ностальгическое
Вчера снова была в квартире своего детства, разбирала книги, грустила, думала - как хорошо было бы еще сколько-то лет приезжать сюда пару раз в год, где тебя ждут, ждут люди, а не просто стены и мебель. Даже на минуту усомнилась - правильно ли я сделала выбор тогда, почти пятнадцать лет назад, уехав из этого города сперва в Москву, а потом и дальше.
Преисполненная думами выползаю из лифта - на плече спортивная сумища, в руках коробка - всё с дорогими сердцу книгами. Следом, пыхтя вываливается бро, со строительным мешком, и второй спортивной сумкой тоже набитыми литературой.
Выработанные за 20 лет жизни в родной деревне инстинкты заставили замереть и, рявкнув "стой!", помешать сделать бро судьбоносный шаг. Аккурат по центру полощадки первого этажа лежала внушительных размеров куча дерьма неизвестного художника жителя. Тот факт, что инсталляция выглядела совершенно нетронутой в полумраке подъезда - в нее, как говорится, еще не ступала нога человека - наводили на мысль, что перформанс случился аккурат пред нашим появлением. И я уж не знала - чему больше радоваться - что мы не прикоснулись к самому искусству или что не застали драматического исполнения. Особенно все это повлияло на изнеженного московскими подъездами бро, который волочился позади меня до машины, бормоча: "Но зачем, Холмс?
Зато приступ ностальгии как-то незаметно сошел на нет, топаю по сугробам, тащу книги, думаю: "нене, очень правильный я выбор сделала, свалив из этого города, оччень правильный."
Преисполненная думами выползаю из лифта - на плече спортивная сумища, в руках коробка - всё с дорогими сердцу книгами. Следом, пыхтя вываливается бро, со строительным мешком, и второй спортивной сумкой тоже набитыми литературой.
Выработанные за 20 лет жизни в родной деревне инстинкты заставили замереть и, рявкнув "стой!", помешать сделать бро судьбоносный шаг. Аккурат по центру полощадки первого этажа лежала внушительных размеров куча дерьма неизвестного художника жителя. Тот факт, что инсталляция выглядела совершенно нетронутой в полумраке подъезда - в нее, как говорится, еще не ступала нога человека - наводили на мысль, что перформанс случился аккурат пред нашим появлением. И я уж не знала - чему больше радоваться - что мы не прикоснулись к самому искусству или что не застали драматического исполнения. Особенно все это повлияло на изнеженного московскими подъездами бро, который волочился позади меня до машины, бормоча: "Но зачем, Холмс?
Зато приступ ностальгии как-то незаметно сошел на нет, топаю по сугробам, тащу книги, думаю: "нене, очень правильный я выбор сделала, свалив из этого города, оччень правильный."