. К тому же его русская жена, Екатерина, писала следователям многочисленные письма, объясняя, что все путешествие Давиньона целью своей имело исключительно заработок, чтобы "прокормить детей". И несомненно, так оно и было. Даже склонные к паранойе следователи III отделения не смогли заподозрить революционера в этом предприимчивом буржуа.
В конце концов следователь махнул рукой, и Давиньона отпустили. Освободившись в декабре 1845-го года, он дал подписку в том, что "не имеет при себе ни одного портрета, снятого в Сибири, и обязуется впредь в случае, если станет путешествовать, не снимать портреты с государственных преступников". Но после нескольких месяцев тюрьмы и десятков часов допросов к новым путешествиям по России и приключениям вроде уже пережитого его как-то совсем не тянуло. Собрав семью, Давиньон спешно уехал во Францию.
Впрочем, судя по газетным объявлениям, по меньшей мере до 1853 года он иногда приезжал в Петербург и в Москву, продолжая свои "фотографические гастроли". Где и когда он умер, где похоронен, нам в точности неизвестно. И трудно сказать, роптал ли он на свою судьбу или воспринял знакомство с декабристами, арест и преследования "охранки" как захватывающее приключение. А может, просто забыл обо всем и продолжал честно зарабатывать деньги фотографией? Кто знает.
Но вот судьба его произведений оказалась необыкновенно счастливой.
Все конфискованные жандармами дагеротипы до самой революции спокойно пролежали в подвалах "охранки", которые содержались в образцовом порядке, "в темном, сухом и прохладном месте". А когда победила большевистская революция и всем стало известно, что декабристы разбудили Герцена, пластинки с их драгоценными изображениями были переданы в архивы "Пушкинского дома". Где их тоже более полувека никто не тревожил. Для дагеротипов это почти идеальные условия хранения. Поэтому, когда их обнаружили в 90-е годы XX века, многие оказались в очень неплохом состоянии.
И так, в сущности, сбылись кошмары жандармов III отделения. Никто теперь не знает, как выглядели они. Утрачены портреты и фотографии не только их начальников, но и сиятельных особ, состоящих при дворе. Не существует даже прижизненной фотографии Николая I (есть, говорят, только его посмертный фотопортрет, хранящийся в британском Королевском архиве). А вот фотографии "возмутителей спокойствия", тиражирования которых они так боялись, сохранились, представлены на выставках и в музеях - и доступны любому, в любое время дня и ночи.
В этом проявляется (именно так - проявляется на наших глазах) ироническая усмешка истории, в которой почти всегда сбываются кошмары спецслужб.
А вот, кстати, и вовсе хохот истории - фото 2021 г, это потомки Поджио...
И вот ещё что, замечу от себя... Дочь Князя Сергея Волконского ну очень на отца похожа, убедитесь:
Это отметил как царь Николай, что вознамерился было подкатить к даме, как привык давно, так и её дядя Пётр Михайлович, который резко указал царю, что нефиг тут хвост распускать, балеринами-де обойдёшься, ходок хренов...
Когда князя Петра грохнул инсульт, его бросила даже родная любимая дочка, что швырялась его деньгами, как и в кого хотела, про её вечный роман со вторым сыном любовника её матери не знал тогда только дикарь.
А вот дочь Сергея ухаживала за своим дядей Петром все четыре месяца, пока он боролся за жизнь. И не их вина, что эту битву со смертью пришлось проиграть. Такие дела.
Click to view