Разве ж это жизнь? (рецензия на "Жизнь Адель")
Попытка разместить рецензию на нашем сайте пока не увенчалась успехом; кроме того, полагаю, что мало-мальски объемные публикации желательно до поры до времени дублировать тут и там.
Свои походы в кино я тщательно продумываю, поскольку занять свободное время при наличии телевидения, Интернета, компьютерных игр и полноценной библиотеки - не проблема. Проблема скорее в наличии свободного времени.
И если уж идти в кино, то на что-то стоящее, что-то эксклюзивное.
Поэтому, когда в мае 2013 года «Жизнь Адель» французского режиссера тунисского происхождения Абделатифа Кешиша получила Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля, и поднялась некоторая шумиха по поводу лесбийских сцен в фильме, я сказал жене, что, наверное, это стоит посмотреть.
«Если у нас не запретят», - добавил я, памятуя о законе против пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних, борцах за нравственность вроде депутата Питерского заксобрания В. Милонова и т.п.
На вечернем сеансе нам удалось взять два последних билета, да и то, как сказала кассирша, из-за снятия брони.
Что же так привлекло зрителей: дразнящий призрак «другой любви», обилие откровенных эротических сцен, почтение к призам крупнейшего международного кинофестиваля, осточертевшие «блокбастеры» для 12-летних?
Вероятно, все понемногу.
Фильм снят с высоким художественным мастерством, с применением модного «дрожания» ручной камеры, создающего эффект спонтанности.
При этом обилие крупных планов актеров при недостаточно обильно нанесенном гриме, а также довольно натуральное убранство жилищ помогает «дегламуризировать» изображаемую реальность. Этому же способствуют различные физиологические подробности: слезы, слюни, сопли, поедание пищи.
Прекрасно подобраны актеры, которые играют удивительно органично, словно живут, а не играют (так, исполнительницы главных ролей в Каннах были удостоены «Золотой пальмовой ветви» вместе с режиссером, что является исключительным случаем).
Собственно сексуальные сцены сделаны вполне деликатно, хотя и откровенно: режиссеру удается найти грань, отделяющую житейский процесс от фантазмов и обезличенного физиологического любопытства порнографии.
Однако на фоне всех этих достижений у картины есть столь же крупные недостатки, которые едва ли не перевешивают его достоинства.
Прежде всего это невнятность предложенной концепции.
Как говорится, посмотрели мы трехчасовой (да-да!) фильм, и что? Тут самое время рассказать собственно о картине.
Героиня в начале фильма - старшеклассница из пригорода Лилля, активно приступающая к исследованию половой жизни, сначала с юношей из параллельного класса, а потом, под властью захвативших ее эротических фантазий, с девушкой немного старше себя. Совершенно не меняющаяся внешне Адель, как становится ясно по косвенным приметам, к концу фильма взрослеет на 5-6 лет, а кроме нескольких ужинов, 4-х полномасштабных (от 3 до 7 минут) сексуальных сцен, 2-3 уроков литературы и нескольких уроков, которые дает она сама, став учительницей начальных классов, ничего в фильме и не происходит.
Ну да, ее сожительство с подругой Эммой завершается ссорой и расставанием, обе они продолжают желать сексуальных отношений, но любви, как признается Эмма, живущая теперь с другой женщиной, нет, а отношения с симпатизирующим Адели молодым человеком Самиром могут сложиться, но остаются за кадром - режиссер заметил в интервью, что, возможно, снимет продолжение (если буржуазия оценит profit и денег даст, цинично заметим мы).
Итак, не затянут ли фильм о частной жизни двух, по сути, девушек? Полагаю, однозначно затянут. И, что интересно, некоторые сцены, концептуально важные, как раз удалены.
Напротив, в фильме, как я говорил, 4 эротические сцены (не считая еще экранизации эротического сна Адели) - 1 гетеросексуальная, очень убедительная, и 3 (со сном - 4) - гомосексуальные (лесбийские), и, на мой непросвещенный взгляд, не слишком убедительные (режиссер мужчина, актрисы вроде в жизни не лесбиянки).
Что характерно, лесбийские сцены все похожи. Важна из них лишь самая продолжительная сцена первого соития. Последующие сцены ничего не добавляют ни к нашим представлениями о телосложении героинь, ни к иллюстрации о диапазоне ласк персонажей, ни, тем более, к движению сюжета.
Зато, как я прочитал в интервью актрисы, сыгравшей Адель, из фильма удалена сцена негативной реакции родителей героини на ее лесбийские наклонности.
Мы вообще маловато узнаем об окружении Адель. По косвенным признакам видно, что родители ее победнее, попроще околобогемных родителей художницы Эммы: на званом ужине они предлагают макароны с соусом и курицей, тогда как школьницу угощали устрицами с белым вином.
И к лесбиянству богемная тусовка совершенно терпима. Вообще, неприятие гомосексуализма французским обществом (а ведь закон о разрешении регистрации однополых союзов вызвал массовые протесты широких масс традиционалистов) также совершенно смазанно показано в фильме: Адель ссорится с одноклассницами, заподозрившими ее в неправильной ориентации, но это можно понять и как чрезмерное внимание к сексуальным вопросам у 16-17-летних; еще она не афиширует свое сожительство с женщиной на работе, но это опять же, скорее, свидетельствует о ее интровертности, мало что сообщая об общественных настроениях.
Про эти настроения режиссер предпочел рассказать настолько куце, что даже где-то оскорбительно: он показывает сначала участие старшеклассников (или первокурсников, не поймешь их систему образования) в демонстрации по поводу приватизации учебных заведений, сокращения бесплатных мест в университетах. Молодые люди весело подпевают песне из громкоговорителей об обездоленных, которые призывают «кончать богатеев». А чуть позже Адель участвует в обычном гей-прайде, где все столь же веселы, только совсем молчат на социальные темы, а только целуются да обнимаются.
Вскользь говорит Эмма о том, что галерейщиков интересуют только деньги, а деньги перепадают только тем художникам, кто следует моде, которую формируют как раз эти самые галерейщики (одного из них мы видим, он рассказывает о своем богатом бисексуальном опыте, поедая макароны, приготовленные на этот раз самой Аделью).
Кстати, и здесь эдакие чеховско-хемингуэевские недосказанности позволяют более или менее предположить социально-политическую позицию режиссера: на светском ужине, организованном Эммой для своих богемных друзей, Адели фактически отводится роль прислуги и домашней кошечки хозяйки дома. Она все приготовила, сервировала стол, накладывает макароны прожорливым художникам в тарелки, а Эмма поглощена болтовней со старой знакомой, такой же творческой натурой, к которой в итоге и уйдет.
Другие важные подруги Эммы пишут диссертации по искусствоведению или культурологии, и по фрагментам диалога вполне ясно, что это попросту лженауки.
Единственный, кто предлагает Адели присесть и перекусить, это тот самый Самир, рассказывающий о своей поездке в Голливуд, где он сыграл злобного арабского террориста в эпизоде какого-то мегаблокбастера (конечно, кого может сыграть молодой араб? Столкновение ж цивилизаций, шутка ли).
После важной (для Эммы) вечеринки Адель перемывает гору посуды и идет в постель к давно находящейся там подруге, читающей какую-то книжку по искусству и высказывающей мнение, что пора Адели «что-то значительное написать» - не одними ж макаронами ей хвастаться среди своих коллег! Высказав столь важное указание, она походя отказывает Адели в близости под предлогом менструации, и начинает нарастать ощущение близкого разрыва.
Вероятно, эту сцену можно было бы развернуть в более откровенное социальное противостояние, но режиссер не стал четко расставлять акценты и, полагаю, вот почему.
Если в российской «Елене» Александра Звягинцева противопоставление и противостояние первых и последних, богатых и бедных, доходящие порой, по-моему, до карикатуры, носили прямо-таки плакатный характер, что вполне отражает реальность разрыва в уровне жизни, то европейское «социальное государство» всячески стремится сгладить социально-классовое расслоение.
Наглых богачей, посылающих в анальное путешествие тех, у кого нет миллиарда (как некогда крылато обмолвился нынешний камбоджийский узник Сергей Полонский), в фильме и близко не видать.
Напротив, Эмма рекомендует Адели прочитать «Экзистенциализм - это гуманизм» Ж.-П. Сартра, а ведь именно с этой работы начался его уклон влево, к неомарксизму.
В то же время, кроме этой сомнительной рекомендации ничем прокоммунистическим позиция Эммы не отмечена. А вот «левизной», которая с некоторых пор стала как-то увязываться с пресловутым ЛГБТ-сообществом, пожалуй.
И эта бесплодная левизна, приправленная восторгами перед «бунтарями» Шиле, Климтом или Пикассо (единственного художника, которого помнит Адель), никак не влияет на ее высокомерное и безответственное отношение к своей молоденькой подруге (в частности, в ходе ссоры она выгоняет ее ночью из дому, бросив вслед сумку с одеждой), ее образ жизни, ее круг общения и ее салонно-декоративное творчество.
Между тем Адель отнюдь не только аппетитная и свежая дурочка, годная для сексуальных игр. Она - формирующаяся личность, творчески реализующаяся, находящая свое призвание в работе с детьми. Конечно, нам показана не жизнь Адель, а только «страницы жизни». Режиссер слишком поверхностно, импрессионистски показал социальные, экономические и политические аспекты этой жизни, уделив чрезмерное внимание постельным сценам. В этом и заключается центральный недостаток картины, обусловленный, вероятно, требованиями рынка, необходимостью «скандала» для «раскрутки».
Почитав же рецензии разных российских авторов, да и прочитав интервью с исполнительницей главной роли (девочке всего 19 лет, что с нее возьмешь!), я встретил море заявлений про то, что страсть всегда когда-то кончается, что нам показана общая конструкция любовных отношений, что вот лично Адель разрушила такие вроде перспективные (в орально-генитальном, видимо, смысле) отношения.
И я понял, о чем надо будет сказать мне в рецензии на этот весьма неровный, но отнюдь не заурядный фильм.
P.S.: уже дописывая рецензию, я натолкнулся на интервью РИА «Новости» с режиссером Кешишем, который прямо обратил внимание читателей и зрителей на социальный подтекст ленты.