с утром
---
elliott smith - big decision
я не могу найти расческу уже 60 часов,
я путаюсь в своих волосах,
12. 20, день первый,
я не помню, который теперь,
но так на этих часах,
и я верю им,
потому что я знаю,
времени меньше всего можно верить.
я слушаю эту музыку,
небрежно разлитую в воздухе,
я так долго и больно люблю,
что уже не кажусь себе нервной,
я пишу пьесы, которые никто. никогда. не поставит,
потому что в них могли бы играть только голые, усталые люди,
и еще, может быть, мертвые,
я таких не встречала,
я опять жду Годо.
верно.
если будете писать стихи,
я подарю вам, одну из самый нелепых рифм,
"пьеса - Мельес", пользуйтесь на здоровье.
и если о пьесах все говорят с любовью
и некоторые их даже читали,
Жорж - только мой друг,
он показывает мне сказки.
в 1928 году один журналист видел его,
он продавал леденцы на вокзале.
я не могу найти расческу уже 62 часа,
видимо, это последняя запись,
"14.20, день первый",
хотя я не помню, который.
она садится ко мне на подушку,
пахнущую потом и спермой,
и говорит: "я помыла волосы,
научи меня умирать"
---
beck - volcano
притаившись в углу себя,
откинув со лба волосы,
чтобы не лезли в мысли,
я позволяю улицам знакомого города
опутать мои ноги,
сначала они щекочат ступни,
горячо дышат в щиколотки,
а после, взбираясь выше,
шипя хищно, обвивают икры,
душные прикосновения
живой дрожащей плоти,
которые я ощущаю
на своих коленях,
завтра выльются синяками.
босой ногой пробуя туго сплетенные спины,
я надеюсь почувствовать себя пьяной,
чтобы решиться вновь бомбить этот город
и на этот раз не оставить здесь камня на камне,
чтобы не видеть, как
в каждом окне каждого дома
он снимает с себя кожу - упрямо - за слоем слой,
все равно не узнавая себя ни в одном из новых лиц,
красивых по-разному,
если смотреть попеременно то с этой стороны, то с другой.
отражение набухает каплями.
седая Фея,
сухо пахнущая книжной пылью,
кукольно тряся прической,
похожей на клубок серой шерсти,
проткнутый спицей,
расскажет, что самый вкусный ужин
в полночь становится верным ядом,
и он торопливо съест его,
чтобы не остыло.
и просыплется на Фею, как градом.
своими шутками,
горькими даже для берущих в рот
у курящих женатых мужчин.
готовая все отдать,
лишь бы знать его вдоль
и поперек
и навсегда.
быть.
с ним.,
она не сможет поверить,
что бывает так горько.
только растаял снег,
он вышел с ней на прогулку,
она была так нежна и легка
в своей помаде со вкусом розового мармелада,
и так осторожничала,
стараясь не разрушить домов из
разноцветных кубиков,
что сильно мерзла
и куталась в его дыхание.
а потом решилась исправить что-нибудь.
и теперь в стенах повсюду раскрылись дыры,
тянет, тянет,
воздух свистит,
скоро я задохнусь,
а он, обернувшись шелками,
взовьется пернатым зеленым дельфином
и кинется на кофейный камень
городских стен,
за которыми море стонет виолончелью,
исторгая бессмысленные потоки рыб
с глазами-колодцами уходящих.
---
radiohead - clumbing up the walls
что я могу подарить тебе?
книгу, с портретами моря на каждой странице -
галереей, напоминающей о себе только сухим соленым налетом
на губах,
только горячим соленым ожогом,
стоит лишь прикоснуться губами к бумаге?
шарф непременно зеленого цвета -
про который тебя спросят, откуда и кто и зачем и какого черта,
и ты скажешь, что да, наверное, ночью вязала, а может и днем тоже,
ей же абсолютно нечего делать, наверное, думает, наверное, любит меня,
как сына как брата и как-то, совсем никому непонятно,
наверное, чтобы я не замерз, ведь самое холодное время еще впереди,
наверное, заканчивала высшие курсы по вязанию для ангелов хранителей,
где ее, кроме всего, научили прясть нитки, и я ничего не могу с этим поделать.
а тебе скажут: вот сука.
тонкую пряжу? нитки стихов, набросанные в беспорядке на ветви,
в которых, если следить пальцами, узлы и узлы
и столько жестокости,
что можно любить в них только дыры и ранки,
и насквозь луна так бездумно тратит потоки светлого дыхания своего,
даря стенам серебрянные веснушки.
письма до востребования, до больного -
с голубями в твой странный город,
где я только проездом, только между,
где фонари лизали шершавые стекла,
а после неслись за поездом с лаем,
разевали желтые тоскливые пасти,
кусали так вежливо уходящий мир,
как иголка шьет, укол - и все уже с другой стороны,
вслед выплевывали черное, знали,
убеждали, что тебя здесь нет.
наивный совет сохранить тебя для тебя,
о котором забудешь прежде,
чем глаза успеют устать,
но пока твое скорочтение еще оставляет мне время,
ты заметишь,
что я не сомневаюсь в том, что красота, уют и вкусный ужин
надежней и лучше, чем постоянное желанье исчезнуть,
чем полосочка крови под ногтями
после того, как лезешь вверх - если угодно, на стены.
я не сомневаюсь. и не могу отмыть руки.
---
andrew bird - the happy birthday song
по дороге в мой город
ты верил в приметы,
верил, что тебя держат, что удержат,
и что ничего не случится.
ты замерз, хотя не было ветра,
но небо казалось плоским
и траурно сыпалось птицами.
оступившись у входа, ты решил,
что теперь все кончено с письмами.
а я отрастила волосы.
странно, но я снова выжила
только, чтобы быть спутанной,
вышитой на краю самого белого,
торопливо, черно и прерывисто
дыханием с присвистом
от долгого снега
да скорого бега
в две версты.
и в молитве травы склоненной
казался ты.
но остались мы не отпеты
за две версты.
но остались мы не разобраны
в отсветы.
не отпеты, но разукрашены
суетой.
это лучше, когда без света,
когда не с той.
и не с этой, когда раздеты,
и не одни.
это лучше, когда за летом
не помнишь дни.
это лучше, когда без света,
не видно глаз.
это лучше, когда моря разопьют
без нас.
это лучше, что я тебе стала
не в версту.
только страшно, что ты заплачешь,
а я уйду.
только страшно, что ты вернешься,
я прокляну.
только видишь, ты не разбужен,
а я усну.
только тем хороша, что умею
так скоро рвать.
только тем казнена, что могу
никого не звать.
только тем виновата, что тебя
не для тех храню,
только тем сожжена, что неотпетого
хороню.
но за то, как не ведая, вышел
за двести верст.
получай же некрашеный крест
и межевый пост.
и за что и зачем ты вверился
мне одной.
с именинами, с днем рожденья
и Бог с тобой.
---
sigur rós - njósnavélin
твоя мама спустилась за холм
в серой шали и серой машине,
они даже не были больше,
чем средство передвиженья и мама -
машина и мама,
но от этого холм стал огромен
и запеленал их в пыльные кружева туго,
чтобы не проронить ни звука,
звуки впитались, сделалось сухо,
и мой страх так плотно примотал нас друг другу,
что я, как ни стараюсь, не могу достать руку, и рука затекла.
твоя мама пришила свое лицо к платью, чтобы быть заботливой мамой.
а их все разыскала, срезала, распихала в карманы,
мама в заднем кармане мешает сидеть,
подожди, она и не заметит, как скоро темнеет.
ломата в языке заставляет меня говорить,
что у неба отходят воды.
я страшно шепчу: "ты видишь, у неба отходят воды",
но ты видишь только, что смыкаются воды
над головой. ты следишь зачаровано,
как меховые душные волны возвращаются,
чтобы проверить твое лицо,
ты с наслаждением отдаешь им кожу,
тебя щекочет пушистый живот шерстью, похожей
на траву перевернутого поля,
в траве полно тли, траву выдрали с корнем, так скушшно.
я слышу, как шубы просят дать им напиться, но их люди ушли.
---
thom yorke - harrowdown hill
но сперва ты проснешься
в темноте не меняя позы
несколько раз сожмешь левую руку в кулак
правой рукой найдешь левую руку набухшей и белой
подождешь пока липкий жар доберется до горла
по пути заставляя кожу колко звенеть
разрешишь мне прорастая внутрь себя
(так - головой к животу)
и раскручиваясь из себя
(так - выламывая позвоночник)
не оставаться с тобой.
---
radiohead - faust arp
послушай как это бывает
такая громкая тяжесть
такие простые формы
и я не могу придумать
как свить из них кружева
хотя бы несколько метров
чтобы дно так бесстыдно
не дразнило меня наготой
не подносило прямо к глазам
изгибы углы шерстинки поры
и каждый раз
я уже ничего не вижу
к востоку от линии сердца
сухие руки длинного бога
нащупали флейту между корнями
вслед за болью внизу живота
начиналась пустыня
я боюсь притвориться спящей в четвертый раз с половиной
и бумажная чешую потолка белым ложится на мои веки
кажется этот соленый воздух ломает мне спину
кажется эти сухие руки готовят плети
кажется в правом краешке неба звенит гроза
как в одной из похожих песен
тебе может польстить что я плачу
но это не я и не ты и не то что могло бы
просто переливается за
тесноту
и каждый виток проворачивается через силу
и хватит
ведь никому не нужно чтобы было красиво
никому не нужно даже чтобы было не больно
потому что боль может успокоиться болью
но каким-то утром и это проходит
и я устаю себя уговаривать боже
ни слова ни слова ни слова ни слова больше
(конечно словами)
и устаю не пытаться
заставить. себя. перестать.
делать вид
что все что я пишу я пишу не тебе
и что это закончится позже.