Почему бабы - дуры... вторая часть
Перелет не заладился с самого начала. За месяц до старта Раскову скрутил аппендицит. Удалить аппендикс она почему-то не хотела и лежала в "Кремлевской" больнице, требуя консервативных методов лечения. Напомню Вам о тов. Фрунзе, которого зарезали на операции по указанию вождя - можно, конечно, говорить, что накрыла кара за расстреляных в Крыму царских подданных, 75 тысяч грохнул - но это скорее пафосные речи... А сотрудник НКВД знала о таких вещах побольше простых людей. Дни шли, и Гризодубова с Осипенко уже стали надеяться, что им назначат другого штурмана, или позволят лететь самим. Но за неделю до старта Марина вдруг порозовела и сообщила, что она готова. Она-то была готова, а вот погода уже не очень. Наступала осень. По всему маршруту стояла низкая облачность.
Экипаж советского самолета АНТ-37 "Родина" второй пилот Полина Осипенко, командир корабля Валентина Гризодубова и штурман Марина Раскова (слева направо) перед беспосадочным полетом на Дальний Восток.
Тем не менее Гризодубова была настроена решительно. Она каждый день требовала новую сводку погоды и пожимала плечами. "Ну, и что? Не долетим? У нас даже штурман есть!" В конце концов, стала названивать в Кремль, и наконец 24 сентября на аэродром пришел ответ. "Товарищ Сталин вылет разрешает". А если Сталин разрешает, погода может и подвинуться! Дура, без комментариев - и даже незнание Сибири её не извиняет...
Даже то, что радиостанция на самолете отказала прямо перед вылетом, уже не могло ее смутить - настолько хотелось успеть с этим перелетом. Ведь ясно было, что еще несколько дней, и погода сделается уже абсолютно нелётной."Я тогда была готова лететь хоть на метле, только бы лететь!" - вспоминала Гризодубова. Трижды дура... Она спросила Раскову, почему не работает радио.
- Не знаю. Может, предохранители…
- В полете починить сможешь?
- Попробую…
- Тогда - летим.
Проблемы начались практически сразу после взлета. Едва удалившись от Москвы, самолет попал в плотную облачность. Видимость - нулевая, а связи с землей нет. Зашибись ситуация, не так ли?
"Со своего места я видела штурманскую рубку в носовой части кабины. Помню, Марина вскрыла испорченную аппаратуру и долго что-то там подкручивала отверткой. А мы летим... Куда - неизвестно. Ну, а если бы даже связь заработала? За две недели до начала перелета исчез специалист, отвечающий за радиоподготовку (как потом оказалось, его арестовали). Он даже не успел предупредить штурмана, когда произойдет смена частот и позывных. Когда началось обледенение, Марина открыла форточку, чтобы счистить иней со стекол, и.… все полетные карты выдуло за борт. Так наш самолет стал не только глухим, но и слепым. Поэтому мы с Полиной выдерживали курс чисто интуитивно. Больше всего я боялась уклониться вправо и пересечь государственную границу. Тогда бы нас ничто не спасло…" - признавалась позднее Гризодубова в своих воспоминаниях. Без комментариев, не так ли? Т.е. все - матерные...
Полет вслепую продолжался много часов. Лишь иногда, благодаря редким прогалинам в облачности, им удавалось понять, где они находятся. Вроде бы миновали Байкал. Лучше бы там и сели, дуры, ну так мозг-то отключен давно...
Так как кабины пилотов и штурмана располагались поодаль друг от друга, а радиосвязи в самолете не было, общаться им приходилось с помощью пневмопочты - алюминиевой трубки, по которой сжатым воздухом туда-сюда летали записки. О доставке оповещала загоравшаяся зеленая лампочка. На исходе суток полета бумага для записок закончилась. "Мы непрерывно переписываемся с Валей. Исписали все блокноты, использованные таблицы. Я принялась уже исписывать кусочки карты с обозначением мест, которые мы пролетели…" - вспоминала потом Раскова. Сука, а кто должен был о том заботиться перед полётом, а?
Гризодубова сознательно "забирала" все время чуть севернее, чтобы случайно не пересечь китайскую границу. Это и правда было опасно - только что закончился конфликт вокруг КВЖД, и, хотя мирный договор подписали, с той стороны "Родину" явно могли принять не по-братски. Оставалось только считать часы, умножая их на скорость самолета, и стараться угадать, когда пора нырять под облака - чтобы сориентироваться и идти к аэродрому в Комсомольске. Каждый такой "нырок" - серьезная потеря топлива, поэтому Гризодубова не спешила. В конце концов, они летели только 25 часов, и бензина должно было оставаться еще часа на три-четыре… Но уже через десять минут в облаках появились просветы, и летчицы увидели волны Охотского моря. К счастью, берег еще был близко, и они сразу повернули на юг. Гризодубова рассчитывала сориентироваться по Амуру, и добраться до Комсомольска, где был аэродром. Но тут вдруг зажглась лампочка аварийного бака - а это значило, что топлива осталось всего на полчаса. Хватит или нет? Это теперь зависело только от точности штурмана. Скоро они увидели большую реку - и Раскова уверенно заявила, что теперь она знает маршрут. Вот только это был не Амур, а один из его притоков - Амгунь. Следуя изгибам реки, можно было долететь только до болот. Что "Родина" и сделала.
Когда моторы начали давать перебои, Гризодубова привычным взглядом стала искать подходящее место для аварийной посадки. Внизу расстилались леса и болота, но одно из них, покрытое мелкими кочками, показалось летчице достаточно плотным. Туда она и направила самолет. Велика была вероятность, что при посадке машина с размаху врежется в какое-нибудь деревце своей остекленной штурманской кабиной, где сидела Марина Раскова. И выбраться оттуда никак не могла - прохода назад, к пилотам, в бомбардировщике не предусмотрено. Поэтому выход оставался один - выбросить Раскову через люк с парашютом. "Валя пишет мне записку - готовься к прыжку. Я отвечаю ей, тоже запиской, что прыгать не хочется, хочу остаться в самолёте, что я выбрала себе укромное местечко, сзади у кислородного баллона, буду стоять там очень смирно и ничего со мной не случится. Валя отвечает: "Если машина станет на нос, у нас с Полиной даже не хватит силы извлечь тебя из твоей кабины. Готовься к прыжку, не задерживай нас". Я рассердилась на Валю, показала ей кулак. Но делать нечего, приказ командира есть приказ…"
Прихватив две плитки шоколада и пистолет, Раскова надела парашют, открыла люк и бросилась вниз. Ветер понес ее над лесом и насадил парашют на елку - к счастью, не высоко, метрах в пяти над землей. Через полчаса она сумела перерезать ножом стропы и спуститься. Вскоре до ее слуха донеслись выстрелы. Это Гризодубова и Осипенко, аккуратно припечатавшие самолет посреди лесного болотца, палили из ружей, чтобы дать ей ориентир. Но эхо выстрелов сбило парашютистку с толку, и она бодро направилась в противоположную от самолета сторону. Так начались ее девятидневные мытарства в тайге. Ага, о таком раскладе мужчины не предупредили дуру, конечно - её явно вообще собирались ухандокать! Кроме шоколада есть было практически нечего, пить приходилось болотную воду.
На четвертый день блуждания ей удалось найти какие-то грибы. И я даже знаю, что это могло быть - в это время есть уже только пластинчатые, и ни разу не съедобные. Кто знает, что бы с ней случилось, если бы она их съела! Но до этого не дошло, потому что Раскова решила на всякий случай эти грибы зажарить. Это бы ей точно не помогло - даже свинухи ядовиты, и могли убить её в любой момент после, их яд накапливается, а простые поганки - просто мучалась бы три часа, но с летальным исходом. Чтобы развести костер, она достала коробку мощных непромокаемых "охотничьих" спичек, чиркнула одной - но от нее отлетела искра, и загорелся весь коробок. Он запылал как ракета, и тотчас поджег сухую листву и валежник. Начался лесной пожар, от которого Расковой пришлось спасаться в болоте. И в этом болоте она чуть не утонула. Хеллоуин по-таёжному, фигли ж...Выбраться удалось ценой неимоверных усилий - и одного унта, который так и остался в болоте навсегда. Дальше ей пришлось идти наполовину босиком.
На десятые сутки блужданий ей приснился Сталин. Тут она не врёт - голодный человек чует, что делается вокруг него в информационном поле, и начинает видеть образы. "Будто бы бреду по тайге, и вдруг ко мне подходит Сталин и говорит: "Товарищ Раскова, где-то здесь в тайге стоит моя автомашина. Помогите мне найти её!" Сталин берёт меня за руку, и мы с ним вместе быстро продвигаемся по тайге. Иногда мне мерещатся между деревьями синие отблески, мне кажется, это машина товарища Сталина, я веду его туда. Но там никакой машины не оказывается. Сталин идёт и шутит: "Вот так штурман, не может найти машину в тайге. Какой же вы штурман?" Мне очень стыдно. На пути попадается каменистая сопка, я хочу помочь товарищу Сталину взобраться на неё, но он отказывается от моей помощи. "Не беспокойтесь, я вырос в горах. А вот что вы мою машину найти не можете - это очень плохо…" - вспоминала Раскова. Но все-таки судьба была к ней милостива. В своих беспорядочных поисках день за днем она делала огромные круги вокруг места, где упала "Родина". И когда в ее сторону полетели спасательные самолеты, Раскова догадалась, что ей нужно просто идти за ними вслед...
Искать пропавший экипаж "Родины" начали немедленно, но где именно искать, никто не понимал. Наконец догадались опросить жителей деревень в Хабаровском крае. На другой день из одного поселка сообщили, что "вот такой серебристый, с двумя моторами" - пролетал, вроде, 25 сентября. К Амгуни шел… Первым самолет увидел Михаил Сахаров, который вел поиски на большом девятиместном гидроплане. На крыле самолета прыгали две девушки! Где третья - неизвестно. И приземлиться в болото гидроплан не мог. Тогда решили бросить девушкам записку! Но, как назло, в самолете не было ни клочка бумаги. Раздолбайство уже мужское, что сказать.
- Я сейчас! - смекнул бортмеханик Кузьма Домкин. - От подштанников оторву!
Решительным движением он расстегнул комбинезон, добрался до исподнего, и вырвал аккуратную белую (ну, почти) полосу. Послюнил химический карандаш - и написал: "Девушки, держитесь! Мы завтра вернемся!"
Замотал материю как вымпел, и записка, столь дружественная по содержанию, но куртуазная по форме, полетела вниз. Итак, связь с девушками была установлена с помощью трусов механика, но лихой идиотизм спасательной операции на этом не закончился. Он только набирал обороты.
Эфир на "авиационных" частотах слушали тогда весь Дальний Восток, а слухи среди летчиков распространялись стремительно. Уже утром 4 ноября в Комсомольске знали, что "Родину" нашли. А там - девушки! Красавицы! Из самой Москвы прилетели! И - совсем одни, в болоте…
На аэродроме Комсомольского авиазавода стоял тогда старенький учебный самолет "У-2", за которым не было особого надзора. Два друга-пилота за считаные часы привели его в порядок, заправили и в свою очередь вылетели на поиски храбрых летчиц. Самое удивительное даже не в том, что им удалось долететь (в конце концов, мастеров летать "на честном слове и на одном крыле" тогда было много), а что для спасения женщин они взяли с собой несколько бутылок шампанского и букеты цветов. В Комсомольске! В ноябре месяце! В 1938 году!
Понятное дело, если им удалось найти цветы и шампанское, обнаружить место посадки "Родины" тем более не составляло труда. Фанерный биплан с ювелирной точностью плюхнулся в болото рядом с дюралюминиевым гигантом. Взлететь он тоже не мог - но шампанское и цветы доставил. Говорят, девушки оценили по достоинству этот галантный жест. Проще говоря, погрелась молодёжь на крыле гарно, 2 на 2, либидо в таких условиях обостряется и взлетает до небес, а ведь быть свободным от условностей - у лётчиков профессональное! На фоне разыгравшихся чуть позднее событий этот "авантюрный" полет стал до такой степени неуместен, что любые упоминания о нем постарались отовсюду убрать. Вычеркнули из истории и имена лихих пилотов. Ибо нехрен шастать, так сказать, тёлки-то замужние.
Комдив Яков Сорокин, хотя разрешения на вылет у него не было, срочно погрузил в бомбардировщик ТБ-3 группу парашютистов и вылетел в сторону реки Амгунь. Следом за ним на "Дугласе" командующего армией Конева вылетел известный летчик Бряндинский, прославившийся за месяц до того рекордным перелетом (вместе с Владимиром Коккинаки) Москва - Дальний Восток - практически по тому же маршруту, каким летела "Родина". Как же было не полететь герою Советского Союза? Каждый хотел спасти девушек первым. Первыми хотели быть и парашютисты-спасатели, которые буквально набились в "Дуглас" Брядинского, и журналисты, которым не терпелось сделать сенсационные кадры спасенных. Всего 15 человек.
"Дуглас" летал значительно быстрее, чем старенький ТБ-3, и в районе посадки "Родины" самолеты оказались почти одновременно. И тот, и другой были военными, окрашенными в камуфляжные цвета. На фоне сопок они сливались с пейзажем. К тому же внимание летчиков было направлено на землю, и поэтому, когда "Дуглас" неожиданно вылетел из узкой лощины навстречу поворачивающему ТБ-3, пилоты не сразу заметили друг друга. А когда заметили, было уже поздно.
Это произошло практически прямо над головами экипажа "Родины". Два самолета, прилетевшие их спасать, столкнулись в воздухе. "Дуглас" крылом отрезал хвостовое оперение у бомбардировщика, вспыхнул и камнем упал на землю. В нем мгновенно погибли все. Что касается ТБ-3, то он начал набирать высоту, перевернулся, и тоже устремился к земле. Трое пилотов и хвостовой стрелок едва успели отстегнуть ремни и выброситься с парашютами. Как рассказывал один из них, стоявший в кабине Сорокин, увидев "Дуглас", со словами "Сейчас этот… нас убьет!" тоже бросился к парашютам - но не успел. Самолет на огромной скорости врезался в землю и взорвался. В катастрофе погибли более 30 человек. Официально об этом нигде не сообщалось. Лишь на приеме, устроенном в Кремле по случаю перелета, Молотов сказал несколько слов о погибших Сорокине и Бряндинском. Еще один некролог с упоминанием трех фамилий и "экипажа" полявился в газете "Сталинский Комсомолец". На истлевшие и не преданные земле останки погибших, разбросанные вокруг разбившихся "Дугласа" и ТБ-3, в 1968 году наткнулись в тайге охотники.
Через три часа к месту трагедии добрался самолет из Иркутска, на борту которого были врачи, спасатели и инспекторы, готовые снять с "Родины" приборы, чтобы зафиксировать рекорд. Однако спасателям пришлось сразу десантироваться на место катастрофы. Выжившими они застали двух раненых, но спасти их не сумели. Четверо выпрыгнувших с парашютами летчиков выбрались к лежащей на болоте "Родине" к вечеру. Вместе со спасателями, проводниками и инспекторами там собралась уже небольшая толпа, которая устраивалась спать, где придется на крыльях самолета. Повезло хотя бы, что дождя не было.
И как раз в этот момент из кустов на дальнем краю болота появилась Марина Раскова. Совсем не похожая на московскую красавицу - все лицо было искусано мошкой. Конечно же, ее появление вызвало бурную радость. Без сотрудника НКВД возвращаться из перелета - дурная примета! Вокруг суетились врачи и спасатели. Один из них срезал в лесу несколько березок - и устроил из них удобные носилки с пологом, как носилки римских императоров. Наутро процессия двинулась в сторону реки. Путь по болотам занял два дня - и все это время спасатели, иногда по пояс в воде, несли носилки с Мариной Расковой, которая рассказывала им о своих таежных приключениях.Когда подходили к Амгуни и садились на катер, ночью было светло как днем - на весь горизонт полыхало зарево лесного пожара.
- Что это там? - строго спросила Раскова, приподнявшись на носилках.
- Да это вы в лесу грибочки немного пожарили, - добродушно ответил ей пожилой спасатель.
В Иркутске, конечно, многие знали, что произошло над тайгой. Поэтому, когда 12 октября 1938 года экипаж "Родины" прибыл в город, он поначалу не встретил особо восторженного приема. Однако на следующий день Гризодубовой позвонил Сталин. Не зря снился...
- Чем вызвана посадка в данной местности? - строго спросил вождь. Какого хрена ты жива? - переведу...
- Отказом всей рации и отсутствием бензина после слепого полета, - отрапортовала летчица. - Моторы целы. Погнуты винты. Немного попорчен низ самолета. Сели, не выпуская шасси, 25 сентября в 10.41 по московскому времени...
- Поздравляем вас с блестящим выполнением перелета! - перебил ее Сталин. Ага, сама выжила, ясно.
И через пару недель в Кремле состоялся банкет в честь "Родины". В Москве уже их встречали точно, как Чкалова - везли по улице Горького в открытых машинах, а толпа забрасывала листовками и цветами. Потом - награждение звездами Героев Советского Союза. И - конечно же - встреча с самим вождем, который не только поднял рюмку в их честь, но и позволил поцеловать себя в щечку. О чем еще могла мечтать любая советская женщина? Не о мирских же благах? Впрочем, они тоже были - по 25 тысяч рублей каждой и, конечно, квартиры в Москве. Расковой, например, досталась трехкомнатная, прямо на Тверской улице - и настоящий автомобиль, "Опель-капитан". Живи не хочу. Щас, ага...
Но Полина Осипенко прожила после этого авиационного триумфа меньше года. Все-таки летчик - опасная профессия. Она погибла весной 1939 года во время испытаний нового истребителя. Что-то случилось с управлением - и машина камнем рухнула на землю. "Оно само, ага... Ее прах похоронили в кремлевской стене, но мало кто теперь о ней вспоминает.
27 октября 1938 г. Экипаж самолета "Родина" во время церемонии встречи на Белорусском вокзале.
Гризодубова, наоборот, прожила долгую жизнь - и даже застала конец советской власти. Она прошла всю войну, летая в глубокий тыл немцев с оружием и продуктами для партизан, а после победы сразу ушла из армии и занялась наукой. Работала в НИИ, который разрабатывал электронику для самолетов. Но все-таки она была знаменитостью, и ее часто звали в Кремль на официальные приемы. Валентина надевала лучшее платье, красила губы и отправлялась туда, как на трудное боевое задание. Потому что каждый раз у этих "светских выходов" была цель. Она использовала всю свою известность и все обаяние, чтобы при встрече с членами ЦК хоть немного помочь тем, кто был незаконно репрессирован. Под конец жизни Гризодубова с грустной иронией говорила:
- У нас получилось такое разделение труда. Марина людей сажала. А я - спасала...
Та же дослужилась до старшего лейтенанта госбезопасности, возглавляла отдел в авиационном управлении народного комиссариата обороны. А когда началась война - уговорила Сталина дать ей полномочия на создание "женских" летных частей. Именно ею был сформирован знаменитый женский полк ночных бомбардировщиков на фанерных бипланах "ПО-2", о котором ходили легенды. Немцы называли его "Ночные ведьмы". Однако Расковой этого было мало, она хотела создать и "серьезное" авиационное соединение из пилотов-женщин. В 1942 году она добилась, чтобы ей выделили новейшие пикирующие бомбардировщики "ПЕ-2", и сформировала еще один женский полк. В начале января 1943 года, после года напряжённой учёбы, он вылетел на фронт, под Сталинград.
Но несколько самолетов "застряло" на ремонте в Самаре, и Раскова решила лично руководить их перелетом к передовой. Метеосводка была плохой, шли снегопады, а управлять "ПЕ-2" в плохую погоду особенно сложно, поэтому начальство аэродрома не давало "добро" на вылет. Однако Раскова торопилась - и по своей старой привычке грозила позвонить в Москву, в Кремль. Конечно, ей не надо было лететь. Но не зря же Гризодубова говорила: "Маринка - баба рисковая". Да и времена были такие. Никто не мог помешать Герою Советского Союза и любимице Сталина убиться самой - и угробить свой экипаж.
Самолеты попали в пургу уже под Ростовом. Раскова пошла "пробивать тучи", чтобы сориентироваться, но не рассчитала скорости снижения - и ее самолет врезался в землю, превратившись в груду обломков. От ее тела почти ничего не осталось. Хоронили в цинковом гробу. Когда же началось расследование катастрофы, многие были ошеломлены. Оказывается, у знаменитой летчицы "налет" за штурвалом так и остался минимальным - всего 60 часов. Учиться управлять самолетом ей было просто некогда. Конечно, "строгий" ПЕ-2 новичков не прощал. Плюс опять, видимо, ошибка в ориентировании, которая на этот раз стала для нее роковой. Раскова считала, что летит над левым, пологим и низким берегом Волги - а врезалась в правый, высокий...
Похоронили ее все равно в кремлевской стене. Как героя. Она ведь добилась своего. Любила быть центром всеобщего внимания - и навсегда осталась самой знаменитой летчицей СССР. Даже более известной, чем Гризодубова. Наверное, нет в России крупного города, в котором не найдется улицы, площади или хотя бы переулка Марины Расковой. В ее честь называли корабли и самолеты. А сколько фильмов о ней сняли! Первый - в 1943-м, а последние (сериал "Ночные ласточки" и документальный фильм "Есть строчка в биографии") уже в 2012-м и 2020-м.
Потому что не может Россия жить без мифа о героях. И лучше всего для него подходят не талантливые крестьянские девушки и не дочери дворян-авиаконструкторов, а самоуверенные сотрудники НКВД. А вот как на это смотрят в нашем городе:
Экипаж советского самолета АНТ-37 "Родина" второй пилот Полина Осипенко, командир корабля Валентина Гризодубова и штурман Марина Раскова (слева направо) перед беспосадочным полетом на Дальний Восток.
Тем не менее Гризодубова была настроена решительно. Она каждый день требовала новую сводку погоды и пожимала плечами. "Ну, и что? Не долетим? У нас даже штурман есть!" В конце концов, стала названивать в Кремль, и наконец 24 сентября на аэродром пришел ответ. "Товарищ Сталин вылет разрешает". А если Сталин разрешает, погода может и подвинуться! Дура, без комментариев - и даже незнание Сибири её не извиняет...
Даже то, что радиостанция на самолете отказала прямо перед вылетом, уже не могло ее смутить - настолько хотелось успеть с этим перелетом. Ведь ясно было, что еще несколько дней, и погода сделается уже абсолютно нелётной."Я тогда была готова лететь хоть на метле, только бы лететь!" - вспоминала Гризодубова. Трижды дура... Она спросила Раскову, почему не работает радио.
- Не знаю. Может, предохранители…
- В полете починить сможешь?
- Попробую…
- Тогда - летим.
Проблемы начались практически сразу после взлета. Едва удалившись от Москвы, самолет попал в плотную облачность. Видимость - нулевая, а связи с землей нет. Зашибись ситуация, не так ли?
"Со своего места я видела штурманскую рубку в носовой части кабины. Помню, Марина вскрыла испорченную аппаратуру и долго что-то там подкручивала отверткой. А мы летим... Куда - неизвестно. Ну, а если бы даже связь заработала? За две недели до начала перелета исчез специалист, отвечающий за радиоподготовку (как потом оказалось, его арестовали). Он даже не успел предупредить штурмана, когда произойдет смена частот и позывных. Когда началось обледенение, Марина открыла форточку, чтобы счистить иней со стекол, и.… все полетные карты выдуло за борт. Так наш самолет стал не только глухим, но и слепым. Поэтому мы с Полиной выдерживали курс чисто интуитивно. Больше всего я боялась уклониться вправо и пересечь государственную границу. Тогда бы нас ничто не спасло…" - признавалась позднее Гризодубова в своих воспоминаниях. Без комментариев, не так ли? Т.е. все - матерные...
Полет вслепую продолжался много часов. Лишь иногда, благодаря редким прогалинам в облачности, им удавалось понять, где они находятся. Вроде бы миновали Байкал. Лучше бы там и сели, дуры, ну так мозг-то отключен давно...
Так как кабины пилотов и штурмана располагались поодаль друг от друга, а радиосвязи в самолете не было, общаться им приходилось с помощью пневмопочты - алюминиевой трубки, по которой сжатым воздухом туда-сюда летали записки. О доставке оповещала загоравшаяся зеленая лампочка. На исходе суток полета бумага для записок закончилась. "Мы непрерывно переписываемся с Валей. Исписали все блокноты, использованные таблицы. Я принялась уже исписывать кусочки карты с обозначением мест, которые мы пролетели…" - вспоминала потом Раскова. Сука, а кто должен был о том заботиться перед полётом, а?
Гризодубова сознательно "забирала" все время чуть севернее, чтобы случайно не пересечь китайскую границу. Это и правда было опасно - только что закончился конфликт вокруг КВЖД, и, хотя мирный договор подписали, с той стороны "Родину" явно могли принять не по-братски. Оставалось только считать часы, умножая их на скорость самолета, и стараться угадать, когда пора нырять под облака - чтобы сориентироваться и идти к аэродрому в Комсомольске. Каждый такой "нырок" - серьезная потеря топлива, поэтому Гризодубова не спешила. В конце концов, они летели только 25 часов, и бензина должно было оставаться еще часа на три-четыре… Но уже через десять минут в облаках появились просветы, и летчицы увидели волны Охотского моря. К счастью, берег еще был близко, и они сразу повернули на юг. Гризодубова рассчитывала сориентироваться по Амуру, и добраться до Комсомольска, где был аэродром. Но тут вдруг зажглась лампочка аварийного бака - а это значило, что топлива осталось всего на полчаса. Хватит или нет? Это теперь зависело только от точности штурмана. Скоро они увидели большую реку - и Раскова уверенно заявила, что теперь она знает маршрут. Вот только это был не Амур, а один из его притоков - Амгунь. Следуя изгибам реки, можно было долететь только до болот. Что "Родина" и сделала.
Когда моторы начали давать перебои, Гризодубова привычным взглядом стала искать подходящее место для аварийной посадки. Внизу расстилались леса и болота, но одно из них, покрытое мелкими кочками, показалось летчице достаточно плотным. Туда она и направила самолет. Велика была вероятность, что при посадке машина с размаху врежется в какое-нибудь деревце своей остекленной штурманской кабиной, где сидела Марина Раскова. И выбраться оттуда никак не могла - прохода назад, к пилотам, в бомбардировщике не предусмотрено. Поэтому выход оставался один - выбросить Раскову через люк с парашютом. "Валя пишет мне записку - готовься к прыжку. Я отвечаю ей, тоже запиской, что прыгать не хочется, хочу остаться в самолёте, что я выбрала себе укромное местечко, сзади у кислородного баллона, буду стоять там очень смирно и ничего со мной не случится. Валя отвечает: "Если машина станет на нос, у нас с Полиной даже не хватит силы извлечь тебя из твоей кабины. Готовься к прыжку, не задерживай нас". Я рассердилась на Валю, показала ей кулак. Но делать нечего, приказ командира есть приказ…"
Прихватив две плитки шоколада и пистолет, Раскова надела парашют, открыла люк и бросилась вниз. Ветер понес ее над лесом и насадил парашют на елку - к счастью, не высоко, метрах в пяти над землей. Через полчаса она сумела перерезать ножом стропы и спуститься. Вскоре до ее слуха донеслись выстрелы. Это Гризодубова и Осипенко, аккуратно припечатавшие самолет посреди лесного болотца, палили из ружей, чтобы дать ей ориентир. Но эхо выстрелов сбило парашютистку с толку, и она бодро направилась в противоположную от самолета сторону. Так начались ее девятидневные мытарства в тайге. Ага, о таком раскладе мужчины не предупредили дуру, конечно - её явно вообще собирались ухандокать! Кроме шоколада есть было практически нечего, пить приходилось болотную воду.
На четвертый день блуждания ей удалось найти какие-то грибы. И я даже знаю, что это могло быть - в это время есть уже только пластинчатые, и ни разу не съедобные. Кто знает, что бы с ней случилось, если бы она их съела! Но до этого не дошло, потому что Раскова решила на всякий случай эти грибы зажарить. Это бы ей точно не помогло - даже свинухи ядовиты, и могли убить её в любой момент после, их яд накапливается, а простые поганки - просто мучалась бы три часа, но с летальным исходом. Чтобы развести костер, она достала коробку мощных непромокаемых "охотничьих" спичек, чиркнула одной - но от нее отлетела искра, и загорелся весь коробок. Он запылал как ракета, и тотчас поджег сухую листву и валежник. Начался лесной пожар, от которого Расковой пришлось спасаться в болоте. И в этом болоте она чуть не утонула. Хеллоуин по-таёжному, фигли ж...Выбраться удалось ценой неимоверных усилий - и одного унта, который так и остался в болоте навсегда. Дальше ей пришлось идти наполовину босиком.
На десятые сутки блужданий ей приснился Сталин. Тут она не врёт - голодный человек чует, что делается вокруг него в информационном поле, и начинает видеть образы. "Будто бы бреду по тайге, и вдруг ко мне подходит Сталин и говорит: "Товарищ Раскова, где-то здесь в тайге стоит моя автомашина. Помогите мне найти её!" Сталин берёт меня за руку, и мы с ним вместе быстро продвигаемся по тайге. Иногда мне мерещатся между деревьями синие отблески, мне кажется, это машина товарища Сталина, я веду его туда. Но там никакой машины не оказывается. Сталин идёт и шутит: "Вот так штурман, не может найти машину в тайге. Какой же вы штурман?" Мне очень стыдно. На пути попадается каменистая сопка, я хочу помочь товарищу Сталину взобраться на неё, но он отказывается от моей помощи. "Не беспокойтесь, я вырос в горах. А вот что вы мою машину найти не можете - это очень плохо…" - вспоминала Раскова. Но все-таки судьба была к ней милостива. В своих беспорядочных поисках день за днем она делала огромные круги вокруг места, где упала "Родина". И когда в ее сторону полетели спасательные самолеты, Раскова догадалась, что ей нужно просто идти за ними вслед...
Искать пропавший экипаж "Родины" начали немедленно, но где именно искать, никто не понимал. Наконец догадались опросить жителей деревень в Хабаровском крае. На другой день из одного поселка сообщили, что "вот такой серебристый, с двумя моторами" - пролетал, вроде, 25 сентября. К Амгуни шел… Первым самолет увидел Михаил Сахаров, который вел поиски на большом девятиместном гидроплане. На крыле самолета прыгали две девушки! Где третья - неизвестно. И приземлиться в болото гидроплан не мог. Тогда решили бросить девушкам записку! Но, как назло, в самолете не было ни клочка бумаги. Раздолбайство уже мужское, что сказать.
- Я сейчас! - смекнул бортмеханик Кузьма Домкин. - От подштанников оторву!
Решительным движением он расстегнул комбинезон, добрался до исподнего, и вырвал аккуратную белую (ну, почти) полосу. Послюнил химический карандаш - и написал: "Девушки, держитесь! Мы завтра вернемся!"
Замотал материю как вымпел, и записка, столь дружественная по содержанию, но куртуазная по форме, полетела вниз. Итак, связь с девушками была установлена с помощью трусов механика, но лихой идиотизм спасательной операции на этом не закончился. Он только набирал обороты.
Эфир на "авиационных" частотах слушали тогда весь Дальний Восток, а слухи среди летчиков распространялись стремительно. Уже утром 4 ноября в Комсомольске знали, что "Родину" нашли. А там - девушки! Красавицы! Из самой Москвы прилетели! И - совсем одни, в болоте…
На аэродроме Комсомольского авиазавода стоял тогда старенький учебный самолет "У-2", за которым не было особого надзора. Два друга-пилота за считаные часы привели его в порядок, заправили и в свою очередь вылетели на поиски храбрых летчиц. Самое удивительное даже не в том, что им удалось долететь (в конце концов, мастеров летать "на честном слове и на одном крыле" тогда было много), а что для спасения женщин они взяли с собой несколько бутылок шампанского и букеты цветов. В Комсомольске! В ноябре месяце! В 1938 году!
Понятное дело, если им удалось найти цветы и шампанское, обнаружить место посадки "Родины" тем более не составляло труда. Фанерный биплан с ювелирной точностью плюхнулся в болото рядом с дюралюминиевым гигантом. Взлететь он тоже не мог - но шампанское и цветы доставил. Говорят, девушки оценили по достоинству этот галантный жест. Проще говоря, погрелась молодёжь на крыле гарно, 2 на 2, либидо в таких условиях обостряется и взлетает до небес, а ведь быть свободным от условностей - у лётчиков профессональное! На фоне разыгравшихся чуть позднее событий этот "авантюрный" полет стал до такой степени неуместен, что любые упоминания о нем постарались отовсюду убрать. Вычеркнули из истории и имена лихих пилотов. Ибо нехрен шастать, так сказать, тёлки-то замужние.
Комдив Яков Сорокин, хотя разрешения на вылет у него не было, срочно погрузил в бомбардировщик ТБ-3 группу парашютистов и вылетел в сторону реки Амгунь. Следом за ним на "Дугласе" командующего армией Конева вылетел известный летчик Бряндинский, прославившийся за месяц до того рекордным перелетом (вместе с Владимиром Коккинаки) Москва - Дальний Восток - практически по тому же маршруту, каким летела "Родина". Как же было не полететь герою Советского Союза? Каждый хотел спасти девушек первым. Первыми хотели быть и парашютисты-спасатели, которые буквально набились в "Дуглас" Брядинского, и журналисты, которым не терпелось сделать сенсационные кадры спасенных. Всего 15 человек.
"Дуглас" летал значительно быстрее, чем старенький ТБ-3, и в районе посадки "Родины" самолеты оказались почти одновременно. И тот, и другой были военными, окрашенными в камуфляжные цвета. На фоне сопок они сливались с пейзажем. К тому же внимание летчиков было направлено на землю, и поэтому, когда "Дуглас" неожиданно вылетел из узкой лощины навстречу поворачивающему ТБ-3, пилоты не сразу заметили друг друга. А когда заметили, было уже поздно.
Это произошло практически прямо над головами экипажа "Родины". Два самолета, прилетевшие их спасать, столкнулись в воздухе. "Дуглас" крылом отрезал хвостовое оперение у бомбардировщика, вспыхнул и камнем упал на землю. В нем мгновенно погибли все. Что касается ТБ-3, то он начал набирать высоту, перевернулся, и тоже устремился к земле. Трое пилотов и хвостовой стрелок едва успели отстегнуть ремни и выброситься с парашютами. Как рассказывал один из них, стоявший в кабине Сорокин, увидев "Дуглас", со словами "Сейчас этот… нас убьет!" тоже бросился к парашютам - но не успел. Самолет на огромной скорости врезался в землю и взорвался. В катастрофе погибли более 30 человек. Официально об этом нигде не сообщалось. Лишь на приеме, устроенном в Кремле по случаю перелета, Молотов сказал несколько слов о погибших Сорокине и Бряндинском. Еще один некролог с упоминанием трех фамилий и "экипажа" полявился в газете "Сталинский Комсомолец". На истлевшие и не преданные земле останки погибших, разбросанные вокруг разбившихся "Дугласа" и ТБ-3, в 1968 году наткнулись в тайге охотники.
Через три часа к месту трагедии добрался самолет из Иркутска, на борту которого были врачи, спасатели и инспекторы, готовые снять с "Родины" приборы, чтобы зафиксировать рекорд. Однако спасателям пришлось сразу десантироваться на место катастрофы. Выжившими они застали двух раненых, но спасти их не сумели. Четверо выпрыгнувших с парашютами летчиков выбрались к лежащей на болоте "Родине" к вечеру. Вместе со спасателями, проводниками и инспекторами там собралась уже небольшая толпа, которая устраивалась спать, где придется на крыльях самолета. Повезло хотя бы, что дождя не было.
И как раз в этот момент из кустов на дальнем краю болота появилась Марина Раскова. Совсем не похожая на московскую красавицу - все лицо было искусано мошкой. Конечно же, ее появление вызвало бурную радость. Без сотрудника НКВД возвращаться из перелета - дурная примета! Вокруг суетились врачи и спасатели. Один из них срезал в лесу несколько березок - и устроил из них удобные носилки с пологом, как носилки римских императоров. Наутро процессия двинулась в сторону реки. Путь по болотам занял два дня - и все это время спасатели, иногда по пояс в воде, несли носилки с Мариной Расковой, которая рассказывала им о своих таежных приключениях.Когда подходили к Амгуни и садились на катер, ночью было светло как днем - на весь горизонт полыхало зарево лесного пожара.
- Что это там? - строго спросила Раскова, приподнявшись на носилках.
- Да это вы в лесу грибочки немного пожарили, - добродушно ответил ей пожилой спасатель.
В Иркутске, конечно, многие знали, что произошло над тайгой. Поэтому, когда 12 октября 1938 года экипаж "Родины" прибыл в город, он поначалу не встретил особо восторженного приема. Однако на следующий день Гризодубовой позвонил Сталин. Не зря снился...
- Чем вызвана посадка в данной местности? - строго спросил вождь. Какого хрена ты жива? - переведу...
- Отказом всей рации и отсутствием бензина после слепого полета, - отрапортовала летчица. - Моторы целы. Погнуты винты. Немного попорчен низ самолета. Сели, не выпуская шасси, 25 сентября в 10.41 по московскому времени...
- Поздравляем вас с блестящим выполнением перелета! - перебил ее Сталин. Ага, сама выжила, ясно.
И через пару недель в Кремле состоялся банкет в честь "Родины". В Москве уже их встречали точно, как Чкалова - везли по улице Горького в открытых машинах, а толпа забрасывала листовками и цветами. Потом - награждение звездами Героев Советского Союза. И - конечно же - встреча с самим вождем, который не только поднял рюмку в их честь, но и позволил поцеловать себя в щечку. О чем еще могла мечтать любая советская женщина? Не о мирских же благах? Впрочем, они тоже были - по 25 тысяч рублей каждой и, конечно, квартиры в Москве. Расковой, например, досталась трехкомнатная, прямо на Тверской улице - и настоящий автомобиль, "Опель-капитан". Живи не хочу. Щас, ага...
Но Полина Осипенко прожила после этого авиационного триумфа меньше года. Все-таки летчик - опасная профессия. Она погибла весной 1939 года во время испытаний нового истребителя. Что-то случилось с управлением - и машина камнем рухнула на землю. "Оно само, ага... Ее прах похоронили в кремлевской стене, но мало кто теперь о ней вспоминает.
27 октября 1938 г. Экипаж самолета "Родина" во время церемонии встречи на Белорусском вокзале.
Гризодубова, наоборот, прожила долгую жизнь - и даже застала конец советской власти. Она прошла всю войну, летая в глубокий тыл немцев с оружием и продуктами для партизан, а после победы сразу ушла из армии и занялась наукой. Работала в НИИ, который разрабатывал электронику для самолетов. Но все-таки она была знаменитостью, и ее часто звали в Кремль на официальные приемы. Валентина надевала лучшее платье, красила губы и отправлялась туда, как на трудное боевое задание. Потому что каждый раз у этих "светских выходов" была цель. Она использовала всю свою известность и все обаяние, чтобы при встрече с членами ЦК хоть немного помочь тем, кто был незаконно репрессирован. Под конец жизни Гризодубова с грустной иронией говорила:
- У нас получилось такое разделение труда. Марина людей сажала. А я - спасала...
Та же дослужилась до старшего лейтенанта госбезопасности, возглавляла отдел в авиационном управлении народного комиссариата обороны. А когда началась война - уговорила Сталина дать ей полномочия на создание "женских" летных частей. Именно ею был сформирован знаменитый женский полк ночных бомбардировщиков на фанерных бипланах "ПО-2", о котором ходили легенды. Немцы называли его "Ночные ведьмы". Однако Расковой этого было мало, она хотела создать и "серьезное" авиационное соединение из пилотов-женщин. В 1942 году она добилась, чтобы ей выделили новейшие пикирующие бомбардировщики "ПЕ-2", и сформировала еще один женский полк. В начале января 1943 года, после года напряжённой учёбы, он вылетел на фронт, под Сталинград.
Но несколько самолетов "застряло" на ремонте в Самаре, и Раскова решила лично руководить их перелетом к передовой. Метеосводка была плохой, шли снегопады, а управлять "ПЕ-2" в плохую погоду особенно сложно, поэтому начальство аэродрома не давало "добро" на вылет. Однако Раскова торопилась - и по своей старой привычке грозила позвонить в Москву, в Кремль. Конечно, ей не надо было лететь. Но не зря же Гризодубова говорила: "Маринка - баба рисковая". Да и времена были такие. Никто не мог помешать Герою Советского Союза и любимице Сталина убиться самой - и угробить свой экипаж.
Самолеты попали в пургу уже под Ростовом. Раскова пошла "пробивать тучи", чтобы сориентироваться, но не рассчитала скорости снижения - и ее самолет врезался в землю, превратившись в груду обломков. От ее тела почти ничего не осталось. Хоронили в цинковом гробу. Когда же началось расследование катастрофы, многие были ошеломлены. Оказывается, у знаменитой летчицы "налет" за штурвалом так и остался минимальным - всего 60 часов. Учиться управлять самолетом ей было просто некогда. Конечно, "строгий" ПЕ-2 новичков не прощал. Плюс опять, видимо, ошибка в ориентировании, которая на этот раз стала для нее роковой. Раскова считала, что летит над левым, пологим и низким берегом Волги - а врезалась в правый, высокий...
Похоронили ее все равно в кремлевской стене. Как героя. Она ведь добилась своего. Любила быть центром всеобщего внимания - и навсегда осталась самой знаменитой летчицей СССР. Даже более известной, чем Гризодубова. Наверное, нет в России крупного города, в котором не найдется улицы, площади или хотя бы переулка Марины Расковой. В ее честь называли корабли и самолеты. А сколько фильмов о ней сняли! Первый - в 1943-м, а последние (сериал "Ночные ласточки" и документальный фильм "Есть строчка в биографии") уже в 2012-м и 2020-м.
Потому что не может Россия жить без мифа о героях. И лучше всего для него подходят не талантливые крестьянские девушки и не дочери дворян-авиаконструкторов, а самоуверенные сотрудники НКВД. А вот как на это смотрят в нашем городе:
Click to view