Все как в Совке: карательная психиатрия восстановлена!!!
Originally posted by rurik_l at Все как в Совке: карательная психиатрия восстановлена!!!
В качестве добавления хотел бы привести свой комментарий, который давал на статью "В России скоро начнут лечить оппозиционность как психическую болезнь" (http://anvictory.org/blog/2012/04/08/v-rossii-skoro-nachnut-lechit-oppozicionnost-kak-psixicheskuyu-bolezn/ ):
"На деле ВСЁ как было в совке в отношении к подлинным оппозиционерам (а не выгодным самой оккупационной власти), так и осталось поныне. Надо чётко понимать - во-первых, ВСЕ, кто «сидит» или «сидел» в эрэфии по статьям за «экстремизм» или «разжигание» - это исключительно политические заключённые, без всяких «натяжек»; во-вторых, тысячи заключённых, брошенные в застенки оккупантов по ложным обвинениям в чисто уголовных преступлениях (убийства, нанесение телесных повреждений, наркотики, изнасилования, кражи, и проч.) - это также чисто политические заключённые, которых решили упрятать за решётку из-за их политических взглядов по чисто уголовным статьям по тому, что власти не хотят показывать слишком большое количество «сидельцев» по 282-й; в-третьих, психбольницы всегда продолжали использоваться властями эрэфии в репрессивных целях, как и весь судебный и правоподавительный «аппарат» - что совершенно естественно, так как ГЛАВНАЯ цель у любого гос. органа та же, что и у всего «государства» эрэфии - борьба с коренными народами, борьба со всеми, кто считает своим долгом противостоять оккупации. (А все декларируемые официально цели - выполнение каких-то гос. функций, улучшение жизни народа - чисто фикция и маскировка главной цели).
Примеров использования психиатрии для силового и «лекарственного» подавления оппозиции - масса. Здесь не должно быть иллюзий - на поверхность «всплывает» даже не десятая и не сотая часть беспредела оккупантов - дай Бог, тысячная. И это характерно для всей массы «всплывающих» случаев зверств правоподавительной системы - все эти сотни и тысячи случаи безпредела ментов - лишь тысячная часть всех случаев преступлений слуг росиянской системы, реально ими совершённых. Поэтому невозможно говорить о том, что преступления в правоподавительной системе совершают некие «сумасшедшие», процент которых (говорят якобы о 3-5 %) полностью соответствует таковому во всём «обществе», - нет, среди слуг системы тех, кто не совершает преступления - единицы (которые крайне нужны всей оккупационной машине, чтобы постоянно тыкать в них пальцем, рассказывая: «ну есть же и нормальные, честно выполняющие свой служебный «долг»»).
В качестве примеров, показывающих наличие именно системы по преступному использованию психиатрии в интересах оккупационного режима, приведу всего два примера и лишь с одного сайта (крайне прошу модератора пропустить нижеприведённые выдержки, так как многие ленятся открывать ссылки).
Первый пример - цитаты из статьи Надежды Низовкиной «Психиатрия за молчание» zeki.su/publikacii/2012/3/01135143.html
«…В палате писать и рисовать нельзя, хотя речь у больных грамотная, местами неровная - но интеллигентная речь! Подошла к книжной полке в коридоре - нельзя! Схватила любимую «Одеты камнем» и скорей назад. Из нас делают овощей. Но и гигиены не полагается - ни прокладок при себе иметь, ни расчесок, голову помыть под краном запрещается. А психи - те жирные мужики-санитары, кто бил и пинал меня еще до помещения в «скорую», в ОВД Китай-города, а затем и вещи некоторые украли. Руки связали резиновой веревкой, обхватив ими все туловище, - задыхаться начинаешь через пять минут. Это называется «на вязках». Руки отнимаются, но как только развязывают, привязывают другими веревками - каждую руку и ногу по отдельности навытяжку, только лежа и на всю ночь.
Эти дни и ночи сжались, как пересушенное горло и сдавленные ребра. Чего только мы не делали, и чего не делали с нами! Сегодняшний вечер я впервые воспринимаю как передышку на этом фронте. Татьяна Стецура держала сухую голодовку 6 суток в камере Симферопольского спецприемника, и только теперь ее госпитализировали: можно больше не бояться. Перед этим ее привозили в больницу лишь для того, чтобы опять-таки пообещать психушку, прописать четырехразовое питание и вернуть в камеру. На суде она отказалась от показаний и не встала с места перед его честью. На вопрос: «Права понятны?» холодно ответила судье: «Они мне были понятны и раньше».
Я же держала сухую голодовку всего двое суток в надзорной палате психбольницы имени Ганнушкина. Там, привязанная к кровати, я обрела успокоение - она не одна переносит это. А до того меня сжигала месть за 10 суток, назначенные ей уже после объявления голодовки - чтобы убить или сломить. Столько не дали никому из наших парней.
Отказники… У нас особая группа, человек десять, с принципами, которые мы распространяем. Принцип: сопротивление - отказ - голодовка. Первые два пункта обязательны, за голодовку каждый решает сам. И за это нас - за то, как мы их. С Верой Лаврешиной психиатры общались трижды, один раз госпитализировали-таки. Во вторник на Лубянку прямо во время митинга въехала «скорая» - психушка. А я-то думала: чего менты тянут время? Но психиатры оценили обстановку: плакат «Позор карательной психиатрии», интервью, которые брали у меня и Веры, на соответствующую тему… И «скорая» уехала, отдав нас омоновцам…
…После той победной акции меня душили в Нагорном ОВД за шею, крушили ребра о спинку стула, положив на пол, вставали мне на грудь обоими коленями, следя за пульсом. Всего лишь за то, что никто из наших не представлялся, а я и Лаврешина к тому же протестовали против нахождения в актовом зале. Мы требовали всего лишь отвести нас по камерам, а не глумиться в их Ленинском зале. Но они предпочли ломать ребра так, что я впервые в жизни крикнула: «Хватит!» Наручники за спину. Лишь бы только не помещать в камеру, а делать свои делишки лицемерно в зале для своих совещаний. Вот их гуманизм. Они по закону не хотят, они не сажают в камеру. На следующий день я тоже потребовала: «Соблюдайте собственный закон!» - однако и тут меня не поместили в камеру, а приковали наручниками к скамейке и вызвали психушку. Я слышала слова: «Все, там уже договорились». Кто с кем - понятно…
… Последовала первая информация: с Красной площади забрали двоих сумасшедших. Фамилии, разумеется, прозвучали позже. А ведь задержанных было больше. Так ведь они не отказники! Они согласились пообщаться и с полицаями, и с общественной комиссией. А мне диагноз - суицидальный синдром, «кидалась под автомобиль». Меня пытали веревками всю ночь - потому что я представляла опасность для собственной жизни! Ну и мелочь в протоколе: «Несколько раз укусила санитаров…»
После этих веревок меня несколько раз приводили в кабинет врачей, запирая дверь на ключ - это и была «комиссия». Мне говорили напрямую: «Либо вы пойдете на компромисс, и мы вас выпустим без суда. Либо суд и лечение на полгода. Вы понимаете, куда попали?» Я отвечала: «Это ваша проблема, как вы будете выпутываться из ситуации. Не надо было выполнять чужие приказы». Там я тоже себя не называла, они знали, но требовали, требовали до самого суда. До суда меня называли «неизвестная». После суда - расстроенные санитарочки продолжали так называть уже с особым смыслом…
…И вот сегодня снова: лежу на скамейке в камере ОВД Якиманки, и слышу злорадно-громкое: «А, мы узнали, кто она! Сумасшедшая! Сейчас приедет «скорая», едет уже!» Инсценировка, не приехала скорая. Оформили ст. 19.3 и отпустили без суда. Но могли и могут отныне в любой момент. Решение суда отдает мою судьбу полностью на откуп врачам психбольницы имени Ганнушкина - меня освободили «по решению врача» и забрать могут по тому же решению - в случае обострений. Каждый вторник на Лубянке. Каждое 31-е на Триумфальной. Каждый раз, когда в спецприемнике будут голодать мои товарищи, а мы в их честь дадим салют.
Моя судьба решена на полгода. Веру Лаврешину комиссия признала вменяемой, но после этого они к ней приезжали дважды. Татьяну Стецуру пообещали положить за голодовку. Когда возьмутся за парней, станет ли наконец всем все ясно?
Мы отказники. Сопротивленцы. Ничего не просим и только требуем уважения этики политзека. Но в процессе встречаешь замученных не-полит-больных, серьезных, опытных, которым не позволяют писать и рисовать, но крепко кормят, чтобы легче было вливать уколы в жирные ягодицы и не так уж быстро сжигать таблетками пищевод.
Нас ждет то же, что их? Или мы сможем доконать систему? Ясно одно: мы уже не экстремисты, мы сумасшедшие, нам грозит не арест, а резиновой веревкой к кровати. Старый метод за новые грехи. И, кстати, сами менты уже признаются, что есть инструкция, предписывающая отправлять в психбольницу каждого задержанного, который идет в отказ. Не за дымовую шашку и не за омоновскую морду. Даже и не за слова. За молчание.».
Теперь выдержки из статьи отсюда:zeki.su/publikacii/2009/11/06111136.html
«…сотрудники Центра противодействия экстремизму могут теперь диагностировать психическое состояние наших соотечественников и направлять их на принудительное лечение. Особенно в том случае, если оный соотечественник вещает что-то о своих граджанских правах, отказывается идти на контакт или вообще пытается подать в суд на доблестных стражей порядка.
Именно так произошло с жителем города Кирова Василием Варанкиным, который еще в июне этого года был музыкантом, в сентябре - истцом, а сейчас неожиданно для окружающих и для самого себя стал пациентом специализированной больницы. А все потому, что не захотел сотрудничать с правоохранительными органами и добровольно признавать себя участником преступления, которого не совершал.
19 апреля 2009 года в городе Кирове у здания администрации Ленинского района прошел пикет, направленный против политических преследований. В ходе проведения пикета один из его участников распространял листовки, содержание которых чуть позже было признано экспертами из органов внутренних дел «экстремистскими». Некоторое количество участников пикета было задержано милицией, а потом отпущено. В их числе оказался 22-летний Василий Варанкин, профессиональный музыкант, скрипач по образованию. Установить автора и распространителя листовок сотрудникам правоохранительных органов не удалось.
22 июня (то есть, когда истекал двухмесячный срок предварительного следствия по делу о распространении «экстремистских» листовок) во дворе дома, где проживал Варанкин, произошла драка между местными жителями и лицами, приехавшими в город из ближнего зарубежья. Одним из свидетелей этого происшествия, фигурирующим в милицейских протоколах, оказался Василий Варанкин. По, крайней мере, это официальная версия, объясняющая, почему фамилия Варанкина вновь всплыла в миллицейских протоколах.
Далее события развивались не совсем стандартным образом. Об этом Василий Варанкин впоследствии успел рассказать представителям кировских СМИ и правоащитным организациям:
«30 июня мне на сотовый телефон позвонил сотрудник городского Центра противодействия экстремизму Алексей Бердинских и сказал, что находится у меня дома и хочет встретиться со мной для того, чтобы поговорить. Я по его просьбе вышел в направлении дома… Около моего дома ко мне подошли двое сотрудников Центра противодействия экстремизму ( далее -- ЦПЭ), представившиеся как Бердинских и Никонов. Они без объяснения причин, скрутили мне руки за спиной и втолкнули в машину с государственным номером…<…> В машине Бердинских нанес мне несколько ударов по телу…. при этом меня оскорбляли нецензурной бранью, а Бердинских постоянно повторял, что если я отвечу на вопрос не так, как ему хочется, то он будет продолжать меня бить. Меня доставили в ЦПЭ, завели в кабинет, при этом больно пинали ногами…
Меня посадили на стул, положили… <…> листок бумаги с готовым текстом и потребовали подписать. Я не соглашался и Никонов с помощью шариковой ручки стал выкручивать мне пальцы… Потом взял мою левую руку, воткнул иголку под ноготь и стал медленно вдавливать. Я начал кричать, чтобы меня оставили. В ответ он нанес мне удар по почкам, после чего продолжал вдавливать иголку. От невыносимой боли я подписал листок с текстом, содержания которого до сих пор не знаю. <…> через несколько минут Бердинских подошел ко мне и издевательским тоном спросил, куда ему затушить сигарету, и сразу затушил ее, прижав к указательному пальцу моей левой руки…»
Спустя шесть часов после момента задержания Варанкин был выпущен на свободу. Впоследствии оказалось, что он подписал документ, в котором добровольно признал себя виновным в избиении некоего гражданина Азербайджана…
… С 21 августа телефонные звонки с угрозами в адрес Василия и его семьи возобновились. Сотрудники ЦПЭ преставлялись официально и угрожали семье и близким Варанкина, требуя забрать заявление и дать в газету опровержение.
Тем временем сотрудники милиции решили подстраховаться и завели еще одно дело против Варанкина, доказав тем самым, что их угрозы не беспочвенны. Теперь Варанкина обвиняют «в причинении телесных повреждений и высказывании угроз убийством в отношении некой гражданки В.»
В сентябре 2009 года Варанкина дважды вызывали в суд - уже по «делу гражданки В» -- для того, чтобы судья мог принять решение о вынужденной госпитализации Варанкина в психиатрическую лечебницу. Поняв, что из Василия не получится сделать ни преступника, ни внештатного сотрудника, сотрудники правоохранительных органов решили превратить его в недееспособного гражданина.
дознаватель Василькова, работающая в Ленинском РОВД, весьма недвусмысленно сообщила Варанкину в телефонном разговори, чтобы он опять не вздумал явиться на заседание суда с правозащитниками. Очевидно, в суде, ЦПЭ и Ленинском РОВД правозащитников боятся куда больше, чем всех кировских хулиганов, грабителей и рецидивистов вместе взятых.
22 сентября на втором судебном заседании было принято решение принудительно госпитализировать Василия Варанкина в психиатрическую больницу. Кстати сказать, ровно за полчаса до начала заседания была произведена замена судьи - Колосова сменил судья Зайцев, который сперва вынес решение о выдворении из зала общественного защитника, а затем оформил постановление, в котором процесс по делу Варанкина из открытого превратился в закрытый. Вот теперь общественная защита не могла помешать судье Зайцеву вынести постановление о принудительном заключении Варанкина в психиатрическую больницу сроком на один месяц.
С 1 октября Василий Варанкин находится на принудительном лечении в психиатрическом стационаре Кировской областной клинической больницы им В.М. Бехтерева. Никого, кроме матери на встречи с ним не допускают, а при попытках прозвониться ему на мобильный санитары выбивают аппарат из рук Василия…
… у многих сотрудников местных отделений внутренних дела испокон века существуют свои внутренние информационные базы. Только раньше в них фигурировали местные алкаши, вернувшиеся рецидивисты и подростки из трудных семей, а теперь - «экстремисты» или просто люди со взглядами чуть шире, чем предписано нынешней политической диктатурой. Именно «списочников» отрабатывают первыми в том случае, если на вверенной территории происходит какое-то преступление, раскрывать которое у милиционеров нет времени, сил и желания.
Например, так произошло с екатеринбуржцем Володей Макаровым, который в семнадцать лет отправился за решетку по обвинению в убийстве наркомана Раджабова. Володя его не убивал, он вообще находился на момент убийства в другом месте, но его фамилия оказалась в списке неблагонадежных, он состоял на учете в милиции и проходил свидетелем по делу о драке. Этого было достаточно для того, чтобы закатать Макарова на девять лет.
В этом плане можно считать, что кировчанину Василию Варанкину как-то даже и повезло. И не убийство на него пытались повесить, а всего лишь экстремистскую деятельность, и пытали не то, чтобы очень сильно, и даже не в КПЗ или колонию строгого режима отправили, а всего лишь в психбольницу.
Только это какая-то очень неправильная логика. Все равно, что радоваться тому, что попавшему под поезд человеку ногу не целиком отрезало, а только до колена. Ногу обратно не пришьешь, а машинисту, сидящему в кабине этого абстрактного поезда вообще откровенно пофиг на тех, по кому он проехался. У него впереди светлый путь: «улучшение показателей раскрываемости преступлений, совершенных на почве ксенофобии и в рамках экстремистской деятельности».
Верной дорогой едут товарищи милиционеры… Их ведь никто так и не отстранил от работы.».
В качестве добавления хотел бы привести свой комментарий, который давал на статью "В России скоро начнут лечить оппозиционность как психическую болезнь" (http://anvictory.org/blog/2012/04/08/v-rossii-skoro-nachnut-lechit-oppozicionnost-kak-psixicheskuyu-bolezn/ ):
"На деле ВСЁ как было в совке в отношении к подлинным оппозиционерам (а не выгодным самой оккупационной власти), так и осталось поныне. Надо чётко понимать - во-первых, ВСЕ, кто «сидит» или «сидел» в эрэфии по статьям за «экстремизм» или «разжигание» - это исключительно политические заключённые, без всяких «натяжек»; во-вторых, тысячи заключённых, брошенные в застенки оккупантов по ложным обвинениям в чисто уголовных преступлениях (убийства, нанесение телесных повреждений, наркотики, изнасилования, кражи, и проч.) - это также чисто политические заключённые, которых решили упрятать за решётку из-за их политических взглядов по чисто уголовным статьям по тому, что власти не хотят показывать слишком большое количество «сидельцев» по 282-й; в-третьих, психбольницы всегда продолжали использоваться властями эрэфии в репрессивных целях, как и весь судебный и правоподавительный «аппарат» - что совершенно естественно, так как ГЛАВНАЯ цель у любого гос. органа та же, что и у всего «государства» эрэфии - борьба с коренными народами, борьба со всеми, кто считает своим долгом противостоять оккупации. (А все декларируемые официально цели - выполнение каких-то гос. функций, улучшение жизни народа - чисто фикция и маскировка главной цели).
Примеров использования психиатрии для силового и «лекарственного» подавления оппозиции - масса. Здесь не должно быть иллюзий - на поверхность «всплывает» даже не десятая и не сотая часть беспредела оккупантов - дай Бог, тысячная. И это характерно для всей массы «всплывающих» случаев зверств правоподавительной системы - все эти сотни и тысячи случаи безпредела ментов - лишь тысячная часть всех случаев преступлений слуг росиянской системы, реально ими совершённых. Поэтому невозможно говорить о том, что преступления в правоподавительной системе совершают некие «сумасшедшие», процент которых (говорят якобы о 3-5 %) полностью соответствует таковому во всём «обществе», - нет, среди слуг системы тех, кто не совершает преступления - единицы (которые крайне нужны всей оккупационной машине, чтобы постоянно тыкать в них пальцем, рассказывая: «ну есть же и нормальные, честно выполняющие свой служебный «долг»»).
В качестве примеров, показывающих наличие именно системы по преступному использованию психиатрии в интересах оккупационного режима, приведу всего два примера и лишь с одного сайта (крайне прошу модератора пропустить нижеприведённые выдержки, так как многие ленятся открывать ссылки).
Первый пример - цитаты из статьи Надежды Низовкиной «Психиатрия за молчание» zeki.su/publikacii/2012/3/01135143.html
«…В палате писать и рисовать нельзя, хотя речь у больных грамотная, местами неровная - но интеллигентная речь! Подошла к книжной полке в коридоре - нельзя! Схватила любимую «Одеты камнем» и скорей назад. Из нас делают овощей. Но и гигиены не полагается - ни прокладок при себе иметь, ни расчесок, голову помыть под краном запрещается. А психи - те жирные мужики-санитары, кто бил и пинал меня еще до помещения в «скорую», в ОВД Китай-города, а затем и вещи некоторые украли. Руки связали резиновой веревкой, обхватив ими все туловище, - задыхаться начинаешь через пять минут. Это называется «на вязках». Руки отнимаются, но как только развязывают, привязывают другими веревками - каждую руку и ногу по отдельности навытяжку, только лежа и на всю ночь.
Эти дни и ночи сжались, как пересушенное горло и сдавленные ребра. Чего только мы не делали, и чего не делали с нами! Сегодняшний вечер я впервые воспринимаю как передышку на этом фронте. Татьяна Стецура держала сухую голодовку 6 суток в камере Симферопольского спецприемника, и только теперь ее госпитализировали: можно больше не бояться. Перед этим ее привозили в больницу лишь для того, чтобы опять-таки пообещать психушку, прописать четырехразовое питание и вернуть в камеру. На суде она отказалась от показаний и не встала с места перед его честью. На вопрос: «Права понятны?» холодно ответила судье: «Они мне были понятны и раньше».
Я же держала сухую голодовку всего двое суток в надзорной палате психбольницы имени Ганнушкина. Там, привязанная к кровати, я обрела успокоение - она не одна переносит это. А до того меня сжигала месть за 10 суток, назначенные ей уже после объявления голодовки - чтобы убить или сломить. Столько не дали никому из наших парней.
Отказники… У нас особая группа, человек десять, с принципами, которые мы распространяем. Принцип: сопротивление - отказ - голодовка. Первые два пункта обязательны, за голодовку каждый решает сам. И за это нас - за то, как мы их. С Верой Лаврешиной психиатры общались трижды, один раз госпитализировали-таки. Во вторник на Лубянку прямо во время митинга въехала «скорая» - психушка. А я-то думала: чего менты тянут время? Но психиатры оценили обстановку: плакат «Позор карательной психиатрии», интервью, которые брали у меня и Веры, на соответствующую тему… И «скорая» уехала, отдав нас омоновцам…
…После той победной акции меня душили в Нагорном ОВД за шею, крушили ребра о спинку стула, положив на пол, вставали мне на грудь обоими коленями, следя за пульсом. Всего лишь за то, что никто из наших не представлялся, а я и Лаврешина к тому же протестовали против нахождения в актовом зале. Мы требовали всего лишь отвести нас по камерам, а не глумиться в их Ленинском зале. Но они предпочли ломать ребра так, что я впервые в жизни крикнула: «Хватит!» Наручники за спину. Лишь бы только не помещать в камеру, а делать свои делишки лицемерно в зале для своих совещаний. Вот их гуманизм. Они по закону не хотят, они не сажают в камеру. На следующий день я тоже потребовала: «Соблюдайте собственный закон!» - однако и тут меня не поместили в камеру, а приковали наручниками к скамейке и вызвали психушку. Я слышала слова: «Все, там уже договорились». Кто с кем - понятно…
… Последовала первая информация: с Красной площади забрали двоих сумасшедших. Фамилии, разумеется, прозвучали позже. А ведь задержанных было больше. Так ведь они не отказники! Они согласились пообщаться и с полицаями, и с общественной комиссией. А мне диагноз - суицидальный синдром, «кидалась под автомобиль». Меня пытали веревками всю ночь - потому что я представляла опасность для собственной жизни! Ну и мелочь в протоколе: «Несколько раз укусила санитаров…»
После этих веревок меня несколько раз приводили в кабинет врачей, запирая дверь на ключ - это и была «комиссия». Мне говорили напрямую: «Либо вы пойдете на компромисс, и мы вас выпустим без суда. Либо суд и лечение на полгода. Вы понимаете, куда попали?» Я отвечала: «Это ваша проблема, как вы будете выпутываться из ситуации. Не надо было выполнять чужие приказы». Там я тоже себя не называла, они знали, но требовали, требовали до самого суда. До суда меня называли «неизвестная». После суда - расстроенные санитарочки продолжали так называть уже с особым смыслом…
…И вот сегодня снова: лежу на скамейке в камере ОВД Якиманки, и слышу злорадно-громкое: «А, мы узнали, кто она! Сумасшедшая! Сейчас приедет «скорая», едет уже!» Инсценировка, не приехала скорая. Оформили ст. 19.3 и отпустили без суда. Но могли и могут отныне в любой момент. Решение суда отдает мою судьбу полностью на откуп врачам психбольницы имени Ганнушкина - меня освободили «по решению врача» и забрать могут по тому же решению - в случае обострений. Каждый вторник на Лубянке. Каждое 31-е на Триумфальной. Каждый раз, когда в спецприемнике будут голодать мои товарищи, а мы в их честь дадим салют.
Моя судьба решена на полгода. Веру Лаврешину комиссия признала вменяемой, но после этого они к ней приезжали дважды. Татьяну Стецуру пообещали положить за голодовку. Когда возьмутся за парней, станет ли наконец всем все ясно?
Мы отказники. Сопротивленцы. Ничего не просим и только требуем уважения этики политзека. Но в процессе встречаешь замученных не-полит-больных, серьезных, опытных, которым не позволяют писать и рисовать, но крепко кормят, чтобы легче было вливать уколы в жирные ягодицы и не так уж быстро сжигать таблетками пищевод.
Нас ждет то же, что их? Или мы сможем доконать систему? Ясно одно: мы уже не экстремисты, мы сумасшедшие, нам грозит не арест, а резиновой веревкой к кровати. Старый метод за новые грехи. И, кстати, сами менты уже признаются, что есть инструкция, предписывающая отправлять в психбольницу каждого задержанного, который идет в отказ. Не за дымовую шашку и не за омоновскую морду. Даже и не за слова. За молчание.».
Теперь выдержки из статьи отсюда:zeki.su/publikacii/2009/11/06111136.html
«…сотрудники Центра противодействия экстремизму могут теперь диагностировать психическое состояние наших соотечественников и направлять их на принудительное лечение. Особенно в том случае, если оный соотечественник вещает что-то о своих граджанских правах, отказывается идти на контакт или вообще пытается подать в суд на доблестных стражей порядка.
Именно так произошло с жителем города Кирова Василием Варанкиным, который еще в июне этого года был музыкантом, в сентябре - истцом, а сейчас неожиданно для окружающих и для самого себя стал пациентом специализированной больницы. А все потому, что не захотел сотрудничать с правоохранительными органами и добровольно признавать себя участником преступления, которого не совершал.
19 апреля 2009 года в городе Кирове у здания администрации Ленинского района прошел пикет, направленный против политических преследований. В ходе проведения пикета один из его участников распространял листовки, содержание которых чуть позже было признано экспертами из органов внутренних дел «экстремистскими». Некоторое количество участников пикета было задержано милицией, а потом отпущено. В их числе оказался 22-летний Василий Варанкин, профессиональный музыкант, скрипач по образованию. Установить автора и распространителя листовок сотрудникам правоохранительных органов не удалось.
22 июня (то есть, когда истекал двухмесячный срок предварительного следствия по делу о распространении «экстремистских» листовок) во дворе дома, где проживал Варанкин, произошла драка между местными жителями и лицами, приехавшими в город из ближнего зарубежья. Одним из свидетелей этого происшествия, фигурирующим в милицейских протоколах, оказался Василий Варанкин. По, крайней мере, это официальная версия, объясняющая, почему фамилия Варанкина вновь всплыла в миллицейских протоколах.
Далее события развивались не совсем стандартным образом. Об этом Василий Варанкин впоследствии успел рассказать представителям кировских СМИ и правоащитным организациям:
«30 июня мне на сотовый телефон позвонил сотрудник городского Центра противодействия экстремизму Алексей Бердинских и сказал, что находится у меня дома и хочет встретиться со мной для того, чтобы поговорить. Я по его просьбе вышел в направлении дома… Около моего дома ко мне подошли двое сотрудников Центра противодействия экстремизму ( далее -- ЦПЭ), представившиеся как Бердинских и Никонов. Они без объяснения причин, скрутили мне руки за спиной и втолкнули в машину с государственным номером…<…> В машине Бердинских нанес мне несколько ударов по телу…. при этом меня оскорбляли нецензурной бранью, а Бердинских постоянно повторял, что если я отвечу на вопрос не так, как ему хочется, то он будет продолжать меня бить. Меня доставили в ЦПЭ, завели в кабинет, при этом больно пинали ногами…
Меня посадили на стул, положили… <…> листок бумаги с готовым текстом и потребовали подписать. Я не соглашался и Никонов с помощью шариковой ручки стал выкручивать мне пальцы… Потом взял мою левую руку, воткнул иголку под ноготь и стал медленно вдавливать. Я начал кричать, чтобы меня оставили. В ответ он нанес мне удар по почкам, после чего продолжал вдавливать иголку. От невыносимой боли я подписал листок с текстом, содержания которого до сих пор не знаю. <…> через несколько минут Бердинских подошел ко мне и издевательским тоном спросил, куда ему затушить сигарету, и сразу затушил ее, прижав к указательному пальцу моей левой руки…»
Спустя шесть часов после момента задержания Варанкин был выпущен на свободу. Впоследствии оказалось, что он подписал документ, в котором добровольно признал себя виновным в избиении некоего гражданина Азербайджана…
… С 21 августа телефонные звонки с угрозами в адрес Василия и его семьи возобновились. Сотрудники ЦПЭ преставлялись официально и угрожали семье и близким Варанкина, требуя забрать заявление и дать в газету опровержение.
Тем временем сотрудники милиции решили подстраховаться и завели еще одно дело против Варанкина, доказав тем самым, что их угрозы не беспочвенны. Теперь Варанкина обвиняют «в причинении телесных повреждений и высказывании угроз убийством в отношении некой гражданки В.»
В сентябре 2009 года Варанкина дважды вызывали в суд - уже по «делу гражданки В» -- для того, чтобы судья мог принять решение о вынужденной госпитализации Варанкина в психиатрическую лечебницу. Поняв, что из Василия не получится сделать ни преступника, ни внештатного сотрудника, сотрудники правоохранительных органов решили превратить его в недееспособного гражданина.
дознаватель Василькова, работающая в Ленинском РОВД, весьма недвусмысленно сообщила Варанкину в телефонном разговори, чтобы он опять не вздумал явиться на заседание суда с правозащитниками. Очевидно, в суде, ЦПЭ и Ленинском РОВД правозащитников боятся куда больше, чем всех кировских хулиганов, грабителей и рецидивистов вместе взятых.
22 сентября на втором судебном заседании было принято решение принудительно госпитализировать Василия Варанкина в психиатрическую больницу. Кстати сказать, ровно за полчаса до начала заседания была произведена замена судьи - Колосова сменил судья Зайцев, который сперва вынес решение о выдворении из зала общественного защитника, а затем оформил постановление, в котором процесс по делу Варанкина из открытого превратился в закрытый. Вот теперь общественная защита не могла помешать судье Зайцеву вынести постановление о принудительном заключении Варанкина в психиатрическую больницу сроком на один месяц.
С 1 октября Василий Варанкин находится на принудительном лечении в психиатрическом стационаре Кировской областной клинической больницы им В.М. Бехтерева. Никого, кроме матери на встречи с ним не допускают, а при попытках прозвониться ему на мобильный санитары выбивают аппарат из рук Василия…
… у многих сотрудников местных отделений внутренних дела испокон века существуют свои внутренние информационные базы. Только раньше в них фигурировали местные алкаши, вернувшиеся рецидивисты и подростки из трудных семей, а теперь - «экстремисты» или просто люди со взглядами чуть шире, чем предписано нынешней политической диктатурой. Именно «списочников» отрабатывают первыми в том случае, если на вверенной территории происходит какое-то преступление, раскрывать которое у милиционеров нет времени, сил и желания.
Например, так произошло с екатеринбуржцем Володей Макаровым, который в семнадцать лет отправился за решетку по обвинению в убийстве наркомана Раджабова. Володя его не убивал, он вообще находился на момент убийства в другом месте, но его фамилия оказалась в списке неблагонадежных, он состоял на учете в милиции и проходил свидетелем по делу о драке. Этого было достаточно для того, чтобы закатать Макарова на девять лет.
В этом плане можно считать, что кировчанину Василию Варанкину как-то даже и повезло. И не убийство на него пытались повесить, а всего лишь экстремистскую деятельность, и пытали не то, чтобы очень сильно, и даже не в КПЗ или колонию строгого режима отправили, а всего лишь в психбольницу.
Только это какая-то очень неправильная логика. Все равно, что радоваться тому, что попавшему под поезд человеку ногу не целиком отрезало, а только до колена. Ногу обратно не пришьешь, а машинисту, сидящему в кабине этого абстрактного поезда вообще откровенно пофиг на тех, по кому он проехался. У него впереди светлый путь: «улучшение показателей раскрываемости преступлений, совершенных на почве ксенофобии и в рамках экстремистской деятельности».
Верной дорогой едут товарищи милиционеры… Их ведь никто так и не отстранил от работы.».