Про Новый Год или "Как мы спалили гараж". Часть третья
Первая часть тут
Вторая часть тут
Новый 2003 год.
Он был традиционен донельзя. В конце декабря 2002-го я поехала в Тель-Авив гости к Катеньке, которой хотелось предновогоднего безумия, и она решила отметить "Пятницу, 13". Маленький домик Катеньки и Руслана находился в потрясающем месте. Справа от них был Институт судебной медицины (это где вскрытия делают и неопознанные трупы хранят, если кто не знает), напротив была тюрьма с романтическим названием Абу-Кабир, а позади - русская православная церковь. Действующая. А еще у их домика было огромное достоинство - садик. И вот в садике-то все и началось. Мне на тот момент было 22 года, и я была очень уставшей от собственной жизни женой заключенного. А он был безмерно юным 18-летним отроком, недавно дезертировавшим из рядов доблестной Армии обороны Израиля. Потом он конечно в нее вернулся, отсидел пару месяцев за побег в армейской тюрьме и продолжил службу. А я успела побывать женой заключенного солдата - тоже весело, хотя специфика немного другая.
А пока - Санечке было 18, он смотрел на меня сияющими глазами с высоты своих 1,85 и пел мне под гитару щемящие и безумные песни Вени Д’ркина. Причем практически голосом Вени Д’ркина. А потом мы сидели, завернувшись в одеяло, вдвоем в одном кресле в том самом садике и он гладил меня по лицу своими длинными пальцами. Только по лицу, представляете? Разумеется, мы проснулись в одной постели. И он сказал - а ты приедешь на следующей неделе на мой день рождения? И я ответила: "Конечно солнышко! А сколько тебе исполняется?". "Девятнадцать", - ответило "солнышко", и я чуть не свалилась с кровати. Ну, я просто в тот момент понятия не имела, сколько ему лет. Через неделю я приехала на день рождения, подарила ему смешной коврик и поняла, что хочу праздновать с ним вообще все праздники на свете, включая День космонавтики.
А Новый год, между тем приближался. И надо было срочно что-то решать.Потому что Данилу за хорошее поведение дали двухдневный отпуск из тюрьмы, и он должен был приехать домой на праздники. Встречать этот самый... который меня не любит. Заслуженно не любит, надо сказать. Я понимала, что он выходит из тюрьмы (уже не первый раз, кстати, его и раньше выпускали - я ж говорю, он был хороший, просто ошибся), и что надо быть дома, с ним. Только не могла. Я больше не хотела замуж, уюта, не хотела перспектив, и женой заключенного тоже быть не хотела. Я хотела 18-летней легкости, песен Вени Д’ркина и новогоднего чуда. В общем - я сказала ему все, как есть. "Я плохая, я тебе изменила, и я сама от тебя ухожу. Квартира на Новый Год твоя - зови друзей, я оставлю вам все, что нужно для праздника, а сама уезжаю в Тель-Авив". До сих пор не знаю, произошло ли у них с няней Леной все уже тогда, или позже (вообще-то к Лене прилагался бравый полицейский Марик, но с Мариком было "все сложно" и поэтому-то Лена жила у меня). Мне, правда, было все равно. В Тель-Авив я неслась на крыльях любви, с мешком подарков, и, видимо, чтобы убавить пафоса, все время что-то роняла, теряла и пачкала. Я словно сбросила лет десять. Нет, не то чтобы ощущала себя на 12, просто до этого, мне казалось, что мне конкретно за 30.
Чувствуя себя молодыми, свободными и раскованными до ужаса, в знак нашей любви Новый Год мы решили проебать. В прямом смысле этого слова. Чтобы его наступление застало нас за занятием любовью. Вечер 31 декабря, надо сказать, был на редкость душевный. Санечка в ту пору жил в крохотном двухкомнатном вагончике-караване (что-то типа строительной бытовки) вместе с моей приятельницей. Всего на общем дворе стояло три таких каравана - во втором жил израильтянин, отличавшийся привычкой заглядывать к нам в окна. В третий только что въехали наши друзья - молодая пара, поженившаяся по причине большого чувства... глубочайшего ужаса невесты перед армейской службой. Замужних барышень у нас не призывают, поэтому их брак был крепким и надежным почти что целый год. Муж ее, напротив, военной повинности не боялся, поэтому проводил Новый Год в танке. Ну, то есть на резервистских сборах по месту службы.
Сначала мы - я, Санечка, его соседка и новобрачная по прозвищу Мышь - чинно сидели в одном из домиков, кушали салатики, выпивали что-то до ужаса приличное и недорогое, дарили друг другу подарки и любовались елочкой, размером сантиметров пятнадцать, которую водрузили на комод. На другую елку там просто не хватило бы места. В половине двенадцатого мы с Санечкой, взявшись за руки, пересекли двор, и направились в домик Мыши - уединяться для встречи нового года. До сих пор помню - в единственной комнате царил жуткий разгром. Ребята только накануне переехали, и весь пол был заставлен открытыми разворошенными коробками. Посреди разгрома на полу валялась книжка, на обложке которой было написано "Фэн-шуй".
Телевизора и интернета у нас не было, так что трахаться под бой курантов у нас не получилось. Кажется, мы сами изображали что-то вроде "бом-бом" и при этом жутко хохотали. В 00:05 в караван ввалились девушки с шампанским, сунули нам в руки бокалы и сказали: "Новый Год наступил, вы его проебали, а теперь надо за него выпить!". Распив вчетвером на постели пару бутылок, мы решили, что теперь пора веселиться, и мы все сейчас одеваемся и идем в гости. Кому пришла в голову идея, идти в гости в нижнем белье - ума не приложу, но воспринята она была с огромным энтузиазмом. Мы немедленно распотрошили все коробки и шкафы, выгребли оттуда корсеты, комбинации, чулки и другие вещи остро-эротической направленности. Самой большой проблемой было нарядить возлюбленного. Ну вот как можно эротично одеть худого, высокого, нескладного, по-армейски коротко стриженного мальчика? Хорошо бы конечно в кожаные брюки, а-ля Джим Моррисон. Вот только у нас их не было. Поэтому пришлось удовлетвориться джинсами (без ремня, так они съезжали до самого паха, создавая необходимый эротический подтекст) и мексиканским пончо на голое тело. В руки он взял разноцветный фонарик со свечой внутри. Понятия не имею, что это символизировало.
Мы накинули на корсеты и комбинации пальто - и пошли в гости. Там мы произвели настоящий фурор. Действие было тщательно отрепетировано. После объятий и поздравлений Санечка сказал кодовую фразу "Мужчины, помогите дамам раздеться", и мы одновременно сбросили с себя верхнюю одежду на руки стоявших рядом молодых людей. Кого-то все это страшно развеселило, кого-то шокировало, а присутствовавшие дамы, кажется, мысленно пожелали нам немедленно сдохнуть в муках. Больше всего испугать удалось компанию юных панков. Они все жались в уголке и никак не решались к нам подойти. Потом мы их все-таки оттуда вытащили, а один даже осмелился потрогать меня за руку. Веселой оргией это к счастью (или к сожалению) не закончилось. Хотя как мы оттуда потом ушли, я не помню. Но, по-моему, это было самое лучшее празднование Нового года в моей жизни.
Новый 2004 год -
(по мне, так это уже даже не про Новый год, а про "Как мы спалили гараж" история получилась. Но - что получилось, то получилось. Может потом загоню в заданный формат, а может и нет). Так вот:
2004 год - он был начеку. Традиции - так традиции. Из дома я сбежала в ночь на 31-е декабря. За год много чего успело произойти: Санечка вернулся в армию и успел дважды посидеть в армейской тюрьме, я поступила в медучилище, заодно, наконец оставила огромную квартиру в городе с нелепым названием Кирьят-Моцкин, и мы вместе сняли крохотный караван в Тель-Авиве. Ребенка отдали в местный детский садик, а сами подписали у армейского адвоката "договор о совместном ведении хозяйства". Но договор не помог. Потому что - что такое договор против новогодней кармы?
Предчувствие, что и этот Новый Год ничем хорошим не закончится, посетило меня еще в ноябре. Я в ту пору активно вливалась в израильскую ролевую тусовку. Ну как вливалась - на игры в лес ездить отказывалась (мотивировала тем, что стара я уже, чтобы начинать с палкой по лесу бегать), а вот на сборища всякие ходила.. И был там один... Ах, как он фехтовал! Я садилась под деревом и любовалась им часами. А потом он брал гитару, и я слушала, как он поет (угу, всю жизнь выбирала тех, кого можно любить ушами). Он, меня понятное дело, не замечал. И хотя пол-тусовки было в курсе, что "Эдичка - тайная машкина любовь", сам он, конечно же, ни о чем не догадывался. И вообще - вряд ли отличал меня от ландшафта. Обратить на меня внимание его заставила моя трехлетняя дочь. Сначала она захотела к дяде "на ручки", потом ее нужно было поцеловать, а потом растерянный объект обожания посмотрел на меня и сказал: "Маму, наверное, тоже нужно поцеловать?".
Новый роман века начинался по всем правилам ролевого искусства - в лесу, у костра, на чьем-то там дне рождения. Мы просидели всю ночь, затем он увел меня к себе в палатку, подарил мне там неземное наслаждение, после чего заснул где-то в районе моих коленок, решив, видимо, что ему неземное наслаждение, в общем-то, ни к чему. Потом было несколько романтических прогулок, а потом твердое заявление - у нас ничего не будет, ибо я люблю другую. Про то, что он любит другую мог и не рассказывать. Об этом знали даже окрестные кошки и грудные младенцы. До меня у него уже был "роман века", и развод был весьма болезненным для обоих. Выдержать эту творческую личность, как я сама потом убедилась, было очень непросто, а не любить - еще сложнее. Так что романтика у нас переросла в дружбу. Мы часами гуляли и разговаривали обо всем на свете. Оказалось, что нам нравятся одни и те же фильмы, книги, актеры, шутки. Он, кстати, был типом довольно едким и саркастичным. На меня всю жизнь мужчины обижались за излишний сарказм, а с ним разговоры превращались в словесные поединки, выиграть которые было очень непросто. Я наслаждалась и тайно строила планы по поводу того, как словесные баталии, со временем, непременно будут дополнены постельными, ах…
А потом мы сожгли авто-сервисную мастерскую. И о постели пришлось забыть еще на полгода. Вести двойную игру я в то время еще не умела (позже, к сожалению, научилась), поэтому Санечке честно сказала, что хочу разойтись, полюбила другого, даже согрешить успела. Правда грешить он со мной больше не хочет, но я верю, что это придет. Так что вместе нам, дорогой, больше делать нечего. А потом набралась смелости и предложила новому возлюбленному встречать Новый Год вдвоем. В Иерусалиме. Я не слишком люблю этот город, но мне хотелось куда-то, где я ничего и никого не знаю. Чтобы ходить по улочкам, заходить в бары, выпивать по рюмке бренди или по чашке кофе, и идти дальше. Я ж говорю - романтика. Больше всего меня удивило то, что он согласился. Но с одним условием - в 12 ночи он должен быть у себя (Золушка, блин!). Я знала зачем - он надеялся, что позвонит она, его прежняя любовь. Пожалуйста, душа моя, будь по-твоему - легко согласилась я .
30 декабря вечером я сидела дома и болтала с милым по телефону - мы обсуждали наши новогодние планы. Что не удивительно, в какой-то момент это вывело из себя Санечку, и он начал на меня кричать. Тогда новый возлюбленный решительно сказал: "Уходи оттуда! Я пойду тебе навстречу и заберу тебя к себе". Ребенок был у бабушки, за рыбку и хомячка я как-то не волновалась (а зря!), поэтому я обула ботинки и как в кино сказала: "Милый, прости, я от тебя ухожу". И ушла, че. Чувствовала себя безмерно виноватой, но при этом все равно не млеть от счастья просто не могла.
Эдичка встретил меня на полпути, как и обещал, и повел к себе. Тут нужно отметить два важных момента. Первый: Эдичка жил в Израиле нелегально вот уже, наверное, лет десять. Как и я, он приехал по программе, но из-за какой-то ошибки и распиздяйства израильский паспорт получить не смог. Зато получил несколько писем из МВД с требованием немедленно покинуть страну. Второй момент: жил Эдик там же где и работал - в авто-сервисной мастерской, где чинили и тюнинговали супердорогие тачки. Хозяин был в курсе его печальной ситуации, но ценил его как отличного работника. Сильно пьющего работника - но кто без греха? Водить в гараж посторонних Эдичке строго запрещалось. Но мы решили - я уйду пораньше, и никто ничего не узнает. Утром я съезжу на экзамен в медулище, а потом снова приеду к нему. И после 00:00 - встречай нас, Иерусалим.
Когда человек строит планы, Бог умирает со смеху. До шести часов утра мы с ним сидели у него в бытовке, пили виски и смотрели его рисунки. Он был еще и художником, ага. Причем очень хорошим художником. В шесть мы решили, что пора меня из мастерской эвакуировать. Но на прощание он решил показать мне один химический фокус, потому что недавно мы с ним обсуждали вопрос использования спецэффектов на ролевых играх. В прикладной химии я не сильна, но выглядело это все так: в пластиковую бутылочку (а может это была железная банка?) он налил какую-то жидкость, затем добавил туда другую, и поставил бутылку на верстак, сказав: "Смотри!". Полученная смесь между тем потемнела и без всякого нагрева извне начала потихоньку бурлить. Угу, в школе это, кажется, называлось "реакция с выделением тепла". В какой-то момент реакция достигла высшей точки, и в бутылке вспыхнул огонь. Он разгорался все сильнее, а я как зачарованная, смотрела на него.
Эдичка объяснил, что скоро активная смесь вся выгорит, и огонь погаснет. Но видимо он не рассчитал и ливанул слишком много. Пламя продолжало разгораться и подниматься вверх - туда, где висели матрицы для будущих деталей автомобилей. В какой-то момент снова резко полыхнуло. Я осторожно спросила: "А оно не должно уже погаснуть? Кажется, оно только сильнее разгорается". Эдичка озабоченно глянул на меня и признался: "Вообще-то должно". И сбил бутылку, попытавшись затоптать огонь. Одновременно произошло две вещи: рванувшее вверх пламя таки достало свисавшие матрицы, и они вспыхнули, а горящая жидкость разлилась по полу, поджигая все вокруг. Эдичка кинулся затаптывать огонь, и, видимо, она попала ему на джинсы, потому что они мгновенно загорелись. Он этого даже не заметил, он пытался забить пламя на полу какой-то подвернувшейся под руку тряпкой. "Ты горишь!", - заорала я, и он начал стаскивать с себя горящие штаны. Частично вместе с кожей. Спустя много месяцев я, глядя на следы ожогов на его ногах, не раз приговаривала: "Своими яйцами, дорогой, ты обязан мне. Не закричи я тогда, и штаны бы сгорели куда выше колен". Но это было потом, а тогда я кинулась на кухню за водой. Вода из крана текла тонкой-тонкой струйкой, ведро наполнялось, наверное, минут десять, а может, мне просто так казалось.
Когда я вернулась в мастерскую, один из отделов был полностью охвачен огнем. Эдичка в это время пытался загасить пламя из огнетушителя, потом кинулся к распределительному щиту и отрубил электричество. "А то провода загорятся, вообще пиздец будет", - пояснил он. "Вызывай пожарных, и надо выбираться отсюда. Сами мы это не потушим". Трясущимися руками я набрала 102 и начала кричать: "Пожар в гараже, сильный! Тут много горючих материалов, приезжайте скорее!". От волнения я никак не могла вспомнить правильный адрес.
Странно, но страшно мне не было. Я волновалась, что у Эдика будут неприятности, думала, как выкрутится перед его хозяином. А о том, что там стоит бочка ацетона и может рвануть в любой момент, я почему-то не думала. Хотя о бочке знала. И о машинах, у которых в баках бензин тоже знала. А вот о том, что Эдику предстоят операции по пересадке кожи, я тогда и не подозревала. Мне казалось - ну кровь, ну поранился, ну обгорел немножко. На мне самой не было ни одной царапины.
"Надо уходить!", - повторил Эдик, и повел меня наверх на какую-то галерею. Я растеряно посмотрела на него. Возле ворот гаража огня еще не было. "Маш, это подъемные ворота, а я отключил электричество. Мы не сможем их открыть. Будем выбираться по- другому". "А маленькая дверь?" - спросила я, имея в виду самую обычную дверь, через которую мы вошли. Эдичка посмотрел на меня, потом на себя - он был в трусах, с окровавленными руками и ногами, и почему-то в одном кроссовке. "Ключа нет", - коротко ответил он, взял меня за руку и повел куда-то в узкий простенок. Оттуда мы попали в странный коридор, образованный внешней стеной гаража и прилегающим к ней почти вплотную забором. Забор был где-то мне по плечи. Мы находились на уровне второго этажа. Эдик перелез через забор, а я, встав на цыпочки, увидела, что с другой стороны есть неширокий карниз. И по нему можно пройти до внешней лесенки и спуститься. "Теперь ты", - сказал Эдичка, и, взяв меня за плечи, попытался тащить на себя. А я все никак не могла упереться в край руками - вывихнула кисть, когда с ведром бегала. Но боялась признаться - еще запаникует, вид у него был безумный. Тогда я постаралась как можно спокойнее сказать: "Эдик, стой здесь, не ходи за мной. Я сейчас очень быстро пройду в бытовку, возьму со стола ключ и выйду через обычную дверь. Пожара там еще нет. Не волнуйся, я очень быстро". Эдик посмотрел на меня как-то странно, и тихо внятно ответил: "Маш, ключи были в кармане моих джинсов. Они сгорели, если помнишь". И тут я представила, как гараж сзади меня взрывается, а меня взрывной волной несет прямо до моего дома, откуда я пять часов назад ушла навсегда.
"Ну-ка отойди", - сказала я, сцепила зубы, подтянулась, и перекинула тело через забор. Точно на карниз. Даже не пошатнулась. Мы спустились по лесенке на землю. Вдали уже слышался вой сирен. "Уходи отсюда, быстрее", - сказал Эдик. "Как я тебя оставлю? Ты же весь в крови, и что дальше будет? У тебя даже документов нет". "Разберусь. Уходи, пожалуйста. То, что я сжег гараж - это полбеды, но если узнают, что я был не один... Вот это уже серьезная проблема, там же страховка и все такое. Вали отсюда быстрее. Я позвоню".
Услышав кодовую фразу, необходимую каждой девушке "я тебе позвоню", я развернулась и побежала. И едва не столкнулась с заезжавшей во двор пожарной машиной. Шарахнувшись в кусты, я какими-то задворками выбралась к дороге. Потом я стояла на мосту через скоростную трассу Аялон и, тихо подвывая, считала пожарные машины. Одна, вторая, третья, четвертая... шесть пожарных расчетов тушили подожженный нами гараж. А огонь все не унимался - с моста мне было неплохо видно пламя и черный дым.
Дыма, кстати, было так много, что его клубы заволокли весь соседний район, аж до самого Центрального ж/д вокзала и почти что до Алмазной биржи. В новостях сообщили, что, возможно, произошел теракт. Потом опровергли. А я все стояла на мосту и выла. Я видела, как с сиреной проехала "скорая", забиравшая Эдика в больницу. А потом я как-то резко успокоилась, и поехала на экзамен. Завалила, конечно. Потом пересдала.
Новый год... а что Новый Год? Меня забрали к себе его друзья. Единственные, кого он посвятил в эту историю. Я хотела поехать к нему в больницу, но они мне не разрешили. Во-первых, туда приехала его большая любовь, и, наверное, он надеялся, что благодаря этой истории у них все наладится. А во-вторых - туда приходила полиция и следователь из пожарной охраны. И все боялись, что как-нибудь выплывет тот факт, что я была в том гараже.
А он мне позвонил. Оттуда, из больницы. Сказал, что жаль, что с Иерусалимом не вышло. Но как-нибудь в другой раз - обязательно. Наврал кстати. Мы так ни разу и не отпраздновали вместе Новый Год. В 2005-м его поймала иммиграционная полиция и отправила за решетку. Потом выпустили, но уже месяца эдак через три после Нового Года. В 2006-м начудила я сама, в 2007-м.. ну, в общем, его, в конечном счете, депортировали из страны. Но это уже совсем другая история.
Продолжение, наверное, следует, только еще не знаю когда.
Вторая часть тут
Новый 2003 год.
Он был традиционен донельзя. В конце декабря 2002-го я поехала в Тель-Авив гости к Катеньке, которой хотелось предновогоднего безумия, и она решила отметить "Пятницу, 13". Маленький домик Катеньки и Руслана находился в потрясающем месте. Справа от них был Институт судебной медицины (это где вскрытия делают и неопознанные трупы хранят, если кто не знает), напротив была тюрьма с романтическим названием Абу-Кабир, а позади - русская православная церковь. Действующая. А еще у их домика было огромное достоинство - садик. И вот в садике-то все и началось. Мне на тот момент было 22 года, и я была очень уставшей от собственной жизни женой заключенного. А он был безмерно юным 18-летним отроком, недавно дезертировавшим из рядов доблестной Армии обороны Израиля. Потом он конечно в нее вернулся, отсидел пару месяцев за побег в армейской тюрьме и продолжил службу. А я успела побывать женой заключенного солдата - тоже весело, хотя специфика немного другая.
А пока - Санечке было 18, он смотрел на меня сияющими глазами с высоты своих 1,85 и пел мне под гитару щемящие и безумные песни Вени Д’ркина. Причем практически голосом Вени Д’ркина. А потом мы сидели, завернувшись в одеяло, вдвоем в одном кресле в том самом садике и он гладил меня по лицу своими длинными пальцами. Только по лицу, представляете? Разумеется, мы проснулись в одной постели. И он сказал - а ты приедешь на следующей неделе на мой день рождения? И я ответила: "Конечно солнышко! А сколько тебе исполняется?". "Девятнадцать", - ответило "солнышко", и я чуть не свалилась с кровати. Ну, я просто в тот момент понятия не имела, сколько ему лет. Через неделю я приехала на день рождения, подарила ему смешной коврик и поняла, что хочу праздновать с ним вообще все праздники на свете, включая День космонавтики.
А Новый год, между тем приближался. И надо было срочно что-то решать.Потому что Данилу за хорошее поведение дали двухдневный отпуск из тюрьмы, и он должен был приехать домой на праздники. Встречать этот самый... который меня не любит. Заслуженно не любит, надо сказать. Я понимала, что он выходит из тюрьмы (уже не первый раз, кстати, его и раньше выпускали - я ж говорю, он был хороший, просто ошибся), и что надо быть дома, с ним. Только не могла. Я больше не хотела замуж, уюта, не хотела перспектив, и женой заключенного тоже быть не хотела. Я хотела 18-летней легкости, песен Вени Д’ркина и новогоднего чуда. В общем - я сказала ему все, как есть. "Я плохая, я тебе изменила, и я сама от тебя ухожу. Квартира на Новый Год твоя - зови друзей, я оставлю вам все, что нужно для праздника, а сама уезжаю в Тель-Авив". До сих пор не знаю, произошло ли у них с няней Леной все уже тогда, или позже (вообще-то к Лене прилагался бравый полицейский Марик, но с Мариком было "все сложно" и поэтому-то Лена жила у меня). Мне, правда, было все равно. В Тель-Авив я неслась на крыльях любви, с мешком подарков, и, видимо, чтобы убавить пафоса, все время что-то роняла, теряла и пачкала. Я словно сбросила лет десять. Нет, не то чтобы ощущала себя на 12, просто до этого, мне казалось, что мне конкретно за 30.
Чувствуя себя молодыми, свободными и раскованными до ужаса, в знак нашей любви Новый Год мы решили проебать. В прямом смысле этого слова. Чтобы его наступление застало нас за занятием любовью. Вечер 31 декабря, надо сказать, был на редкость душевный. Санечка в ту пору жил в крохотном двухкомнатном вагончике-караване (что-то типа строительной бытовки) вместе с моей приятельницей. Всего на общем дворе стояло три таких каравана - во втором жил израильтянин, отличавшийся привычкой заглядывать к нам в окна. В третий только что въехали наши друзья - молодая пара, поженившаяся по причине большого чувства... глубочайшего ужаса невесты перед армейской службой. Замужних барышень у нас не призывают, поэтому их брак был крепким и надежным почти что целый год. Муж ее, напротив, военной повинности не боялся, поэтому проводил Новый Год в танке. Ну, то есть на резервистских сборах по месту службы.
Сначала мы - я, Санечка, его соседка и новобрачная по прозвищу Мышь - чинно сидели в одном из домиков, кушали салатики, выпивали что-то до ужаса приличное и недорогое, дарили друг другу подарки и любовались елочкой, размером сантиметров пятнадцать, которую водрузили на комод. На другую елку там просто не хватило бы места. В половине двенадцатого мы с Санечкой, взявшись за руки, пересекли двор, и направились в домик Мыши - уединяться для встречи нового года. До сих пор помню - в единственной комнате царил жуткий разгром. Ребята только накануне переехали, и весь пол был заставлен открытыми разворошенными коробками. Посреди разгрома на полу валялась книжка, на обложке которой было написано "Фэн-шуй".
Телевизора и интернета у нас не было, так что трахаться под бой курантов у нас не получилось. Кажется, мы сами изображали что-то вроде "бом-бом" и при этом жутко хохотали. В 00:05 в караван ввалились девушки с шампанским, сунули нам в руки бокалы и сказали: "Новый Год наступил, вы его проебали, а теперь надо за него выпить!". Распив вчетвером на постели пару бутылок, мы решили, что теперь пора веселиться, и мы все сейчас одеваемся и идем в гости. Кому пришла в голову идея, идти в гости в нижнем белье - ума не приложу, но воспринята она была с огромным энтузиазмом. Мы немедленно распотрошили все коробки и шкафы, выгребли оттуда корсеты, комбинации, чулки и другие вещи остро-эротической направленности. Самой большой проблемой было нарядить возлюбленного. Ну вот как можно эротично одеть худого, высокого, нескладного, по-армейски коротко стриженного мальчика? Хорошо бы конечно в кожаные брюки, а-ля Джим Моррисон. Вот только у нас их не было. Поэтому пришлось удовлетвориться джинсами (без ремня, так они съезжали до самого паха, создавая необходимый эротический подтекст) и мексиканским пончо на голое тело. В руки он взял разноцветный фонарик со свечой внутри. Понятия не имею, что это символизировало.
Мы накинули на корсеты и комбинации пальто - и пошли в гости. Там мы произвели настоящий фурор. Действие было тщательно отрепетировано. После объятий и поздравлений Санечка сказал кодовую фразу "Мужчины, помогите дамам раздеться", и мы одновременно сбросили с себя верхнюю одежду на руки стоявших рядом молодых людей. Кого-то все это страшно развеселило, кого-то шокировало, а присутствовавшие дамы, кажется, мысленно пожелали нам немедленно сдохнуть в муках. Больше всего испугать удалось компанию юных панков. Они все жались в уголке и никак не решались к нам подойти. Потом мы их все-таки оттуда вытащили, а один даже осмелился потрогать меня за руку. Веселой оргией это к счастью (или к сожалению) не закончилось. Хотя как мы оттуда потом ушли, я не помню. Но, по-моему, это было самое лучшее празднование Нового года в моей жизни.
Новый 2004 год -
(по мне, так это уже даже не про Новый год, а про "Как мы спалили гараж" история получилась. Но - что получилось, то получилось. Может потом загоню в заданный формат, а может и нет). Так вот:
2004 год - он был начеку. Традиции - так традиции. Из дома я сбежала в ночь на 31-е декабря. За год много чего успело произойти: Санечка вернулся в армию и успел дважды посидеть в армейской тюрьме, я поступила в медучилище, заодно, наконец оставила огромную квартиру в городе с нелепым названием Кирьят-Моцкин, и мы вместе сняли крохотный караван в Тель-Авиве. Ребенка отдали в местный детский садик, а сами подписали у армейского адвоката "договор о совместном ведении хозяйства". Но договор не помог. Потому что - что такое договор против новогодней кармы?
Предчувствие, что и этот Новый Год ничем хорошим не закончится, посетило меня еще в ноябре. Я в ту пору активно вливалась в израильскую ролевую тусовку. Ну как вливалась - на игры в лес ездить отказывалась (мотивировала тем, что стара я уже, чтобы начинать с палкой по лесу бегать), а вот на сборища всякие ходила.. И был там один... Ах, как он фехтовал! Я садилась под деревом и любовалась им часами. А потом он брал гитару, и я слушала, как он поет (угу, всю жизнь выбирала тех, кого можно любить ушами). Он, меня понятное дело, не замечал. И хотя пол-тусовки было в курсе, что "Эдичка - тайная машкина любовь", сам он, конечно же, ни о чем не догадывался. И вообще - вряд ли отличал меня от ландшафта. Обратить на меня внимание его заставила моя трехлетняя дочь. Сначала она захотела к дяде "на ручки", потом ее нужно было поцеловать, а потом растерянный объект обожания посмотрел на меня и сказал: "Маму, наверное, тоже нужно поцеловать?".
Новый роман века начинался по всем правилам ролевого искусства - в лесу, у костра, на чьем-то там дне рождения. Мы просидели всю ночь, затем он увел меня к себе в палатку, подарил мне там неземное наслаждение, после чего заснул где-то в районе моих коленок, решив, видимо, что ему неземное наслаждение, в общем-то, ни к чему. Потом было несколько романтических прогулок, а потом твердое заявление - у нас ничего не будет, ибо я люблю другую. Про то, что он любит другую мог и не рассказывать. Об этом знали даже окрестные кошки и грудные младенцы. До меня у него уже был "роман века", и развод был весьма болезненным для обоих. Выдержать эту творческую личность, как я сама потом убедилась, было очень непросто, а не любить - еще сложнее. Так что романтика у нас переросла в дружбу. Мы часами гуляли и разговаривали обо всем на свете. Оказалось, что нам нравятся одни и те же фильмы, книги, актеры, шутки. Он, кстати, был типом довольно едким и саркастичным. На меня всю жизнь мужчины обижались за излишний сарказм, а с ним разговоры превращались в словесные поединки, выиграть которые было очень непросто. Я наслаждалась и тайно строила планы по поводу того, как словесные баталии, со временем, непременно будут дополнены постельными, ах…
А потом мы сожгли авто-сервисную мастерскую. И о постели пришлось забыть еще на полгода. Вести двойную игру я в то время еще не умела (позже, к сожалению, научилась), поэтому Санечке честно сказала, что хочу разойтись, полюбила другого, даже согрешить успела. Правда грешить он со мной больше не хочет, но я верю, что это придет. Так что вместе нам, дорогой, больше делать нечего. А потом набралась смелости и предложила новому возлюбленному встречать Новый Год вдвоем. В Иерусалиме. Я не слишком люблю этот город, но мне хотелось куда-то, где я ничего и никого не знаю. Чтобы ходить по улочкам, заходить в бары, выпивать по рюмке бренди или по чашке кофе, и идти дальше. Я ж говорю - романтика. Больше всего меня удивило то, что он согласился. Но с одним условием - в 12 ночи он должен быть у себя (Золушка, блин!). Я знала зачем - он надеялся, что позвонит она, его прежняя любовь. Пожалуйста, душа моя, будь по-твоему - легко согласилась я .
30 декабря вечером я сидела дома и болтала с милым по телефону - мы обсуждали наши новогодние планы. Что не удивительно, в какой-то момент это вывело из себя Санечку, и он начал на меня кричать. Тогда новый возлюбленный решительно сказал: "Уходи оттуда! Я пойду тебе навстречу и заберу тебя к себе". Ребенок был у бабушки, за рыбку и хомячка я как-то не волновалась (а зря!), поэтому я обула ботинки и как в кино сказала: "Милый, прости, я от тебя ухожу". И ушла, че. Чувствовала себя безмерно виноватой, но при этом все равно не млеть от счастья просто не могла.
Эдичка встретил меня на полпути, как и обещал, и повел к себе. Тут нужно отметить два важных момента. Первый: Эдичка жил в Израиле нелегально вот уже, наверное, лет десять. Как и я, он приехал по программе, но из-за какой-то ошибки и распиздяйства израильский паспорт получить не смог. Зато получил несколько писем из МВД с требованием немедленно покинуть страну. Второй момент: жил Эдик там же где и работал - в авто-сервисной мастерской, где чинили и тюнинговали супердорогие тачки. Хозяин был в курсе его печальной ситуации, но ценил его как отличного работника. Сильно пьющего работника - но кто без греха? Водить в гараж посторонних Эдичке строго запрещалось. Но мы решили - я уйду пораньше, и никто ничего не узнает. Утром я съезжу на экзамен в медулище, а потом снова приеду к нему. И после 00:00 - встречай нас, Иерусалим.
Когда человек строит планы, Бог умирает со смеху. До шести часов утра мы с ним сидели у него в бытовке, пили виски и смотрели его рисунки. Он был еще и художником, ага. Причем очень хорошим художником. В шесть мы решили, что пора меня из мастерской эвакуировать. Но на прощание он решил показать мне один химический фокус, потому что недавно мы с ним обсуждали вопрос использования спецэффектов на ролевых играх. В прикладной химии я не сильна, но выглядело это все так: в пластиковую бутылочку (а может это была железная банка?) он налил какую-то жидкость, затем добавил туда другую, и поставил бутылку на верстак, сказав: "Смотри!". Полученная смесь между тем потемнела и без всякого нагрева извне начала потихоньку бурлить. Угу, в школе это, кажется, называлось "реакция с выделением тепла". В какой-то момент реакция достигла высшей точки, и в бутылке вспыхнул огонь. Он разгорался все сильнее, а я как зачарованная, смотрела на него.
Эдичка объяснил, что скоро активная смесь вся выгорит, и огонь погаснет. Но видимо он не рассчитал и ливанул слишком много. Пламя продолжало разгораться и подниматься вверх - туда, где висели матрицы для будущих деталей автомобилей. В какой-то момент снова резко полыхнуло. Я осторожно спросила: "А оно не должно уже погаснуть? Кажется, оно только сильнее разгорается". Эдичка озабоченно глянул на меня и признался: "Вообще-то должно". И сбил бутылку, попытавшись затоптать огонь. Одновременно произошло две вещи: рванувшее вверх пламя таки достало свисавшие матрицы, и они вспыхнули, а горящая жидкость разлилась по полу, поджигая все вокруг. Эдичка кинулся затаптывать огонь, и, видимо, она попала ему на джинсы, потому что они мгновенно загорелись. Он этого даже не заметил, он пытался забить пламя на полу какой-то подвернувшейся под руку тряпкой. "Ты горишь!", - заорала я, и он начал стаскивать с себя горящие штаны. Частично вместе с кожей. Спустя много месяцев я, глядя на следы ожогов на его ногах, не раз приговаривала: "Своими яйцами, дорогой, ты обязан мне. Не закричи я тогда, и штаны бы сгорели куда выше колен". Но это было потом, а тогда я кинулась на кухню за водой. Вода из крана текла тонкой-тонкой струйкой, ведро наполнялось, наверное, минут десять, а может, мне просто так казалось.
Когда я вернулась в мастерскую, один из отделов был полностью охвачен огнем. Эдичка в это время пытался загасить пламя из огнетушителя, потом кинулся к распределительному щиту и отрубил электричество. "А то провода загорятся, вообще пиздец будет", - пояснил он. "Вызывай пожарных, и надо выбираться отсюда. Сами мы это не потушим". Трясущимися руками я набрала 102 и начала кричать: "Пожар в гараже, сильный! Тут много горючих материалов, приезжайте скорее!". От волнения я никак не могла вспомнить правильный адрес.
Странно, но страшно мне не было. Я волновалась, что у Эдика будут неприятности, думала, как выкрутится перед его хозяином. А о том, что там стоит бочка ацетона и может рвануть в любой момент, я почему-то не думала. Хотя о бочке знала. И о машинах, у которых в баках бензин тоже знала. А вот о том, что Эдику предстоят операции по пересадке кожи, я тогда и не подозревала. Мне казалось - ну кровь, ну поранился, ну обгорел немножко. На мне самой не было ни одной царапины.
"Надо уходить!", - повторил Эдик, и повел меня наверх на какую-то галерею. Я растеряно посмотрела на него. Возле ворот гаража огня еще не было. "Маш, это подъемные ворота, а я отключил электричество. Мы не сможем их открыть. Будем выбираться по- другому". "А маленькая дверь?" - спросила я, имея в виду самую обычную дверь, через которую мы вошли. Эдичка посмотрел на меня, потом на себя - он был в трусах, с окровавленными руками и ногами, и почему-то в одном кроссовке. "Ключа нет", - коротко ответил он, взял меня за руку и повел куда-то в узкий простенок. Оттуда мы попали в странный коридор, образованный внешней стеной гаража и прилегающим к ней почти вплотную забором. Забор был где-то мне по плечи. Мы находились на уровне второго этажа. Эдик перелез через забор, а я, встав на цыпочки, увидела, что с другой стороны есть неширокий карниз. И по нему можно пройти до внешней лесенки и спуститься. "Теперь ты", - сказал Эдичка, и, взяв меня за плечи, попытался тащить на себя. А я все никак не могла упереться в край руками - вывихнула кисть, когда с ведром бегала. Но боялась признаться - еще запаникует, вид у него был безумный. Тогда я постаралась как можно спокойнее сказать: "Эдик, стой здесь, не ходи за мной. Я сейчас очень быстро пройду в бытовку, возьму со стола ключ и выйду через обычную дверь. Пожара там еще нет. Не волнуйся, я очень быстро". Эдик посмотрел на меня как-то странно, и тихо внятно ответил: "Маш, ключи были в кармане моих джинсов. Они сгорели, если помнишь". И тут я представила, как гараж сзади меня взрывается, а меня взрывной волной несет прямо до моего дома, откуда я пять часов назад ушла навсегда.
"Ну-ка отойди", - сказала я, сцепила зубы, подтянулась, и перекинула тело через забор. Точно на карниз. Даже не пошатнулась. Мы спустились по лесенке на землю. Вдали уже слышался вой сирен. "Уходи отсюда, быстрее", - сказал Эдик. "Как я тебя оставлю? Ты же весь в крови, и что дальше будет? У тебя даже документов нет". "Разберусь. Уходи, пожалуйста. То, что я сжег гараж - это полбеды, но если узнают, что я был не один... Вот это уже серьезная проблема, там же страховка и все такое. Вали отсюда быстрее. Я позвоню".
Услышав кодовую фразу, необходимую каждой девушке "я тебе позвоню", я развернулась и побежала. И едва не столкнулась с заезжавшей во двор пожарной машиной. Шарахнувшись в кусты, я какими-то задворками выбралась к дороге. Потом я стояла на мосту через скоростную трассу Аялон и, тихо подвывая, считала пожарные машины. Одна, вторая, третья, четвертая... шесть пожарных расчетов тушили подожженный нами гараж. А огонь все не унимался - с моста мне было неплохо видно пламя и черный дым.
Дыма, кстати, было так много, что его клубы заволокли весь соседний район, аж до самого Центрального ж/д вокзала и почти что до Алмазной биржи. В новостях сообщили, что, возможно, произошел теракт. Потом опровергли. А я все стояла на мосту и выла. Я видела, как с сиреной проехала "скорая", забиравшая Эдика в больницу. А потом я как-то резко успокоилась, и поехала на экзамен. Завалила, конечно. Потом пересдала.
Новый год... а что Новый Год? Меня забрали к себе его друзья. Единственные, кого он посвятил в эту историю. Я хотела поехать к нему в больницу, но они мне не разрешили. Во-первых, туда приехала его большая любовь, и, наверное, он надеялся, что благодаря этой истории у них все наладится. А во-вторых - туда приходила полиция и следователь из пожарной охраны. И все боялись, что как-нибудь выплывет тот факт, что я была в том гараже.
А он мне позвонил. Оттуда, из больницы. Сказал, что жаль, что с Иерусалимом не вышло. Но как-нибудь в другой раз - обязательно. Наврал кстати. Мы так ни разу и не отпраздновали вместе Новый Год. В 2005-м его поймала иммиграционная полиция и отправила за решетку. Потом выпустили, но уже месяца эдак через три после Нового Года. В 2006-м начудила я сама, в 2007-м.. ну, в общем, его, в конечном счете, депортировали из страны. Но это уже совсем другая история.
Продолжение, наверное, следует, только еще не знаю когда.