Декабрь без Рождества-5.
Памяти князя де Тальмона казненного в Лавале 27 января 1794 года.
27 сентября 1765 года в Париже в семье герцога де Ла Тремойля, пэра Франции, полковника Французского гренадерского и Аквитанского полка (где служил в будущем Боншамп), бригадира и полкового маршала, родился сын, названный при крещении Антуаном Филиппом. Он был вторым сыном герцога от второго брака. Мать, княгиня Мария-Максимиллианна Зю Сальм-Курбург, подарила Жану Бретану четырех сыновей, Шарля-Бретана, Антуана-Филлипа, Шарля-Годфруа(будущего аббата) и Луи-Станислава.
Как по материнской, так и по отцовской линии, род Антуана Филиппа был древен, знатен и богат. Основатель фамилии де Ла Треймойль, Пьер был внуком Гийома третьего, графа Пуату, в 1040 году было основано баронство де Ла Тремойль, бароном которого Пьер и стал. Тальмон, это название земель в Пуату, и одновременно города расположенного в трех лье от Сабль -де-Олоне, которые впоследствии вошли в баронство. Столица их, Тальмон-сюр-Жиронда, была основана английским королем и аквитанским герцогом Эдуардом первым в 1284 году.
Княжество же Сальм-Курбургское, чьей урожденной княгиней была мать Антуана, было независимым немецким княжеством в «Священной Римской Империи».
Так что только по одной генеалогии князя де Тальмона можно написать целую книгу. По отцовской линии князь де Тальмон был в родстве с Бурбонами, по материнской, с королями Пруссии и Англии!
Антуан Филипп получил домашнее образование, как это тогда было принято у знати и это образование было блестящим, родители денег на учителей не жалели! Мальчик увлекался историей, любил читать книги о крестовых походах и деяниях своих предков, четверо из них принимали участие в крестовых походах, ему было чем гордиться! Любил животных, и особенно лошадей, и именно это повлияло, как сейчас говорят «на выбор профессии». Единственная достойная карьера для дворянина-это военная карьера ( хотя не исключалась и духовная), но какой род войск выбрать?! Антуанн-Филипп не задавался этим вопросом, он предпочел кавалерию.
Об этом мало кто знает, но Антуан-Филипп был братом близнецом, одновременно с ним родился и Чарльз Годфруа ставший в последствие аббатом де Ла Тремойль! Аббат отказавшийся эмигрировать, будет приговорен к смертной казни революционным судом в Париже 15 июня 1794 года. Филипп и Чарльз были похожи как две капли воды, оба атлетического телосложения, блондины под метр девяносто, настоящие красавцы, с них можно было лепить скульптуру Аполлона.
Старшему Шарлю-Бретану и младшему Луи-Станиславу повезло больше, эмигрировав и сражаясь на стороне принца Конде, они благополучно пережили революцию и вернулись во Францию после восстановления монархии. Шарль-Бретан умрет в 1839 году в Париже, а Луи-Станислав в 1837.
Интересен следующий факт, простая крестьянка Жанна Коттерро, мать Жана Коттеро, знаменитого Жана Шуана, давшего имя шуанерии, пришла пешком в Версаль, что бы просить Короля помиловать её сына. Она обратилась к Филиппу, найдя его в собственном доме (скорее дворце или особняке) де Ла Тремойлев на улице Святого Доминика в Париже. Сюзерен более 300 приходов, в том числе Лаваля и Витре, в районе которых и жила Жанна ( в маленькой деревушке в двух лье от Лаваля и шести от Витре), он дал ей рекомендацию как подать прошение, составил его и можно сказать организовал «случайную» встречу с Королем на прогулке! Во время одной из прогулок Людовика XVI по паркам Версаля, мадам Коттеро бросилась к ногам государя и подала прошение о помиловании.
- Прошу Вас, Сир! Помилуйте моего сына! Мой сын был контрабандистом, но он пошел на это, ради того, что бы прокормить свою мать и своих братьев и сестер! Сборщики соляного налога, разорили нас! Прошу, помилуйте его!
Людовик XVI принял просьбу матери и приказал помиловать её сына.
Жан Шуан был освобожден и после своего освобождения, он вступил в Армию (служба в которой тогда была добровольной) записавшись в Тюреннский полк в городе Лиле. И рекомендацию Жану дал все тот же князь де Тальмон, он же выручит Коттеро, когда Жан потеряет важное письмо своего полковника данное ему на сохранение!
Картина отнюдь не вписывающаяся в истории о бесконечной пропасти между простым народом и угнетающей его аристократией.
Филипп , вместе со своим младшим братом Луи-Станиславом подает прошение о зачислении его в русскую службу в 1787 году. 13 августа 1787 года Османская империя объявляет войну России. Де Тальмон же занимает пост офицера в Королевском Кавалерийском Связном полку (Le régiment Royal-Cravates cavalerie ) этот полк стоял в то время в Тьонвиле и не собирался покидать пределы Франции. И если бы не революция, служили бы князья де Тальмоны на русской службе.
Как отмечают современники, Филипп был один из самых красивых и при этом самых храбрых офицеров Королевской Армии, как все Ла Тремойли, высокого роста с пышными белокурыми волосами падающими локонами на плечи, с безукоризненными манерами, то что порой именуется «куртуазностью» или «вежеством» ( от courtois -учтивый, рыцарский).
Один из немногих роялистов, он пытается спасти Короля в день казни 21 января 1793 года.
Не видя смысла больше оставаться в Париже, Филипп возвращается в Бретань. С подложным паспортом, переодетый в торговца животными, он вербует сторонников в Бретани, Нормандии, Мене, Анжу. Наступил март 1793 года, и Бретань поднялась, так же как и Вандея, протестуя против рекрутского набора. Во время одного из своих вояжей, князь был арестован 20 мая (по другим данным 21), в Шато-Гонтье (в шести лье от Лаваля в сторону Анжу). Отправленный в тюрьму города Анже, спустя некоторое время, Филиппу удается бежать с помощью своего брата близнеца, что подкупил стражу. Через Николя Шамбона, монтаньяра, аббат организовал отправку Филиппа якобы в Париж, во время которой де Тальмон и должен был бежать.
У Филиппа был выбор, остаться во Франции или бежать в Англию.
-Я остаюсь во Франции и буду сражаться за Короля! Я всегда жил для Бога и моего Короля и буду сражаться за них до последней капли моей крови! Я собираюсь идти в Вандею!
Шамбон берет справку в муниципалитете и забирает узника из тюрьмы. В 9 часов утра повозка покидает Анжу, жандармы, сопровождавшие князя, уже подкуплены. Во время транспортировки узника из Анжу в Лаваль и было устроено бегство. Филипп пробирается в Сомюр, где хозяйничают вандейцы (Сомюр был взят Королевской и Католической Армией 9 июня).
Прибытие князя вызвало настоящую сенсацию, и было воспринято вандейцами с большим энтузиазмом. Он был самым знатным и титулованным среди вандейцев и состоял в родстве с Бурбонами, с малолетним Людовиком XVII, во имя которого и сражались повстанцы (не даром вандейцы и шуаны так ждали высадки графа д’Артуа, одно присутствие человека «королевской крови» подымало дух людей). Филипп получил пост начальника кавалерии Королевской и Католической Армии вместо павшего в бою при взятии города Жана-Батиста-Луи де Доменмэ де Ла Рош-Юк графа Брюлона и место в Военном Совете.
Филипп принимает участие в 68 битвах, ни одной не проигрывает.
Смело, но без каких-либо иллюзий, он продолжал сражаться с остальной частью католической и королевской армии, которая не могла пройти Луару . Он присоединился к Анри де Ла Рошежаклену, который переправился через реку в Ансени с другими главными генералами, и приехал, чтобы найти свой отряд в Блене, чтобы вернуть его.
Но Флерио был назначен главнокомандующим, и Тальмон разозлился на это предпочтение и покинул армию. Он считал себя свободным от каких-либо обязательств и уехал через Дерваль , Ла-Герш и лес Пертр, чтобы присоединиться к Жану Шуану или направиться к побережью. Несколько бретонцев, зачисленных Джозефом де Пуисаи, не могли дать ему информацию о шуанах в Майенне. Он продолжил свое путешествие к Нормандии.
31 декабря при попытке добраться в Нормандию за подмогой вместе с тремя другими людьми он шел по полям около Лаваля и Фужера , одетый как крестьянин, когда всё же наткнулся на национальную гвардию Базуж 31 декабря 1793 года из деревни Малагра. На них была найдена сумма в 30 000 фунтов стерлингов, а также несколько роскошных предметов и паспорт, выданный за 4 дня до этого муниципалитетом Эрне. Альфонс де Бошан позже сделает изящный вброс - якобы это было на 4 дня раньше и только из-за того что в трактире князь расплатился золотым луидором. Республиканские статисты с восторгом эту ложь подхватят - просто потому что сами бы именно так и поступили в сходной ситуации.
Подозрительного крестьянина переправили в Фужер, пока Филипп еще не был опознан. Но там, дочь трактирщика, что держал трактир «Сен-Жак», узнала князя. Она якобы запомнила «этого красавца» когда вандейцы заняли Фужер 24 ноября, не у всех в то время был рост под метр девяносто! Хотя отчего ж ей и не запомнить - всякая юбка помнит того, кто пренебрёг её прелестями вопреки её желанию...
-Это князь де Тальмон! - закричала эта девка. По сути, это был смертный приговор. И на вопрос начальника караула, так ли это, Филипп спокойно ответил:
- Да, я князь де Тальмон, мне ни к чему это скрывать. За полгода я сражался с вами в 68 сражениях, и я готов даже к смерти.
Однако от 1 января до 27 смерть не торопилась забрать парня из ада, в который он угодил.
Филипп был отконвоирован в Ренн 2 января, куда он шел пешком, там подвергся допросу генералом Бофортом. Филипп требует, что бы его перевели в Париж, и пишет письмо в национальный конвент - потому что обвинение ему так и не предъявлено официально. Князь закован в цепи и посажен в подземелье, оттуда он пишет письмо генералу Россиньолю. Тот появился только 25 числа. До этого времени парня держат на цепи так, что голова находится фактически ниже колен, кроме того, после экзекуции шомполами, превратившими его спину в невнятное месиво, врача ему не вызывают. Заметив наконец 18 числа "обострение тифа", замечу на минуточку, в подвале без света и с комнатной температурой около нуля по Цельсию снизу, арестанта сподобились прикрыть пледом.
Россиньоль приезжает и отвозит князя в Витре, где он посажен в местную тюрьму, т.е. наконец переодет в сухую одежду и накормлен по-человечески, а не как собака. Там генерал 26 января допрашивает узника, Жан Франсуа Шапп приводит текст допроса полностью в своей книге «Вооруженная Вандея», откуда он и взят.
Тальмон. Я имею честь говорить с генералом Россиньолем?
Россиньоль. Да. Представитель народа (Эню-Лавалле. - И.М.) и я, мы потребовали вас, чтобы получить от вас некоторые сведения о средствах, намерениях и письменных сношениях вашей партии. Вам небезызвестно, какую участь готовит вам закон; вам больше не на что надеяться и нечего опасаться, а сведения, которые вы дадите нам, еще могут принести пользу вашей родине. Каков был исход вашего последнего совещания в Блэне?
Т. Вы, несомненно, не имеете обыкновения разглашать планы кампании, которые вы составляете на ваших советах. Мы оба генералы, и вам так же хорошо, как и мне, известно, что мы обязаны сохранять в тайне наши операции.
Р. Такой же генерал, как и вы! Вы сражались за тиранию, а я командую солдатами Разума и Свободы. Знаете ли вы, кто я?
Т. Конечно, - талантливый человек, обязанный своим возвышением собственному мужеству и уму.
Р. Вы льстите мне. Я подмастерье ювелира.
Т. Не может быть!
Р. Это так же верно, как и то, что вы - бывший принц де Тальмон.
Т. Я и теперь продолжаю быть принцем де Тальмоном.
Р. Оставим это. Какова была цель армии, называющей себя католической?
Т. Католическая армия сражалась за своего короля, за честь и восстановление прежних законов монархии.
Р. Как! Вы пролили столько крови и опустошили столько местностей для того, чтобы служить господину!
Т. Каждый из нас служил по своему выбору, и мы предпочитали тиранию одного - это вы называете ее так - тирании шестисот человек, страсти, гордость и безнравственность которых превращают их родину в арену угнетения и резни, где никто не решается свободно высказать свое мнение и где нет ни одной семьи, которой не приходилось бы оплакивать отца, брата или друга. Вы сами, генерал, в данную минуту увенчанный судьбой и войной, уверены ли в том, что вы избегнете косы анархии? Разочаруйтесь! Конвент назначает на места честных и добросовестных людей только для того, чтобы под нелепым предлогом измены и вероломства предать их мечу мстительности, который называют мечом правосудия.
Р. Остановитесь, Тальмон… Вы клевещете на национальное представительство; оно поразило всех негодяев, сговаривавшихся с вами и вам подобными продлить войну или восстановить королей; но оно же присуждает гражданские награды людям, добросовестно сражающимся за свободу и умеющим беззаветно умирать за нее. Но вернемся к делу. Не вели ли вы с Англией переписки, не обещала ли вам Англия в определенное время помощь людьми, продовольствием, боеприпасами и, главное, не уславливались ли вы произвести совместную атаку на Гранвилль?
Т. Да.
Р. Почему же эта операция не удалась?
Т. В королевской армии распространили слухи с целью обесчестить ее вождей, и армия действовала не с обычным рвением. К тому же Англия не сдержала слова или же физические и местные причины помешали высадке.
Р. Если Англия не сдержала данного вам слова, то вы должны быть озлоблены против ее министров, и, будучи с ними в явной вражде, вы могли бы, умирая, оказать услугу родине разоблачением заговоров, составленных против нее.
Т. Я хочу, умирая, унести с собой уважение всех партий. Вы, конечно, рассчитывали, что я опозорю себя подлостью. Друзья ли, враги ли иностранные державы, но мы служим общему делу; оно восторжествует, и я не хочу, чтобы говорили, что я не служил ему до своего последнего часа.
Р. Оно восторжествует? Вы, значит, не знаете о победах Республики?
Т. Нет, я слышал об этих мнимых победах. Впрочем, война переменчива, и вы знаете, генерал, что в шестидесяти восьми сражениях, данных вам, наше оружие не всегда терпело неудачу.
Р. Нет, повторяю вам: вы побеждали, когда вероломные генералы сдавали вам наше оружие и боеприпасы. Ваша армия не нашла среди нас такой же помощи, и мне говорили, что у вас недоставало пороха, когда рассеялась ваша колонна.
Т. Если бы у меня был порох, то я не был бы здесь, и надо сознаться, что у нас недолго не было его. Нам его доставляла нация, - и это-то и было общее между ею и нами.
Р. Почему вы не явились за ним в Ренн?
Т. В совете не всегда следовали моим мнениям. Моим первым намерением было перейти Луару со ста тысячами человек и идти на Париж, потом у меня были планы относительно Ренна и остальной Бретани, но крестьяне, жаждавшие вернуться в Вандею, которым надоели переходы и военные тяготы, предписывали нам образ действий и ускорили нашу гибель вместе со своей собственной.
Р. Вот чем окончилось столько опустошений, грабежей, убийств, столько изуверств фанатизма!
Т. Нас обвиняют в фанатизме, но несправедливо. У нас в армиях царили только обычаи наших предков; что же касается бедствий, которые повлекла за собой эта война, то не Республике скорбеть о них; она сделала их неизбежными тем, что внесла оружие и огонь в наши края, тем, что расстреливала наших пленных и убивала наших больных. Мы сражались ожесточенно, но лояльно, и тот из нас, кто наиболее неистово предавался истреблению во время сражения, не тронул бы и одного солдата-патриота на следующий день после него. Ваши сен-флоранские пленники во всякое время подтвердят справедливость этого; но наши…
Р. Республика отнюдь не обращается с мятежниками как с равными, и мнение всей Франции восстало бы против всякого предложения мира или соглашения с ними.
Т. Мнение! Прием, оказанный нам повсюду, доказывает, что оно было в нашу пользу. Мнение! Ах, если бы я был наедине с каждым из вас, то, может быть, вы говорили бы совсем иначе.
Р. Вы не знаете друзей равенства. У них нет, как у льстецов, одних речей для света, а других - для друзей; в армии нет ни одного солдата, который бы не знал, что он сражается за свои самые дорогие интересы. Впрочем, мы всё уклоняемся в сторону. Кто были ваши агенты в сношениях с Англией?
Т. Надежные люди, пользовавшиеся всевозможными путями и различными средствами, чтобы попасть на Джерси и привезти оттуда ответы, это же так просто.
Р. Не знаете ли вы кого-нибудь из них, кто в настоящее время находится в Республике?
Т. Я уже сказал вам, насколько я далек от измены моему делу. Я не куплю себе жизни этой ценой; я высказываю только одно желание - чтобы был ускорен момент, когда я должен буду ее лишиться.
Р. Приговор произнесет Национальный Конвент.
Жан Шуан хотел попытаться спасти Филиппа, напав на конвой, что должен был доставить князя в Лаваль, но был дезинформирован республиканской разведкой. Князь был приговорен к смерти, он попросил отсрочить приговор и опять передать его в Париж - на утверждение, согласно принятой тогда процедуре, но местный комитет решает отправить его в Лаваль, 27 января.
Конвой из 400 всадников охраняющих знатного узника прибыл в Лаваль с наступлением темноты. В родном замке принца был уже возведен помост, где князя де Тальмона ждала гильотина. В ту же ночь, приговор был приведен в исполнение.
Филипп взошел на помост, выкрикнув перед смертью: « Да здравствует Король!».
Его голова подверглась различным осквернениям: она была помещена на люстру Жаном-Луи Гильбертом, бывшим священником и членом революционной комиссии, затем была надета на щуку и выставлена над воротами замка Лаваля. Через два дня голову всё же похоронили во дворе замка.
Естественно были казнены и спутники князя, тем же способом.
Во время реставрации в память князя и жертв революции, казненных в Лавале, была возведена часовня и поставлен крест.
Click to view