Фанфик
Пряности
By Чудик
Beta: Helga
Fandom: РПФС
Pairing: Мерил Стрип/Юлия Высоцкая;
Rating: angst, fluff;
Disclaimer: Описанные события не имеют ничего общего с действительностью.
A/N: Кардамон - пряность с приятным сильным ароматом, сладковатым и остро-пряным на вкус.
Корица - обладает сильным своеобразным ароматом и острым, горьковато-сладким вкусом
Ты долго вертишь в руке телефон, а потом все-таки снова нажимаешь на кнопку «повтор». Гудок. Еще один. Сбрасываешь, так и не дождавшись ответа. И в который раз коришь себя за трусость. За слабость, которую вызывает у тебя только она, а ты даже не знаешь - почему.
Воспетой поэтами и художниками Венеции с легким налетом обреченности ты предпочитала Флоренцию и никогда не упускала возможность посетить ее, когда была в Европе. Вот и сейчас она предстала перед тобой яркой, залитой солнечным светом и пропитанной ароматом цветов, листвы и коры. Она была подобна Венере, сошедшей с картины великого Боттичелли, непостижимая и прекрасная. С узкими улочками, вымощенными отполированными до блеска сотнями тысяч пар ног камнями. С уютными кафешками, приютившимися на каждом углу, замершими в ожидании своих постоянных клиентов. И в этом была вся она, с резными мостами, перекинувшимися через реку Арно, с яркой зеленью набережной, усыпанной красными, желтыми и белыми цветами. С величественными сводами собора Санта Мария дель Фьоре с уходящими ввысь в голубую бесконечность шпилями, будто желающими поймать ватные белоснежные облака. С мрачной таинственностью, исходящей от потемневших от времени стен Палаццо Веккьо, где каждый камень хранит в себе память давно ушедших поколений.
Ты снова тянешься к телефону, лежащему на подоконнике. В Нью-Йорке почти полночь, но где-то внизу жизнь не замедляется ни на минуту. А по ту сторону океана Москва только начинает просыпаться, скидывает с себя пелену сна. Когда ты была там последний раз, все время шел дождь, и будто нескончаемая поздняя осень, а вовсе не весна властвовала над ней. А сейчас настоящая осень, и, может быть, тоже идет дождь. Над Нью-Йорком низко висящее, почти лежащее на крышах небоскребов небо, утянутое в плотный комбинезон мрачных туч. Тоже будет дождь. Закрываешь глаза, в висках монотонно стучит кровь. Вдох. Выдох. Сколько тебе лет, чтобы вот так робеть перед телефоном? Так ждать и бояться позвонить самой? Поджимаешь губы, злишься сама на себя. Снова упрямо нажимаешь на кнопку «повтор». Длинные гудки. Закусываешь губу, мысленно считая их. Один. Два. Три.
И резкое, твердое:
- Да?
А у тебя кружится голова, и ты выдыхаешь - неуверенно и почти шепотом:
- Hello…
Ты вышла из душной, прокуренной машины и полной грудью вдохнула осеннюю свежесть. Ты уже давно отметила для себя, что каждый город обладает своим особым, свойственным только ему одному ароматом. И осенняя Флоренция пахла цветами и специями: кардамоном и корицей. Странное сочетание, бесспорно. Ты шла пешком от церкви Святого Креста до площади Синьории, как в первый раз разглядывала дома, заново узнавая город, который и так, кажется, знала наизусть. И все равно скользила жадным взглядом по вековым домам с изящными балконами, увитыми плющом, по пестрым карнизам, нависающим над выставленными на улицу столиками; ты заглядывала в узкие боковые улочки, тонущие в сумраке разросшихся цветов на кованых решетках, преграждающих путь по-летнему яркому полуденному солнцу.
- Hello, - она переходит на английский, и тебе кажется, что вместе с этим и она сама становится другой, меняется ее настроение. Голос будто мягче и легче. За окном на секунду мир озаряется вспышкой молнии, вдалеке слышны раскаты грома - и все-таки начинается дождь.
- Здесь дождь, - произносишь в задумчивости, подходя вплотную к окну, и касаешься прохладного стекла, по которому уже начинают бежать резвые ручейки.
- Здесь тоже, - ты слышишь, как она что-то говорит по-русски, отвернувшись от телефона, а потом снова ее голос становится ближе, и если закрыть глаза, ты можешь представить, что она рядом: - Льет уже неделю не переставая.
- В Италии еще тепло... - ты что-то машинально выводишь на стекле и только потом понимаешь - ее имя.
Площадь пестрела разношерстной толпой туристов и говорила на всех языках мира. У фонтана Нептуна замерли живые статуи, и уличные артисты горланили, развлекая любопытную детвору; были здесь и средневековые рыцари, и величественные дамы, и клоуны в карнавальных масках.
- Знаю, - тебе кажется, ты слышишь улыбку в ее голосе.
- Я купила дом недалеко от Флоренции... - на самом деле ты не хотела говорить ей сейчас, но слова вырвались прежде, чем ты успела остановить себя. Ты знаешь, что выбрать момент хуже было просто невозможно. В трубке повисает тишина, и тебе кажется, что ты физически ощущаешь это напряжение. Ты слышишь далекие голоса на чужом языке, смех, непонятный шум, а она молчит. Тяжелая, мрачная тишина, от которой веет холодом, и тебе становится страшно. Считаешь секунды ее невысказанных слов, ждешь.
- У меня съемка через полчаса. Мне надо идти... - она внезапно прерывается, и ты снова слышишь ее голос, ее слова, обращенные в сторону, на языке, который не понимаешь - и злишься из-за этого. - Мне пора, - резко, быстро.
А ты потом еще долго прижимаешь к уху телефон в глупой надежде снова услышать ее голос, пусть всего на несколько коротких мгновений.
Все столики, кроме одного, оказались заняты. Да и тот единственный пустовал только потому, что располагался поодаль от навеса и был залит раздражающе ярким солнечным светом. А ты щурилась с наслаждением, тебе не хватало солнца, и ты хотела, чтобы этот свет впитался в каждую твою клеточку. Так тебе было легче переносить пасмурную и мрачную нью-йоркскую зиму. Ты тщательно изучала меню, внезапно осознав, что завтрак остался далеко позади, еще в Венеции. Наконец выбор был сделан, и уже через пять минут круглолицая официантка с белозубой улыбкой в длинной черной юбке и белоснежной блузке поставила перед тобой бутылку тосканского вина. Ты в Италии, а значит на обед паста. Вино вспыхнуло россыпью рубинов в бокале, ловя и словно впитывая солнечные лучи. Ты сделала глоток и закрыла глаза. Вино было восхитительным - ароматным, с изысканным мягким вкусом. Этим вином стоило наслаждаться, его стоило разделить с кем-нибудь, как и любую истинную красоту… Может быть, в другой раз. Ты отставила бокал и в ожидании своей пасты начала рассматривать площадь и ее обитателей, всю эту многоголосую разноцветную толпу. В любом другом месте тебя бы раздражало такое обилие туристов, этот гам, но здесь все было в меру, и все эти люди удивительно легко и гармонично вписывались в канву этого города. Слишком увлеченная и расслабленная, ты не сразу почувствовала на себе чей-то взгляд. А почувствовав, очень долго выискивала его в толпе, настойчивый и прямой. Но все-таки нашла. Смотревшая на тебя сидела на ступенях у пьедестала, на котором возвышался Давид. Довольно далеко от ресторана, тебе были видны только очертания женской фигуры в голубых джинсах и кремовой кофте крупной вязки. Ее взгляд крепко зацепился за тебя, и проходящие мимо люди были не в состоянии нарушить эту связь. Ты предположила, что она узнала тебя, но в этом взгляде не было фанатского любопытства и чрезмерного интереса; казалось, что в тебе она просто нашла опору в этом людском потоке. Ты первой не выдержала и отвела глаза в сторону, вверх. На балконе от легких порывов ветра трепыхались флаги. Несмотря на твою капитуляцию, ее взгляд не отпускал - и тебе стало не по себе. Что она хочет? Ты отпила еще один глоток вина и позволила себе улыбнуться, машинально - это город был всему виной. Ты подняла бокал в безмолвном тосте, надеясь, что она поймет приглашение и примет его.
Ваш короткий разговор лишает тебя сил, и ты опускаешься на стоящее позади кресло. Раскаты грома кажутся ближе, и четкие яркие ломаные молнии разрезают плотное небо совсем рядом. В своем далеком детстве ты боялась грозы, а сейчас понимаешь, что есть вещи пострашнее. Хорошо, что сегодня ты дома одна. Твоя семья не увидит тебя такой, разбитой и уставшей. Тебе не придется врать им, играть. Ты и так слишком устала от этого.
Она подошла быстро. Ты и не заметила, отвлекшись на официантку, принесшую твой заказ. Соус будоражит обоняние, сумасшедший запах томатов и специй. А когда девушка растворилась в дверях ресторана, место напротив тебя оказалось уже занято. И на доли секунды ты не знала, что сказать. Ты сама хотела, чтобы она подошла, но когда она оказалась так близко, ты осознала, что просто не можешь найти слов. Не дожидаясь официантки, она налила вина в пустой бокал и выжидающе посмотрела на тебя. В ее поведении была необычная легкость и непринужденность, и ты просто не могла заставить себя возмутиться такой откровенной наглостью постороннего человека. Стекло нежно звякнуло, когда бокалы соприкоснулись.
- Великолепный выбор, миссис Стрип, - у нее оказался звонкий голос и правильный выговор, но ты была уверена, что она не американка; впрочем, и на европейку она казалась не похожей. В глубине внимательных карих глаз с застывшими крупинками янтаря по самому краю радужки притаились усталость и отчуждение. Тебе виделось напряжение, отчего в ее легкости и непринужденности проскальзывала наигранность.
- Благодарю.
Ее ответная улыбка показалась тебе искренней, но все-таки сдержанной. Повисшая следом тишина не успела растянуться и стать неприятной и неудобной, потому что официантка оказалась слишком шустрой. Она возникла возле вашего столика, и ее улыбка, казалось, стала еще шире. Девушка тут же защебетала по-итальянски. Но что удивило тебя - твоя визави ответила на этом языке с такой же легкостью. Беседа длилась несколько минут, ты могла вычленить только схожие слова, названия, но все равно ничего не понимала. Неужели ты ошиблась, и она все-таки итальянка?
Вздрагиваешь от сигнала пришедшей смс. Странно. Уже слишком поздно, чтобы кто-то присылал тебе сообщение, если только… В душе мгновенно вспыхивает нежное пламя надежды, трепыхающееся под резким налетом страха. У тебя дрожат руки, когда ты тянешься к мобильнику. «Три года назад мне повезло случайно познакомиться с величайшей актрисой и увидеть за маской удивительную женщину, живую и настоящую, и я всегда буду благодарна тебе за эту возможность. Спасибо тебе за то, что ты есть, пусть и так далеко…» Страх уходит, остается только тепло и всепоглощающая нежность.
Ты не включала свет, и в комнате стоит серый полумрак; в мегаполисах ночи никогда не бывают по-настоящему темными, потому что никогда не меркнет неоновый свет улиц. За окном уже не так безумствует гроза, ветер утянул ее куда-то в сторону, гром стал тише, а молнии реже. Но небо все еще висит очень низко, и кажется, стоит только открыть окно и протянуть руку, и ты прикоснешься к вязким тучам.
- Я люблю это место и частенько здесь бываю, меня знают официанты, а сегодня вот не оказалось столиков, - она заметила твой вопросительный взгляд. Она заказала салат и, как и ты, пасту, только со сливочным соусом, а потом убедила тебя попробовать еще и десерт. Вы пили приторно сладкий, вязкий горячий шоколад и ели карамельный пудинг. А она рассказывала тебе о Тоскане и о Флоренции - так, как только можно говорить о возлюбленной. Она рассказывала о тосканской кухне, об оливковом масле и хлебе, двух ее ингредиентах - о душе и сердце.
Давно миновал полдень, удлинились тени от Палаццо Веккьо, и сентябрь напомнил о себе прохладным вздохом. После ресторана, где за обед, после продолжительного спора, за вас обеих расплатилась она, сказав, что это компенсация за ее вторжение, ты позволила проводить себя до отеля. Вот только попала туда ты очень не скоро. Она словно заново знакомила тебя с Флоренцией. Вы гуляли, и ты совсем не чувствовала усталости. Словно не было безумных трех дней в Венеции и трех часов в душной машине. Она держала тебя за руку и говорила. Говорила много, иногда, словно заблудившись в собственных мыслях, переходила на итальянский, потом, опомнившись, улыбалась - и снова говорила на английском. А ты тонула в образах и словах, позволяла плавным переливам ее голоса уводить тебя на неизведанные территории. Ты даже не заметила, как стемнело, и вы оказались стоящими напротив твоего отеля. Она держала тебя за руку, и бело-желтый свет фонарей играл на ее светлых распущенных волосах.
- Вы когда-нибудь были в итальянской опере?
- Нет, не доводилось.
- Значит, завтра. Завтра вы еще будете здесь?
- Да.
- Тогда до завтра, - и когда она повернулась уходить, ты долго не хотела отпускать ее теплую ладонь, но все-таки пришлось. И только когда она уже почти скрылась за поворотом дороги, ты вдруг с ужасом поняла, что за весь день так и не спросила ее имени.
Ты медленно открываешь глаза; уже утро, и комната залита солнечным светом. За окном раскинулось бескрайнее полотно бледно-голубого выцветшего осеннего неба; а ты и не заметила, как уснула прямо в кресле. Не самое разумное, что ты могла сделать. Мышцы задеревенели, и каждое, даже самое мимолетное движение отдается тупой болью. Поднимаешься с трудом и сразу же чувствуешь легкое головокружение. Ты не в том возрасте, чтобы спать в кресле, пусть и очень удобном. Спускаешься вниз, тихо ругая себя за такую оплошность. В пустой квартире шаги босых ног по каменному полу звучат как-то слишком громко. Дойдя до стойки, включаешь кофемашину. Сегодня надо обязательно съездить к массажисту, иначе завтра ты будешь не в состоянии даже встать. Кухню наполняет нежный запах кофе. Ты готовишь тосты и садишься у окна. Утренний Нью-Йорк удивительно красив; омытый дождем, он выглядит посвежевшим и помолодевшим. Внизу улицы заполнены машинами и людьми, город живет своей жизнью, заставляя перессекаться пути тысяч людей, пропуская по своим венам сотни машин. А ты неспешно и размеренно начинаешь свой утренний ритуал; еще слишком рано, чтобы куда-то торопиться. Горячий душ, чтобы хоть как-то расслабить напряженные мышцы. Ты включаешь напор воды на максимум, понимая, что все равно не избежать визита к массажисту, благо, сегодня у тебя как раз есть на это время. Съемки «Простых сложностей» закончились, и у тебя целых три месяца до начала нового проекта.
То утро во Флоренции началось с яркого солнечного света, заливающего твой номер и обманчиво обещающего теплый день. В ресторане одуряюще пахло кофе и свежей выпечкой: сдобными булочками и чесночным хлебом, и правду говорят тосканцы: «Mangiare senza pane e come non mangiare*» . Ты хотела сесть на веранде, но там оказалось слишком прохладно, и тебе пришлось устроиться за столиком у окна. Улицы пестрели беззаботно прогуливающимися людьми в ветровках и плащах, в пальто с яркими длинными шарфами и цветастыми платками. Флоренция была ярче и спокойней Нью-Йорка, эдакой дамой средних лет, у которой все в жизни сложилось, все хорошо и спешить некуда.
Она оставила для тебя записку у администратора, когда следует быть готовой. И ты потратила целый час, перебирая свой не особо большой гардероб, но так и не смогла определиться. И как тебе не хотелось, но все-таки пришлось отправиться по магазинам. Туда, где за стеклянными витринами, словно в аквариуме, стояли манекены и вокруг богатых покупателей крутились продавцы-консультанты, по двое, по трое, как мальки вокруг крупной рыбы. Ты странно чувствовала себя рядом с ними, ты ведь никогда не любила ходить по магазинам. Но в этот раз не поддающееся никакой логике желание быть вечером неотразимой оказалось сильнее скуки.
Вечером, как она и написала, ровно в шесть, спустившись в холл, залитый ровным золотым светом, ты сразу же увидела ее. В черном вязаном платье с высоким горлом, в туфлях на высоком каблуке и с ниткой черного жемчуга на шее. Светлые волосы легким каскадом спадали на плечи. И ты в очередной раз была поражена тем, как идеально она подходила этому городу.
- Готовы?
- Да. Что мы будем слушать?
- «Аиду» Верди. Здесь не могло быть сомнений, - с широкой улыбкой сообщила она, и в карих глазах блеснули задоринки. Несмотря на непривычно высокие для тебя шпильки, ты все-таки оказалась ниже нее. Впрочем, вы все равно составили красивую пару, не то чтобы об этом кто-то задумался, кроме тебя. Ты отвергла идею платья и остановилась на брючном костюме, темно-сером с легким отливом перламутра, почти как ее жемчуг, и темно-розовой шелковой рубашке. Она с необычайной легкостью и без доли смущения сжала твою ладонь в своей и повела за собой. Но перед тем как сесть в машину, ты остановила ее, внезапно вспомнив:
- Я не знаю твоего имени до сих пор!
- Джулия, - после нескольких секунд раздумий был ее простой ответ.
Сара опаздывает, и тебе приходится ждать. Весь твой четко распланированный график на день сбивается. Она всегда опаздывает, ты это знаешь и всегда прибавляешь полчаса ко времени встречи, но сегодня она задерживается непозволительно долго, и нью-йоркские пробки - слабое оправдание. Здесь такое движение уже не первый год, давно пора было привыкнуть. Тебе приходится сидеть в кафе с книгой и обжигающим латте с запахом корицы и кардамона, который так хорошо согревает в дождливую погоду, такую, как сегодня. Сара забегает в кафе, с трудом управляясь одновременно с огромной сумкой, толстой папкой с какими-то бумагами и зонтом. Маневрируя между столиками, она подскакивает к тебе, и ты еле успеваешь спасти свою чашку, прежде чем на ее место она скидывает свои вещи. Зонт ей не помог, и она кажется насквозь промокшей. Чуть отдышавшись, Сара заказывает глинтвейн и клубничный чизкейк, а ты понимаешь, что окончательно опоздала на йогу. Потом тебе будет казаться, что разговор был ни о чем. Она демонстрировала тебе новые предложения, новые проекты, а ты думала о своем новом доме в Тоскане, недалеко от Флоренции, в небольшой деревушке среди фермерских домиков. Ты была там один раз и сразу же влюбилась в это место. Там с веранды открывался удивительный вид на Тосканские холмы, природа ласкала глаз обилием красок, прохладный нежный ветерок играл с волосами, и стояла звенящая тишина, даже птицы молчали. Ты не сказала семье о своем приобретении, решила, что, пусть недолго, но это будет только твой секрет. Узкие мощеные тропинки, розовые кусты, усыпанные огромными бутонами самых разных цветов - ярко-красными, розовыми, белыми. Зеленые газоны, окружающие бассейн с прозрачной голубой водой. И ты легко могла представить ее лежащей на одном из шезлонгов в белом махровом халате - потому что еще слишком рано, и яркое тосканское солнце только начинает согревать прозрачный сладкий воздух. А рядом на столике в небольшой пузатой вазе с узким горлом большая желтая ромашка, как маленькое солнышко, и стакан свежевыжатого апельсинового сока.
Три дня во Флоренции пролетели как одно мгновение, оставшись навсегда в воспоминаниях щемящей нежностью, ароматами оливкового масла и свежего хлеба, вкусом красного молодого тосканского вина и мелодичным звучанием ее голоса. И ты не хотела уезжать. Тебе казалось, что расставшись с ней сейчас, ты расстаешься навсегда, и пусть ты знала ее всего три дня, а казалось - целую жизнь. С ней было легко - легко разговаривать, легко слушать, легко гулять по мощеным брусчаткой улочкам; с ней все было легко. И она была легкой, стройной и изящной, и только взгляд не вписывался в тобою созданный образ: уставший, отстраненный, тяжелый, когда она думала, что ты не смотришь в ее сторону. Под твоим внимательным взглядом она забила твои контакты в свой мобильник и обещала, что не потеряет тебя из виду.
Твой самолет был ночью, наверное, чтобы не так грустно было улетать, погода испортилась, снова и снова нападал порывистый холодный ветер. У тебя не было ни единой теплой вещи, и она отдала тебе свой свитер, широкий вязаный теплый свитер с высоким горлом и слишком длинными для тебя рукавами, но он пах ее духами, и ради этого ты готова была побыть Пьеро. В последний день она повела тебя по музеям, и ты как в первый раз восхищалась всей роскошью истории и искусства, которую хранит этот город. А потом вы пили горячий итальянский шоколад в уютном старом кафе в тихом переулке в нескольких десятках шагов от площади Республики, о существовании которого ты даже не догадывалась; там пахло кардамоном и корицей и шкварчало масло на чугунной сковородке, на которой хозяйка пекла блинчики. Посетителей было мало, и это хорошо, так как ты была уверена, что много людей нарушили бы домашнюю идиллию этого места со странным названием «El asilo». И эти блинчики, так же, как и шоколад, оказались просто восхитительными. Ты никогда в жизни не ела ничего вкуснее! А она рассказывала тебе, что самые вкусные блины получаются именно на чугунных сковородах.
А вечером, в аэропорту, вы пили кофе из высоких картонных стаканов с символикой «Старбакс» и ели шоколадные кексы, а ты говорила, как не хочешь возвращаться в Нью-Йорк, потому что там осень в самом разгаре и парки одеты в желто-красное с уже увядающей травой. А потом ты смотрела, как оставалась далеко позади сияющая огнями Флоренция, и вместе с этим городом оставалась она. Твоя случайная знакомая, словно фантом, созданный самим городом, специально, чтобы скрасить твое одиночество. Ты так и не узнала, кто она на самом деле, но точно не итальянка, в этом сомнений не было. В твоей адресной книге в мобильнике она была просто Джулией.
Встреча с Сарой затянулась, ты пропустила йогу и опоздала на массаж, не узнав от своего агента ничего принципиально нового или полезного. В итоге - лишь пустая трата времени. И теперь ты возвращаешься домой раздраженная и уставшая. Напряжение в мышцах становится почти невыносимым, малейшее движение головы отдается в висках, а потом плавно переходит в постоянную непреходящую ноющую боль в затылке. И кажется, теперь тебе точно придется прибегнуть к обезболивающему, вряд ли горячая ванна исправит положение. А еще - слишком много мыслей, словно переплетение воспоминаний, фантазий и желаний в одном большом калейдоскопе. И это единственное, что хоть немного отвлекает тебя от боли.
Закончился дождь, и под напором солнечных лучей начала отступать хмурая вязкая мгла, то там, то здесь стало проглядывать небо, то светло-серое, то розовато-голубое; приближался вечер. Консьерж с улыбкой открыл перед тобой стеклянные двери. Мраморный начищенный до ряби в глазах пол холла, сверкающая позолота на всем. Дышащий великолепием дом. Лифт быстро поднимает тебя на нужный этаж. Тебе нравится, что квартира расположена так высоко, здесь не чувствуется давление города и остается ощущение пусть мнимой, но свободы. В Лос-Анджелесе ты еще была готова жить в собственном доме, но не в Нью-Йорке.
Квартира встречает тебя тишиной и пустотой. Скидываешь туфли в прихожей и проходишь в гостиную. Луиза обещала вернуться от подруги еще днем, может быть, решила задержаться подольше. До начала учебы у нее еще оставалось время, которое она, совершенно очевидно, планировала провести, как ей заблагорассудится. В гостиной на диване небрежно брошенная ее ветровка и чье-то пальто, на журнальном столике два мобильных телефона и меню из тайского ресторана, в котором Луиза иногда заказывает еду на обед, незнакомый белый кожаный рюкзак стоит рядом на полу. Похоже, у вас гости. И действительно, ты улавливаешь приглушенную музыку и голоса из кухни. Твоя дочь и кухня - это понятия, которые невозможно представить в одном предложении. Она совершенно безнадежна в том, что касается приготовления еды. У нее не получаются даже макароны, а это блюдо, как сказала бы Джулия, невозможно испортить.
- У нас была замечательная актриса, очень колоритная, с громовым голосом, всегда в глаза говорящая все, что думает, - она повернулась к тебе в задумчивости, на экране шли титры. Свет уже зажгли, и началась легкая суета.
- И? - вы продолжали сидеть, тебе некуда было торопиться, и, несмотря на недовольство Сары, ты не собиралась на фуршет.
- Она была очень остра на язык, многие ее высказывания до сих пор цитируемы и любимы, - она выдержала легкую паузу, чтобы взять банку с колой и сделать несколько глотков. Ты ждала. Ты хотела добиться от нее честного мнения, хотя и сильно сомневалась, что оно будет положительным. Твои последние фильмы оказались полнейшей ерундой, а ты даже не знала, что можно придумать в оправдание. Сценарии вроде бы выглядели неплохими, хороший кастинг, но на выходе получалось нечто на один раз.
- И сейчас мне вспомнилось одно... - она задумалась на несколько мгновений: - Хм, как бы это сказать… «Сняться в плохом фильме - все равно, что плюнуть в вечность**», - ее улыбка была подбадривающей и нежной.
- В таком случае в этом году вечности не повезло, - ты улыбнулась в ответ.
В Нью-Йорке она была с мужем, но тот все время отсутствовал - какие-то бесконечные встречи, а потом и вовсе улетел на целую неделю в Лос-Анджелес, а она осталась с тобой. И теперь именно ты показывала ей город, водила на мюзиклы и по музеям. Внезапно вы поменялись ролями, и тебе это нравилось. А она оказалась таким же отличным слушателем, каким была прежде рассказчиком. Снова вас окружала осень, совсем не такая теплая, как та, флорентийская, осень вашего знакомства; эта осень была с порывистым ветром и безжалостным дождем.
Она несколько раз обернула вокруг себя длинный вязаный черный шарф, но не выпускала твою ладонь. А ты прятала ваши сцепленные руки в карман своего пальто. Потом вы пили латте из огромных массивных кружек в «Старбакс» и ели шоколадные кексы. Она смотрела в окно, где по ту сторону стекла под дождем куда-то бежали серые люди и медленно ползли разноцветные машины. А ты разглядывала ее, и теперь она казалась совсем другой - заплетенные в косу волосы, бледность и усталость в глазах… как их можно было не заметить? Теперь ты видела ее слишком отчетливо. Как тебе сразу в голову не пришло, что она русская, ведь это было так очевидно. В кафе пахло осенью, дождем и корицей, и еще почему-то Флоренцией: хлебом, оливковым маслом и кардамоном, будто она привезла этот запах с собой. Кофе горчил. Возле стойки горланила молодежь, шумели кофемашины, жужжал блендер, из колонок лился джаз. И тебе было необычайно хорошо, как той осенью, год назад. Наверное, потому что она была рядом. И ты понимала, что это уже не дружба, а что-то большее, что это с первого дня было чем-то большим.
До отеля вы шли пешком через Центральный парк, прячась от дождя под большим прозрачным зонтом, она ловила крупные холодные капли на ладонь и улыбалась каким-то своим мыслям. Ты думала позвонить из отеля водителю и подождать его внизу, а она потянула тебя за собой. Сияющий огнями холл с высокими сводами и отполированным до рези в глазах мрамором, наполненный классической музыкой и людьми со всех уголков планеты. Портье с блестящими тележками для багажа с чемоданами «Гуччи» и «Луи Виттон». Роскошь в каждой детали, превосходство в каждом взгляде. Бесшумный зеркальный лифт, взмывший на один из последних этажей. А ты видела только ее, какой-то шальной горящий взгляд и яркий румянец, так резко контрастирующий с обычной бледностью. И еще у нее дрожали руки, когда она долго искала карточку-ключ в сумке.
Чуть слышно щелкнул замок, она толкнула дверь, потянула тебя за собой. И воздух вокруг нее внезапно оказался пропитан напряжением. И внезапно тебе стало страшно. Страшно от мысли, что сейчас произойдет то, после чего уже не будет дороги назад. Она не включила свет, но ты видела этот безумный блеск в глазах: смешавшиеся воедино желание и страх. А потом внезапно горячие губы накрыли твои, холодные руки обвились вокруг твоей талии, прижимая к двери. В том поцелуе было все - нежность, страсть, страх - он был совершенен, как только может быть поцелуй.
- Так, теперь обжариваем тосты… - шипение масла, хихиканье Луизы. Открываешь дверь и останавливаешься на пороге, не в силах поверить. На ней черная футболка и джинсы, а поверх - серый в белую клетку фартук.
- Привет, мам, - Луиза первой замечает тебя, машет рукой в знак приветствия и тут же снова поворачивается к шкварчащей сковородке. На кухне стоит умопомрачительный аромат оливкового масла и базилика.
- Что вы делаете?
- Готовим баскский омлет, точнее, Джулия готовит, - тут же с широкой улыбкой поправляется Луиза: - Я выполняю функцию «принеси - подай - отойди - не мешай», - она усмехается, выкладывает на три тарелки тосты, сверху омлет и немного базилика.
- Вуаля, кушать подано! - неожиданная гостья поворачивается к тебе полностью и улыбается: - Привет.
- Привет, что… - но тебе не удается договорить, Луиза утягивает со стойки тарелку и идет к столу.
- Ммм, как вкусно!
- Годы практики, - она протягивает тебе вилку: - Потом я сварю кофе с корицей и кардамоном, - и тоже принимается за еду.
И тебе ничего не остается, кроме как начать есть. У тебя множество вопросов, но, кажется, с ними придется подождать до кофе. А еще, помимо вопросов, тебе очень хочется ее поцеловать… но с этим тоже придется подождать.
*«Есть без хлеба - всё равно, что совсем не есть»
**Фаина Раневская
04.11.09
By Чудик
Beta: Helga
Fandom: РПФС
Pairing: Мерил Стрип/Юлия Высоцкая;
Rating: angst, fluff;
Disclaimer: Описанные события не имеют ничего общего с действительностью.
A/N: Кардамон - пряность с приятным сильным ароматом, сладковатым и остро-пряным на вкус.
Корица - обладает сильным своеобразным ароматом и острым, горьковато-сладким вкусом
Ты долго вертишь в руке телефон, а потом все-таки снова нажимаешь на кнопку «повтор». Гудок. Еще один. Сбрасываешь, так и не дождавшись ответа. И в который раз коришь себя за трусость. За слабость, которую вызывает у тебя только она, а ты даже не знаешь - почему.
Воспетой поэтами и художниками Венеции с легким налетом обреченности ты предпочитала Флоренцию и никогда не упускала возможность посетить ее, когда была в Европе. Вот и сейчас она предстала перед тобой яркой, залитой солнечным светом и пропитанной ароматом цветов, листвы и коры. Она была подобна Венере, сошедшей с картины великого Боттичелли, непостижимая и прекрасная. С узкими улочками, вымощенными отполированными до блеска сотнями тысяч пар ног камнями. С уютными кафешками, приютившимися на каждом углу, замершими в ожидании своих постоянных клиентов. И в этом была вся она, с резными мостами, перекинувшимися через реку Арно, с яркой зеленью набережной, усыпанной красными, желтыми и белыми цветами. С величественными сводами собора Санта Мария дель Фьоре с уходящими ввысь в голубую бесконечность шпилями, будто желающими поймать ватные белоснежные облака. С мрачной таинственностью, исходящей от потемневших от времени стен Палаццо Веккьо, где каждый камень хранит в себе память давно ушедших поколений.
Ты снова тянешься к телефону, лежащему на подоконнике. В Нью-Йорке почти полночь, но где-то внизу жизнь не замедляется ни на минуту. А по ту сторону океана Москва только начинает просыпаться, скидывает с себя пелену сна. Когда ты была там последний раз, все время шел дождь, и будто нескончаемая поздняя осень, а вовсе не весна властвовала над ней. А сейчас настоящая осень, и, может быть, тоже идет дождь. Над Нью-Йорком низко висящее, почти лежащее на крышах небоскребов небо, утянутое в плотный комбинезон мрачных туч. Тоже будет дождь. Закрываешь глаза, в висках монотонно стучит кровь. Вдох. Выдох. Сколько тебе лет, чтобы вот так робеть перед телефоном? Так ждать и бояться позвонить самой? Поджимаешь губы, злишься сама на себя. Снова упрямо нажимаешь на кнопку «повтор». Длинные гудки. Закусываешь губу, мысленно считая их. Один. Два. Три.
И резкое, твердое:
- Да?
А у тебя кружится голова, и ты выдыхаешь - неуверенно и почти шепотом:
- Hello…
Ты вышла из душной, прокуренной машины и полной грудью вдохнула осеннюю свежесть. Ты уже давно отметила для себя, что каждый город обладает своим особым, свойственным только ему одному ароматом. И осенняя Флоренция пахла цветами и специями: кардамоном и корицей. Странное сочетание, бесспорно. Ты шла пешком от церкви Святого Креста до площади Синьории, как в первый раз разглядывала дома, заново узнавая город, который и так, кажется, знала наизусть. И все равно скользила жадным взглядом по вековым домам с изящными балконами, увитыми плющом, по пестрым карнизам, нависающим над выставленными на улицу столиками; ты заглядывала в узкие боковые улочки, тонущие в сумраке разросшихся цветов на кованых решетках, преграждающих путь по-летнему яркому полуденному солнцу.
- Hello, - она переходит на английский, и тебе кажется, что вместе с этим и она сама становится другой, меняется ее настроение. Голос будто мягче и легче. За окном на секунду мир озаряется вспышкой молнии, вдалеке слышны раскаты грома - и все-таки начинается дождь.
- Здесь дождь, - произносишь в задумчивости, подходя вплотную к окну, и касаешься прохладного стекла, по которому уже начинают бежать резвые ручейки.
- Здесь тоже, - ты слышишь, как она что-то говорит по-русски, отвернувшись от телефона, а потом снова ее голос становится ближе, и если закрыть глаза, ты можешь представить, что она рядом: - Льет уже неделю не переставая.
- В Италии еще тепло... - ты что-то машинально выводишь на стекле и только потом понимаешь - ее имя.
Площадь пестрела разношерстной толпой туристов и говорила на всех языках мира. У фонтана Нептуна замерли живые статуи, и уличные артисты горланили, развлекая любопытную детвору; были здесь и средневековые рыцари, и величественные дамы, и клоуны в карнавальных масках.
- Знаю, - тебе кажется, ты слышишь улыбку в ее голосе.
- Я купила дом недалеко от Флоренции... - на самом деле ты не хотела говорить ей сейчас, но слова вырвались прежде, чем ты успела остановить себя. Ты знаешь, что выбрать момент хуже было просто невозможно. В трубке повисает тишина, и тебе кажется, что ты физически ощущаешь это напряжение. Ты слышишь далекие голоса на чужом языке, смех, непонятный шум, а она молчит. Тяжелая, мрачная тишина, от которой веет холодом, и тебе становится страшно. Считаешь секунды ее невысказанных слов, ждешь.
- У меня съемка через полчаса. Мне надо идти... - она внезапно прерывается, и ты снова слышишь ее голос, ее слова, обращенные в сторону, на языке, который не понимаешь - и злишься из-за этого. - Мне пора, - резко, быстро.
А ты потом еще долго прижимаешь к уху телефон в глупой надежде снова услышать ее голос, пусть всего на несколько коротких мгновений.
Все столики, кроме одного, оказались заняты. Да и тот единственный пустовал только потому, что располагался поодаль от навеса и был залит раздражающе ярким солнечным светом. А ты щурилась с наслаждением, тебе не хватало солнца, и ты хотела, чтобы этот свет впитался в каждую твою клеточку. Так тебе было легче переносить пасмурную и мрачную нью-йоркскую зиму. Ты тщательно изучала меню, внезапно осознав, что завтрак остался далеко позади, еще в Венеции. Наконец выбор был сделан, и уже через пять минут круглолицая официантка с белозубой улыбкой в длинной черной юбке и белоснежной блузке поставила перед тобой бутылку тосканского вина. Ты в Италии, а значит на обед паста. Вино вспыхнуло россыпью рубинов в бокале, ловя и словно впитывая солнечные лучи. Ты сделала глоток и закрыла глаза. Вино было восхитительным - ароматным, с изысканным мягким вкусом. Этим вином стоило наслаждаться, его стоило разделить с кем-нибудь, как и любую истинную красоту… Может быть, в другой раз. Ты отставила бокал и в ожидании своей пасты начала рассматривать площадь и ее обитателей, всю эту многоголосую разноцветную толпу. В любом другом месте тебя бы раздражало такое обилие туристов, этот гам, но здесь все было в меру, и все эти люди удивительно легко и гармонично вписывались в канву этого города. Слишком увлеченная и расслабленная, ты не сразу почувствовала на себе чей-то взгляд. А почувствовав, очень долго выискивала его в толпе, настойчивый и прямой. Но все-таки нашла. Смотревшая на тебя сидела на ступенях у пьедестала, на котором возвышался Давид. Довольно далеко от ресторана, тебе были видны только очертания женской фигуры в голубых джинсах и кремовой кофте крупной вязки. Ее взгляд крепко зацепился за тебя, и проходящие мимо люди были не в состоянии нарушить эту связь. Ты предположила, что она узнала тебя, но в этом взгляде не было фанатского любопытства и чрезмерного интереса; казалось, что в тебе она просто нашла опору в этом людском потоке. Ты первой не выдержала и отвела глаза в сторону, вверх. На балконе от легких порывов ветра трепыхались флаги. Несмотря на твою капитуляцию, ее взгляд не отпускал - и тебе стало не по себе. Что она хочет? Ты отпила еще один глоток вина и позволила себе улыбнуться, машинально - это город был всему виной. Ты подняла бокал в безмолвном тосте, надеясь, что она поймет приглашение и примет его.
Ваш короткий разговор лишает тебя сил, и ты опускаешься на стоящее позади кресло. Раскаты грома кажутся ближе, и четкие яркие ломаные молнии разрезают плотное небо совсем рядом. В своем далеком детстве ты боялась грозы, а сейчас понимаешь, что есть вещи пострашнее. Хорошо, что сегодня ты дома одна. Твоя семья не увидит тебя такой, разбитой и уставшей. Тебе не придется врать им, играть. Ты и так слишком устала от этого.
Она подошла быстро. Ты и не заметила, отвлекшись на официантку, принесшую твой заказ. Соус будоражит обоняние, сумасшедший запах томатов и специй. А когда девушка растворилась в дверях ресторана, место напротив тебя оказалось уже занято. И на доли секунды ты не знала, что сказать. Ты сама хотела, чтобы она подошла, но когда она оказалась так близко, ты осознала, что просто не можешь найти слов. Не дожидаясь официантки, она налила вина в пустой бокал и выжидающе посмотрела на тебя. В ее поведении была необычная легкость и непринужденность, и ты просто не могла заставить себя возмутиться такой откровенной наглостью постороннего человека. Стекло нежно звякнуло, когда бокалы соприкоснулись.
- Великолепный выбор, миссис Стрип, - у нее оказался звонкий голос и правильный выговор, но ты была уверена, что она не американка; впрочем, и на европейку она казалась не похожей. В глубине внимательных карих глаз с застывшими крупинками янтаря по самому краю радужки притаились усталость и отчуждение. Тебе виделось напряжение, отчего в ее легкости и непринужденности проскальзывала наигранность.
- Благодарю.
Ее ответная улыбка показалась тебе искренней, но все-таки сдержанной. Повисшая следом тишина не успела растянуться и стать неприятной и неудобной, потому что официантка оказалась слишком шустрой. Она возникла возле вашего столика, и ее улыбка, казалось, стала еще шире. Девушка тут же защебетала по-итальянски. Но что удивило тебя - твоя визави ответила на этом языке с такой же легкостью. Беседа длилась несколько минут, ты могла вычленить только схожие слова, названия, но все равно ничего не понимала. Неужели ты ошиблась, и она все-таки итальянка?
Вздрагиваешь от сигнала пришедшей смс. Странно. Уже слишком поздно, чтобы кто-то присылал тебе сообщение, если только… В душе мгновенно вспыхивает нежное пламя надежды, трепыхающееся под резким налетом страха. У тебя дрожат руки, когда ты тянешься к мобильнику. «Три года назад мне повезло случайно познакомиться с величайшей актрисой и увидеть за маской удивительную женщину, живую и настоящую, и я всегда буду благодарна тебе за эту возможность. Спасибо тебе за то, что ты есть, пусть и так далеко…» Страх уходит, остается только тепло и всепоглощающая нежность.
Ты не включала свет, и в комнате стоит серый полумрак; в мегаполисах ночи никогда не бывают по-настоящему темными, потому что никогда не меркнет неоновый свет улиц. За окном уже не так безумствует гроза, ветер утянул ее куда-то в сторону, гром стал тише, а молнии реже. Но небо все еще висит очень низко, и кажется, стоит только открыть окно и протянуть руку, и ты прикоснешься к вязким тучам.
- Я люблю это место и частенько здесь бываю, меня знают официанты, а сегодня вот не оказалось столиков, - она заметила твой вопросительный взгляд. Она заказала салат и, как и ты, пасту, только со сливочным соусом, а потом убедила тебя попробовать еще и десерт. Вы пили приторно сладкий, вязкий горячий шоколад и ели карамельный пудинг. А она рассказывала тебе о Тоскане и о Флоренции - так, как только можно говорить о возлюбленной. Она рассказывала о тосканской кухне, об оливковом масле и хлебе, двух ее ингредиентах - о душе и сердце.
Давно миновал полдень, удлинились тени от Палаццо Веккьо, и сентябрь напомнил о себе прохладным вздохом. После ресторана, где за обед, после продолжительного спора, за вас обеих расплатилась она, сказав, что это компенсация за ее вторжение, ты позволила проводить себя до отеля. Вот только попала туда ты очень не скоро. Она словно заново знакомила тебя с Флоренцией. Вы гуляли, и ты совсем не чувствовала усталости. Словно не было безумных трех дней в Венеции и трех часов в душной машине. Она держала тебя за руку и говорила. Говорила много, иногда, словно заблудившись в собственных мыслях, переходила на итальянский, потом, опомнившись, улыбалась - и снова говорила на английском. А ты тонула в образах и словах, позволяла плавным переливам ее голоса уводить тебя на неизведанные территории. Ты даже не заметила, как стемнело, и вы оказались стоящими напротив твоего отеля. Она держала тебя за руку, и бело-желтый свет фонарей играл на ее светлых распущенных волосах.
- Вы когда-нибудь были в итальянской опере?
- Нет, не доводилось.
- Значит, завтра. Завтра вы еще будете здесь?
- Да.
- Тогда до завтра, - и когда она повернулась уходить, ты долго не хотела отпускать ее теплую ладонь, но все-таки пришлось. И только когда она уже почти скрылась за поворотом дороги, ты вдруг с ужасом поняла, что за весь день так и не спросила ее имени.
Ты медленно открываешь глаза; уже утро, и комната залита солнечным светом. За окном раскинулось бескрайнее полотно бледно-голубого выцветшего осеннего неба; а ты и не заметила, как уснула прямо в кресле. Не самое разумное, что ты могла сделать. Мышцы задеревенели, и каждое, даже самое мимолетное движение отдается тупой болью. Поднимаешься с трудом и сразу же чувствуешь легкое головокружение. Ты не в том возрасте, чтобы спать в кресле, пусть и очень удобном. Спускаешься вниз, тихо ругая себя за такую оплошность. В пустой квартире шаги босых ног по каменному полу звучат как-то слишком громко. Дойдя до стойки, включаешь кофемашину. Сегодня надо обязательно съездить к массажисту, иначе завтра ты будешь не в состоянии даже встать. Кухню наполняет нежный запах кофе. Ты готовишь тосты и садишься у окна. Утренний Нью-Йорк удивительно красив; омытый дождем, он выглядит посвежевшим и помолодевшим. Внизу улицы заполнены машинами и людьми, город живет своей жизнью, заставляя перессекаться пути тысяч людей, пропуская по своим венам сотни машин. А ты неспешно и размеренно начинаешь свой утренний ритуал; еще слишком рано, чтобы куда-то торопиться. Горячий душ, чтобы хоть как-то расслабить напряженные мышцы. Ты включаешь напор воды на максимум, понимая, что все равно не избежать визита к массажисту, благо, сегодня у тебя как раз есть на это время. Съемки «Простых сложностей» закончились, и у тебя целых три месяца до начала нового проекта.
То утро во Флоренции началось с яркого солнечного света, заливающего твой номер и обманчиво обещающего теплый день. В ресторане одуряюще пахло кофе и свежей выпечкой: сдобными булочками и чесночным хлебом, и правду говорят тосканцы: «Mangiare senza pane e come non mangiare*» . Ты хотела сесть на веранде, но там оказалось слишком прохладно, и тебе пришлось устроиться за столиком у окна. Улицы пестрели беззаботно прогуливающимися людьми в ветровках и плащах, в пальто с яркими длинными шарфами и цветастыми платками. Флоренция была ярче и спокойней Нью-Йорка, эдакой дамой средних лет, у которой все в жизни сложилось, все хорошо и спешить некуда.
Она оставила для тебя записку у администратора, когда следует быть готовой. И ты потратила целый час, перебирая свой не особо большой гардероб, но так и не смогла определиться. И как тебе не хотелось, но все-таки пришлось отправиться по магазинам. Туда, где за стеклянными витринами, словно в аквариуме, стояли манекены и вокруг богатых покупателей крутились продавцы-консультанты, по двое, по трое, как мальки вокруг крупной рыбы. Ты странно чувствовала себя рядом с ними, ты ведь никогда не любила ходить по магазинам. Но в этот раз не поддающееся никакой логике желание быть вечером неотразимой оказалось сильнее скуки.
Вечером, как она и написала, ровно в шесть, спустившись в холл, залитый ровным золотым светом, ты сразу же увидела ее. В черном вязаном платье с высоким горлом, в туфлях на высоком каблуке и с ниткой черного жемчуга на шее. Светлые волосы легким каскадом спадали на плечи. И ты в очередной раз была поражена тем, как идеально она подходила этому городу.
- Готовы?
- Да. Что мы будем слушать?
- «Аиду» Верди. Здесь не могло быть сомнений, - с широкой улыбкой сообщила она, и в карих глазах блеснули задоринки. Несмотря на непривычно высокие для тебя шпильки, ты все-таки оказалась ниже нее. Впрочем, вы все равно составили красивую пару, не то чтобы об этом кто-то задумался, кроме тебя. Ты отвергла идею платья и остановилась на брючном костюме, темно-сером с легким отливом перламутра, почти как ее жемчуг, и темно-розовой шелковой рубашке. Она с необычайной легкостью и без доли смущения сжала твою ладонь в своей и повела за собой. Но перед тем как сесть в машину, ты остановила ее, внезапно вспомнив:
- Я не знаю твоего имени до сих пор!
- Джулия, - после нескольких секунд раздумий был ее простой ответ.
Сара опаздывает, и тебе приходится ждать. Весь твой четко распланированный график на день сбивается. Она всегда опаздывает, ты это знаешь и всегда прибавляешь полчаса ко времени встречи, но сегодня она задерживается непозволительно долго, и нью-йоркские пробки - слабое оправдание. Здесь такое движение уже не первый год, давно пора было привыкнуть. Тебе приходится сидеть в кафе с книгой и обжигающим латте с запахом корицы и кардамона, который так хорошо согревает в дождливую погоду, такую, как сегодня. Сара забегает в кафе, с трудом управляясь одновременно с огромной сумкой, толстой папкой с какими-то бумагами и зонтом. Маневрируя между столиками, она подскакивает к тебе, и ты еле успеваешь спасти свою чашку, прежде чем на ее место она скидывает свои вещи. Зонт ей не помог, и она кажется насквозь промокшей. Чуть отдышавшись, Сара заказывает глинтвейн и клубничный чизкейк, а ты понимаешь, что окончательно опоздала на йогу. Потом тебе будет казаться, что разговор был ни о чем. Она демонстрировала тебе новые предложения, новые проекты, а ты думала о своем новом доме в Тоскане, недалеко от Флоренции, в небольшой деревушке среди фермерских домиков. Ты была там один раз и сразу же влюбилась в это место. Там с веранды открывался удивительный вид на Тосканские холмы, природа ласкала глаз обилием красок, прохладный нежный ветерок играл с волосами, и стояла звенящая тишина, даже птицы молчали. Ты не сказала семье о своем приобретении, решила, что, пусть недолго, но это будет только твой секрет. Узкие мощеные тропинки, розовые кусты, усыпанные огромными бутонами самых разных цветов - ярко-красными, розовыми, белыми. Зеленые газоны, окружающие бассейн с прозрачной голубой водой. И ты легко могла представить ее лежащей на одном из шезлонгов в белом махровом халате - потому что еще слишком рано, и яркое тосканское солнце только начинает согревать прозрачный сладкий воздух. А рядом на столике в небольшой пузатой вазе с узким горлом большая желтая ромашка, как маленькое солнышко, и стакан свежевыжатого апельсинового сока.
Три дня во Флоренции пролетели как одно мгновение, оставшись навсегда в воспоминаниях щемящей нежностью, ароматами оливкового масла и свежего хлеба, вкусом красного молодого тосканского вина и мелодичным звучанием ее голоса. И ты не хотела уезжать. Тебе казалось, что расставшись с ней сейчас, ты расстаешься навсегда, и пусть ты знала ее всего три дня, а казалось - целую жизнь. С ней было легко - легко разговаривать, легко слушать, легко гулять по мощеным брусчаткой улочкам; с ней все было легко. И она была легкой, стройной и изящной, и только взгляд не вписывался в тобою созданный образ: уставший, отстраненный, тяжелый, когда она думала, что ты не смотришь в ее сторону. Под твоим внимательным взглядом она забила твои контакты в свой мобильник и обещала, что не потеряет тебя из виду.
Твой самолет был ночью, наверное, чтобы не так грустно было улетать, погода испортилась, снова и снова нападал порывистый холодный ветер. У тебя не было ни единой теплой вещи, и она отдала тебе свой свитер, широкий вязаный теплый свитер с высоким горлом и слишком длинными для тебя рукавами, но он пах ее духами, и ради этого ты готова была побыть Пьеро. В последний день она повела тебя по музеям, и ты как в первый раз восхищалась всей роскошью истории и искусства, которую хранит этот город. А потом вы пили горячий итальянский шоколад в уютном старом кафе в тихом переулке в нескольких десятках шагов от площади Республики, о существовании которого ты даже не догадывалась; там пахло кардамоном и корицей и шкварчало масло на чугунной сковородке, на которой хозяйка пекла блинчики. Посетителей было мало, и это хорошо, так как ты была уверена, что много людей нарушили бы домашнюю идиллию этого места со странным названием «El asilo». И эти блинчики, так же, как и шоколад, оказались просто восхитительными. Ты никогда в жизни не ела ничего вкуснее! А она рассказывала тебе, что самые вкусные блины получаются именно на чугунных сковородах.
А вечером, в аэропорту, вы пили кофе из высоких картонных стаканов с символикой «Старбакс» и ели шоколадные кексы, а ты говорила, как не хочешь возвращаться в Нью-Йорк, потому что там осень в самом разгаре и парки одеты в желто-красное с уже увядающей травой. А потом ты смотрела, как оставалась далеко позади сияющая огнями Флоренция, и вместе с этим городом оставалась она. Твоя случайная знакомая, словно фантом, созданный самим городом, специально, чтобы скрасить твое одиночество. Ты так и не узнала, кто она на самом деле, но точно не итальянка, в этом сомнений не было. В твоей адресной книге в мобильнике она была просто Джулией.
Встреча с Сарой затянулась, ты пропустила йогу и опоздала на массаж, не узнав от своего агента ничего принципиально нового или полезного. В итоге - лишь пустая трата времени. И теперь ты возвращаешься домой раздраженная и уставшая. Напряжение в мышцах становится почти невыносимым, малейшее движение головы отдается в висках, а потом плавно переходит в постоянную непреходящую ноющую боль в затылке. И кажется, теперь тебе точно придется прибегнуть к обезболивающему, вряд ли горячая ванна исправит положение. А еще - слишком много мыслей, словно переплетение воспоминаний, фантазий и желаний в одном большом калейдоскопе. И это единственное, что хоть немного отвлекает тебя от боли.
Закончился дождь, и под напором солнечных лучей начала отступать хмурая вязкая мгла, то там, то здесь стало проглядывать небо, то светло-серое, то розовато-голубое; приближался вечер. Консьерж с улыбкой открыл перед тобой стеклянные двери. Мраморный начищенный до ряби в глазах пол холла, сверкающая позолота на всем. Дышащий великолепием дом. Лифт быстро поднимает тебя на нужный этаж. Тебе нравится, что квартира расположена так высоко, здесь не чувствуется давление города и остается ощущение пусть мнимой, но свободы. В Лос-Анджелесе ты еще была готова жить в собственном доме, но не в Нью-Йорке.
Квартира встречает тебя тишиной и пустотой. Скидываешь туфли в прихожей и проходишь в гостиную. Луиза обещала вернуться от подруги еще днем, может быть, решила задержаться подольше. До начала учебы у нее еще оставалось время, которое она, совершенно очевидно, планировала провести, как ей заблагорассудится. В гостиной на диване небрежно брошенная ее ветровка и чье-то пальто, на журнальном столике два мобильных телефона и меню из тайского ресторана, в котором Луиза иногда заказывает еду на обед, незнакомый белый кожаный рюкзак стоит рядом на полу. Похоже, у вас гости. И действительно, ты улавливаешь приглушенную музыку и голоса из кухни. Твоя дочь и кухня - это понятия, которые невозможно представить в одном предложении. Она совершенно безнадежна в том, что касается приготовления еды. У нее не получаются даже макароны, а это блюдо, как сказала бы Джулия, невозможно испортить.
- У нас была замечательная актриса, очень колоритная, с громовым голосом, всегда в глаза говорящая все, что думает, - она повернулась к тебе в задумчивости, на экране шли титры. Свет уже зажгли, и началась легкая суета.
- И? - вы продолжали сидеть, тебе некуда было торопиться, и, несмотря на недовольство Сары, ты не собиралась на фуршет.
- Она была очень остра на язык, многие ее высказывания до сих пор цитируемы и любимы, - она выдержала легкую паузу, чтобы взять банку с колой и сделать несколько глотков. Ты ждала. Ты хотела добиться от нее честного мнения, хотя и сильно сомневалась, что оно будет положительным. Твои последние фильмы оказались полнейшей ерундой, а ты даже не знала, что можно придумать в оправдание. Сценарии вроде бы выглядели неплохими, хороший кастинг, но на выходе получалось нечто на один раз.
- И сейчас мне вспомнилось одно... - она задумалась на несколько мгновений: - Хм, как бы это сказать… «Сняться в плохом фильме - все равно, что плюнуть в вечность**», - ее улыбка была подбадривающей и нежной.
- В таком случае в этом году вечности не повезло, - ты улыбнулась в ответ.
В Нью-Йорке она была с мужем, но тот все время отсутствовал - какие-то бесконечные встречи, а потом и вовсе улетел на целую неделю в Лос-Анджелес, а она осталась с тобой. И теперь именно ты показывала ей город, водила на мюзиклы и по музеям. Внезапно вы поменялись ролями, и тебе это нравилось. А она оказалась таким же отличным слушателем, каким была прежде рассказчиком. Снова вас окружала осень, совсем не такая теплая, как та, флорентийская, осень вашего знакомства; эта осень была с порывистым ветром и безжалостным дождем.
Она несколько раз обернула вокруг себя длинный вязаный черный шарф, но не выпускала твою ладонь. А ты прятала ваши сцепленные руки в карман своего пальто. Потом вы пили латте из огромных массивных кружек в «Старбакс» и ели шоколадные кексы. Она смотрела в окно, где по ту сторону стекла под дождем куда-то бежали серые люди и медленно ползли разноцветные машины. А ты разглядывала ее, и теперь она казалась совсем другой - заплетенные в косу волосы, бледность и усталость в глазах… как их можно было не заметить? Теперь ты видела ее слишком отчетливо. Как тебе сразу в голову не пришло, что она русская, ведь это было так очевидно. В кафе пахло осенью, дождем и корицей, и еще почему-то Флоренцией: хлебом, оливковым маслом и кардамоном, будто она привезла этот запах с собой. Кофе горчил. Возле стойки горланила молодежь, шумели кофемашины, жужжал блендер, из колонок лился джаз. И тебе было необычайно хорошо, как той осенью, год назад. Наверное, потому что она была рядом. И ты понимала, что это уже не дружба, а что-то большее, что это с первого дня было чем-то большим.
До отеля вы шли пешком через Центральный парк, прячась от дождя под большим прозрачным зонтом, она ловила крупные холодные капли на ладонь и улыбалась каким-то своим мыслям. Ты думала позвонить из отеля водителю и подождать его внизу, а она потянула тебя за собой. Сияющий огнями холл с высокими сводами и отполированным до рези в глазах мрамором, наполненный классической музыкой и людьми со всех уголков планеты. Портье с блестящими тележками для багажа с чемоданами «Гуччи» и «Луи Виттон». Роскошь в каждой детали, превосходство в каждом взгляде. Бесшумный зеркальный лифт, взмывший на один из последних этажей. А ты видела только ее, какой-то шальной горящий взгляд и яркий румянец, так резко контрастирующий с обычной бледностью. И еще у нее дрожали руки, когда она долго искала карточку-ключ в сумке.
Чуть слышно щелкнул замок, она толкнула дверь, потянула тебя за собой. И воздух вокруг нее внезапно оказался пропитан напряжением. И внезапно тебе стало страшно. Страшно от мысли, что сейчас произойдет то, после чего уже не будет дороги назад. Она не включила свет, но ты видела этот безумный блеск в глазах: смешавшиеся воедино желание и страх. А потом внезапно горячие губы накрыли твои, холодные руки обвились вокруг твоей талии, прижимая к двери. В том поцелуе было все - нежность, страсть, страх - он был совершенен, как только может быть поцелуй.
- Так, теперь обжариваем тосты… - шипение масла, хихиканье Луизы. Открываешь дверь и останавливаешься на пороге, не в силах поверить. На ней черная футболка и джинсы, а поверх - серый в белую клетку фартук.
- Привет, мам, - Луиза первой замечает тебя, машет рукой в знак приветствия и тут же снова поворачивается к шкварчащей сковородке. На кухне стоит умопомрачительный аромат оливкового масла и базилика.
- Что вы делаете?
- Готовим баскский омлет, точнее, Джулия готовит, - тут же с широкой улыбкой поправляется Луиза: - Я выполняю функцию «принеси - подай - отойди - не мешай», - она усмехается, выкладывает на три тарелки тосты, сверху омлет и немного базилика.
- Вуаля, кушать подано! - неожиданная гостья поворачивается к тебе полностью и улыбается: - Привет.
- Привет, что… - но тебе не удается договорить, Луиза утягивает со стойки тарелку и идет к столу.
- Ммм, как вкусно!
- Годы практики, - она протягивает тебе вилку: - Потом я сварю кофе с корицей и кардамоном, - и тоже принимается за еду.
И тебе ничего не остается, кроме как начать есть. У тебя множество вопросов, но, кажется, с ними придется подождать до кофе. А еще, помимо вопросов, тебе очень хочется ее поцеловать… но с этим тоже придется подождать.
*«Есть без хлеба - всё равно, что совсем не есть»
**Фаина Раневская
04.11.09