m_d_n
in
rabota_psy
Как я попробовал на себе четыре вида психотерапии
Со страницы http://www.the-village.ru/village/people/experience/234129-therapist
По просьбе The Village корреспондент Стас Кузнецов испытал на себе четыре вида психотерапии и рассказал, что из этого вышло
31 марта 2016 года
65 665 просмотров
Психотерапия - новый чёрный. В последние годы как никогда разговоры о ней то и дело звучат во время дружеских посиделок, в перекурах на работе и в тредах соцсетей. Кажется, это ещё одна черта поколения миллениалов - депрессия больше не воспринимается надуманной мнимой болезнью, а признаётся диагнозом, который стоит лечить под надзором специалиста. При этом найти специалиста не так просто: разновидностей терапии существует великое множество, и регулярно этот список пополняется всё новыми пунктами. Все методы психотерапии не изучишь и не перепробуешь, но определить именно свой хочется. Специально для The Village корреспондент Стас Кузнецов решил провести эксперимент и почти наугад составил список из четырёх терапий на месяц. Так он попал на психодраму, танатотерапию, гипноз и логотерапию, после чего подробно рассказал, что с ним происходило.
Психодрама
Психодрама - это терапевтический групповой процесс, в котором используется инструмент драматической импровизации для изучения внутреннего мира человека. Современная психодрама применяется и в индивидуальной работе с клиентами - это называется монодрамой («Википедия»).
Вечер четверга, я повис на шкафу. Совсем рядом со мной висит психодраматист Павел, неподалёку за нами наблюдает моя подруга. Мы «находимся» в 1996 году, в спальне моих родителей, и мне шесть лет.
Час назад я с подругой курил у входа в полуподвальное помещение Московского института гештальта и психодрамы. Подруга, которая договаривалась об этой встрече, рассказала мне, что во время сеанса один из нас будет проживать свою историю, а другой - ему помогать, подыгрывать. Я вызвался быть «проживающим». Подруга этому, кажется, только обрадовалась.
Нужно сразу оговориться, что сегодняшний сеанс - необычный. Как правило, психодрама - это встреча психодраматиста и группы из шести-восьми незнакомых друг другу людей. Ещё бывают сеансы для пар и монодрама - для индивидуальной работы. Однако в этот раз нас двое, мы давно и близко дружим, но пришли не для решения общих проблем, которых у нас нет. Поэтому можно сказать, что мы работаем в рамках монодрамы, где есть помогающий мне близкий человек.
МИГИП оказался маленьким, похожим на офис турфирмы, а не на институт. По-мальчишески улыбающийся терапевт Павел встретил нас в коридоре и проводил в аудиторию. Она была пустой, если не считать нескольких самых заурядных шкафов, потёртого углового дивана, сложенных у стенки стульев, вешалки и стола. Ощущение от этой обстановки казалось знакомым. Уже позже понял: здесь как в школе.
- Всё, что важно прожить, - важно прожить.
По словам Павла, в течение дня он думал, как объяснить нам - тем, кто никогда не был на психодраме, - что это такое. И нашёл такую формулировку. Я честно пытался понять её с ходу, но получилось не до конца. Павел дал ещё несколько пояснений про метод и предложил на выбор - поработать над волнующей меня сейчас проблемой или посмотреть, как происходит работа в психодраме на примере детской истории. Я выбрал второе. Задача простая: вспомнить случай, который тогда казался большим и драматичным, а сейчас вспоминается с юмором, почти как анекдот. Причём его нужно не только вспомнить, но и проиграть заново. Я вспомнил.
Мне было лет шесть, я ненадолго остался один дома и развлекал себя как мог. Помню, мне жизненно важно было повырезать что-то из бумаги, но я не мог найти ножниц. Они хранились в спальне родителей, в мамином шкафу - среди кремов, пилочек, духов и других женских штучек. Туда я и полез, неспешно взбираясь по полкам к самой верхней из них. Но, как это часто бывает в российской действительности, мебель, которую нужно было прикрепить к стене, к ней не прикрепили. Вес шестилетнего оказался достаточным для того, чтобы шкаф, не сильно сопротивляясь, стал падать. Чудом отскочив назад, я увернулся от него, поэтому обошлось без увечий и потерь - если не считать остатков шкафа и маминой косметики, которая разбилась на чёрном ковролине размазанным натюрмортом. Словами не передать весь мой ужас. Но конец света пришёл чуть позже - вместе со звонком в дверь. На всякий случай разрыдавшись, я вышел из комнаты в коридор, приглашая себя на казнь. Ожидал я, конечно, увидеть маму, а увидел дядю, который жил тогда с нами. Я молча и не переставая плакать повёл его в спальню. Мы убирали ковровый натюрморт почти час до прихода мамы. Её реакции я уже не помню, но уверен, что рада она не была.
Павлу история понравилась, и мы приступили к постановке. Для начала нужно было воссоздать интерьер родительской комнаты. Поэтому стулья стали кроватью, офисный деревянный шкаф превратился в мамин, цветные карандаши очертили границы комнаты, а вешалку мы выдали за окно. Павел ходил со мной по воссозданной комнате, расспрашивал, что и где находится, - мы погружались в обстановку. Павел попросил меня показать, как я забирался на шкаф, как цеплялся за его полки, чтобы дотянуться до ножниц. Забирались на шкаф мы вместе с ним.
Я добрался до цели и завис. Вишу, держась за верхнюю часть шкафа, рядом со мной висит Павел, а где-то справа стоит подруга, наблюдая за нами. Мои мышцы напряжены. Следом Павел предлагает просто взять ножницы с полки и пойти повырезать из бумаги, как я тогда и хотел. Беру ножницы, иду к дивану, где лежит бумага, сажусь. Ощущение странное. Да, я хотел, чтобы было так. Но ведь было не так.
Говорю об этом Павлу, и он предлагает нам с ним ещё раз забраться на шкаф. Забираюсь всё с теми же ощущениями в теле. Теперь мне нужно продолжить историю, а значит, оттолкнуться от шкафа, чтобы увернуться от него и не оказаться под ним. Я легонько отталкиваюсь и как будто падаю. Мы проделываем это несколько раз. Дальше я наблюдаю, как «падает» шкаф. Мы с Павлом жмуримся, когда это происходит, - по-детски, играючи.
- Как тебе, прикольно?
- Прикольно!
- Хочешь ещё?
- Да!
Мы повторяем всё несколько раз. Понимаю, что, с одной стороны, я здесь, в МИГИПе, рядом с Павлом и подругой. С другой - я в спальне родителей, сижу на полу, а передо мной - разбитые склянки и сломанный шкаф. Конечно, условно, но я играю в эту историю, проживаю её вновь и вновь. Павел не даёт мне переигрывать, постоянно держит на уровне, чтобы я не превращал всё в спектакль МХТ. Поэтому заниматься этим скорее весело, чем трудно.
Наигравшись в битьё маминого шкафа, мы переходим к следующей части. Павел объясняет мне, что в моей истории я ждал появления мамы, а пришёл дядя. Предлагает мне проиграть, что было бы, если бы пришла мама. Подруге наконец-то дают роль: теперь она моя мама. Она должна позвонить в дверь, а я - встретить её на пороге. Но сначала я встану, расплачусь, как это было тогда, и только после этого выйду ей навстречу, в коридор.
И вот мы ходим с Павлом по комнате - туда-сюда, туда-сюда. Плачем нарочито, как в детском театре. В какой-то момент подруга, исполняющая роль моей мамы, «звонит» в дверь, то есть делает «динь-динь». Продолжая плакать, иду в условный коридор навстречу условной маме. Она спрашивает меня, что случилось, и, не дожидаясь ответа, обнимает. Крепко, искренне.
У меня смешанные чувства. Все внутренние зажимы от ползания по шкафу, падающих предметов и страха, кажется, уходят. Здесь мама, она обнимает меня, и в этом моменте очень много тепла. С другой стороны, я остаюсь включённым в реальность и понимаю, что это игра: обнимает меня не мама, рядом стоит терапевт, и мне не шесть, а 25 лет. Но именно от такого сочетания, от того, что эти чувства и воспоминания не заполняют меня полностью, мне хорошо. Я получаю в момент ровно то, чего мне хочется, - немного тепла.
- Прикольно? Хочешь ещё? - спрашивает Павел.
- Да, хочу.
И мы с Павлом повторяем последнюю сцену: плачем, ходим по комнате, идём к двери и встречаем там маму. Ещё одна встреча, ещё одно объятие, и я уже чуть ли не плачу по-настоящему. Мне прикольно, но ещё раз не хочется.
Танатотерапия
(продолжение в следующем посте)
По просьбе The Village корреспондент Стас Кузнецов испытал на себе четыре вида психотерапии и рассказал, что из этого вышло
31 марта 2016 года
65 665 просмотров
Психотерапия - новый чёрный. В последние годы как никогда разговоры о ней то и дело звучат во время дружеских посиделок, в перекурах на работе и в тредах соцсетей. Кажется, это ещё одна черта поколения миллениалов - депрессия больше не воспринимается надуманной мнимой болезнью, а признаётся диагнозом, который стоит лечить под надзором специалиста. При этом найти специалиста не так просто: разновидностей терапии существует великое множество, и регулярно этот список пополняется всё новыми пунктами. Все методы психотерапии не изучишь и не перепробуешь, но определить именно свой хочется. Специально для The Village корреспондент Стас Кузнецов решил провести эксперимент и почти наугад составил список из четырёх терапий на месяц. Так он попал на психодраму, танатотерапию, гипноз и логотерапию, после чего подробно рассказал, что с ним происходило.
Психодрама
Психодрама - это терапевтический групповой процесс, в котором используется инструмент драматической импровизации для изучения внутреннего мира человека. Современная психодрама применяется и в индивидуальной работе с клиентами - это называется монодрамой («Википедия»).
Вечер четверга, я повис на шкафу. Совсем рядом со мной висит психодраматист Павел, неподалёку за нами наблюдает моя подруга. Мы «находимся» в 1996 году, в спальне моих родителей, и мне шесть лет.
Час назад я с подругой курил у входа в полуподвальное помещение Московского института гештальта и психодрамы. Подруга, которая договаривалась об этой встрече, рассказала мне, что во время сеанса один из нас будет проживать свою историю, а другой - ему помогать, подыгрывать. Я вызвался быть «проживающим». Подруга этому, кажется, только обрадовалась.
Нужно сразу оговориться, что сегодняшний сеанс - необычный. Как правило, психодрама - это встреча психодраматиста и группы из шести-восьми незнакомых друг другу людей. Ещё бывают сеансы для пар и монодрама - для индивидуальной работы. Однако в этот раз нас двое, мы давно и близко дружим, но пришли не для решения общих проблем, которых у нас нет. Поэтому можно сказать, что мы работаем в рамках монодрамы, где есть помогающий мне близкий человек.
МИГИП оказался маленьким, похожим на офис турфирмы, а не на институт. По-мальчишески улыбающийся терапевт Павел встретил нас в коридоре и проводил в аудиторию. Она была пустой, если не считать нескольких самых заурядных шкафов, потёртого углового дивана, сложенных у стенки стульев, вешалки и стола. Ощущение от этой обстановки казалось знакомым. Уже позже понял: здесь как в школе.
- Всё, что важно прожить, - важно прожить.
По словам Павла, в течение дня он думал, как объяснить нам - тем, кто никогда не был на психодраме, - что это такое. И нашёл такую формулировку. Я честно пытался понять её с ходу, но получилось не до конца. Павел дал ещё несколько пояснений про метод и предложил на выбор - поработать над волнующей меня сейчас проблемой или посмотреть, как происходит работа в психодраме на примере детской истории. Я выбрал второе. Задача простая: вспомнить случай, который тогда казался большим и драматичным, а сейчас вспоминается с юмором, почти как анекдот. Причём его нужно не только вспомнить, но и проиграть заново. Я вспомнил.
Мне было лет шесть, я ненадолго остался один дома и развлекал себя как мог. Помню, мне жизненно важно было повырезать что-то из бумаги, но я не мог найти ножниц. Они хранились в спальне родителей, в мамином шкафу - среди кремов, пилочек, духов и других женских штучек. Туда я и полез, неспешно взбираясь по полкам к самой верхней из них. Но, как это часто бывает в российской действительности, мебель, которую нужно было прикрепить к стене, к ней не прикрепили. Вес шестилетнего оказался достаточным для того, чтобы шкаф, не сильно сопротивляясь, стал падать. Чудом отскочив назад, я увернулся от него, поэтому обошлось без увечий и потерь - если не считать остатков шкафа и маминой косметики, которая разбилась на чёрном ковролине размазанным натюрмортом. Словами не передать весь мой ужас. Но конец света пришёл чуть позже - вместе со звонком в дверь. На всякий случай разрыдавшись, я вышел из комнаты в коридор, приглашая себя на казнь. Ожидал я, конечно, увидеть маму, а увидел дядю, который жил тогда с нами. Я молча и не переставая плакать повёл его в спальню. Мы убирали ковровый натюрморт почти час до прихода мамы. Её реакции я уже не помню, но уверен, что рада она не была.
Павлу история понравилась, и мы приступили к постановке. Для начала нужно было воссоздать интерьер родительской комнаты. Поэтому стулья стали кроватью, офисный деревянный шкаф превратился в мамин, цветные карандаши очертили границы комнаты, а вешалку мы выдали за окно. Павел ходил со мной по воссозданной комнате, расспрашивал, что и где находится, - мы погружались в обстановку. Павел попросил меня показать, как я забирался на шкаф, как цеплялся за его полки, чтобы дотянуться до ножниц. Забирались на шкаф мы вместе с ним.
Я добрался до цели и завис. Вишу, держась за верхнюю часть шкафа, рядом со мной висит Павел, а где-то справа стоит подруга, наблюдая за нами. Мои мышцы напряжены. Следом Павел предлагает просто взять ножницы с полки и пойти повырезать из бумаги, как я тогда и хотел. Беру ножницы, иду к дивану, где лежит бумага, сажусь. Ощущение странное. Да, я хотел, чтобы было так. Но ведь было не так.
Говорю об этом Павлу, и он предлагает нам с ним ещё раз забраться на шкаф. Забираюсь всё с теми же ощущениями в теле. Теперь мне нужно продолжить историю, а значит, оттолкнуться от шкафа, чтобы увернуться от него и не оказаться под ним. Я легонько отталкиваюсь и как будто падаю. Мы проделываем это несколько раз. Дальше я наблюдаю, как «падает» шкаф. Мы с Павлом жмуримся, когда это происходит, - по-детски, играючи.
- Как тебе, прикольно?
- Прикольно!
- Хочешь ещё?
- Да!
Мы повторяем всё несколько раз. Понимаю, что, с одной стороны, я здесь, в МИГИПе, рядом с Павлом и подругой. С другой - я в спальне родителей, сижу на полу, а передо мной - разбитые склянки и сломанный шкаф. Конечно, условно, но я играю в эту историю, проживаю её вновь и вновь. Павел не даёт мне переигрывать, постоянно держит на уровне, чтобы я не превращал всё в спектакль МХТ. Поэтому заниматься этим скорее весело, чем трудно.
Наигравшись в битьё маминого шкафа, мы переходим к следующей части. Павел объясняет мне, что в моей истории я ждал появления мамы, а пришёл дядя. Предлагает мне проиграть, что было бы, если бы пришла мама. Подруге наконец-то дают роль: теперь она моя мама. Она должна позвонить в дверь, а я - встретить её на пороге. Но сначала я встану, расплачусь, как это было тогда, и только после этого выйду ей навстречу, в коридор.
И вот мы ходим с Павлом по комнате - туда-сюда, туда-сюда. Плачем нарочито, как в детском театре. В какой-то момент подруга, исполняющая роль моей мамы, «звонит» в дверь, то есть делает «динь-динь». Продолжая плакать, иду в условный коридор навстречу условной маме. Она спрашивает меня, что случилось, и, не дожидаясь ответа, обнимает. Крепко, искренне.
У меня смешанные чувства. Все внутренние зажимы от ползания по шкафу, падающих предметов и страха, кажется, уходят. Здесь мама, она обнимает меня, и в этом моменте очень много тепла. С другой стороны, я остаюсь включённым в реальность и понимаю, что это игра: обнимает меня не мама, рядом стоит терапевт, и мне не шесть, а 25 лет. Но именно от такого сочетания, от того, что эти чувства и воспоминания не заполняют меня полностью, мне хорошо. Я получаю в момент ровно то, чего мне хочется, - немного тепла.
- Прикольно? Хочешь ещё? - спрашивает Павел.
- Да, хочу.
И мы с Павлом повторяем последнюю сцену: плачем, ходим по комнате, идём к двери и встречаем там маму. Ещё одна встреча, ещё одно объятие, и я уже чуть ли не плачу по-настоящему. Мне прикольно, но ещё раз не хочется.
Танатотерапия
(продолжение в следующем посте)