"Паспорт и камеру сюда!" - орала толпа в униформе, прижавшая меня к воротам Египетской нефтяной корпорации Enppi в Каире. Несколько человек начали заталкивать меня внутрь помещения.
Наиболее интересное в журналистской работе происходит, как правило, за кадром. Читатель или зритель вряд ли узнает, что за 3-х минутным репортажем или статьей на 4 полосы часто стоит несколько недель напряженной работы и непосредственного риска. В этот день мы с моим египетским другом договорились сьездить в какую-нибудь индустриальную зону Каира, чтобы поснимать заборы, рабочих и т.д. для материала о левом движении в Египте. Я приехал на место встречи чуть раньше и обнаружил там какой-то офис за высоким забором. Людей вокруг не было, поэтому я решил на всякий случай сделать пару кадров. Дело в том, что в Египте любой иностранец изначально рассматривается как шпион, а иностранец с камерой - это шпион на все 146%. Поэтому доставать камеру где угодно в Египте, кроме, пожалуй, пирамид, - это риск, близкий к смертельному, особенно в сегодняшней ситуации.
То самое фото
Это не фигура речи, поскольку несколько месяцев назад американец, решивший поснимать на телефон для друзей штурм штаб-квартиры Братьев-мусульман в Александрии демонстрантами, был убит ударом ножа в сердце. Двое канадцев, о которых я писал
здесь, арестованных без каких-либо обвинений после того, как они остановились спросить дорогу у полицейского, были выпущены из тюрьмы спустя 2 месяца только после того, как отцу одного из них как-то удалось дозвониться до кабинета министров. 2 месяца они провели на полу камеры, забитой настолько, что спать там можно было только на боку, при этом координируя с сокамерниками переворачивание на другой бок. Поэтому в Египте поневоле становишься немного шпионом, стараясь как можно меньше привлекать внимания.
Воровато оглядываясь, я достал камеру и быстро пару раз щелкнул здание с забором, одновременно краем глаза заметив какое-то движение.
Уличный продавец воды, оглядываясь на меня, быстро зашел внутрь здания. Нехорошее предчувствие усилилось, когда он с торжествующим видом выскочил назад. Тогда я подумал, что пора, наверное, бежать. Но рациональная часть мозга решила, что какого черта? Это же всего лишь забор, а не военное учреждение или танк, за фотографирование которых в Египте вполне официально смертная казнь уголовное наказание. А если я побегу, то это как раз всех убедит в том, что я самый настоящий шпион. Впрочем, рациональную часть мозга в таких местах лучше выключать - т.к. все остальные участники событий здесь действуют иррационально.
Вслед за доносчиком из здания выскочил секьюр, который молча в меня вцепился и потащил к воротам. Туда уже подбегали другие, сначала крича "Almasry??" (Египтянин? - меня почему-то постоянно там принимали за местного), а потом "Israel??". "Паспорт и камеру сюда!!" - орала толпа. Уже собралось человек 20. С учетом того, что я улетал на следующий день, сдача паспорта была возможна только в крайнем случае. Впрочем, случай стал крайним очень быстро, когда толпа начала срывать с меня рюкзак и тащить внутрь своей сторожки на территорию комплекса. "Стоп-стоп-стоп! Мой друг сейчас придет сюда, он альмасри, он все вам обьяснит. Сейчас я ему звоню. Вот смотрите!" Я набрал номер Ахмеда, который уже должен был быть здесь, но, как это часто бывает в Египте, опаздывал. "Да, я уже почти здесь". Он показался на другой стороне улицы. Секьюры приостановили попытки затащить меня внутрь.
Появление Ахмеда, однако, ситуацию не сгладило, даже наоборот - одно дело поймать просто иностранного шпиона, а другое - еще и шпиона с египетским предателем-помощником. Начальник охранников потребовал айди-карту у Ахмеда и куда-то с ней ушел, обьяснив, что он должен проверить его через национальную безопасность. Я не понимал, что происходит, и при чем тут национальная безопасность. "Ахмед, скажи им, что если им не нравится, когда кто-то фотографирует их забор, то я могу просто фото стереть, и мы отсюда уйдем. Это же просто частные секьюры". "Дело не в этом. Это не совсем частные охранники, это государственная компания. И ты уже его сфотографировал. Их начальник пытается сделать из этого дело и подключить национальную безопасность." "Какое дело? - тупо спросил я. - Это же всего лишь забор". "Ты не должен был вообще к ним попадаться. Их начальник хочет получить повышение и внимание своего начальства за то, что он задержал иностранного шпиона. Если они сейчас вызовут полицию, то нас просто посадят "до выяснения" без всякого суда и мы можем оттуда никогда уже не выйти. В полиции тоже может быть кто-то, кто хочет сделать карьеру..."
Настроение секьюров вокруг нас постоянно менялось. Они, похоже, уже считали нас арестованными. Один из них, жутковатый тип с кривым лицом, глумливо обьявил мне, что Обама - осел. Коллега-охранник его осадил: "Остынь, он не американец". "Вэлком!" - кривляясь, они постепенно заталкивали нас на свою территорию, чего я хотел избежать до конца - внутри помещения на их территории последние тормоза могли отказать у этих людей. Пока их несколько сдерживали усвоенные еще во времена Мубарака рефлексы почтения перед иностранцами и угрозы привлечь посольство.
"Ахмед, мне уже пора звонить в посольство?" "Нет, пока подожди". Неприятная правда заключалась в том, что я не смог бы никуда позвонить - на телефоне оставалось 2 египетских фунта, чего хватило бы на послушать автоответчик с кнопочным выбором на пару минут (Я решил не пополнять баланс утром, т.к. я же завтра все равно уезжаю хаха).
К нам подошли еще два человека, на этот раз черной униформе, и стали неприязненно нас рассматривать. "Это из военной полиции", - радостно сообщил англоговорящий секьюр. Наконец, их шеф вышел из здания и что-то сказал Ахмеду. "Вот теперь пора звонить в посольство! Национальная безопасность дала добро на вызов полиции," - сообщил он. Мы стояли и смотрели, как этот грузный человек в потертом пиджаке отправляет нас в тюрьму, чтобы получить признательность начальства. Через 2 недели Ахмед должен был ехать в Германию, о чем он давно мечтал и выиграл стипендию на магистерскую программу в небольшом баварском городе. Я на следующий день должен был улетать из Египта. Вместо этого нам предстояло подвергнуться избиениям и пыткам и, возможно, навсегда, сгинуть в застенках, как это уже случалось с многими тысячами людей в этой стране до нас.
Внезапно с Ахмедом случилась настоящая истерика - он бегал по двору среди ошарашенных секьюров и орал. Как он потом рассказал, он кричал, что он никакого отношения ко всему этому не имеет, что они все прекрасно понимают, что мы ни в чем не виноваты, и что они специально ломают нам жизнь. Я же стоял и думал, на смску кому мне потратить последние 2 египетских фунта на телефоне. Но чудо таки произошло - какие-то колеса в этой чудовищной кафкианской машине не провернулись: в полиции в этот момент не оказалось человека, желающего делать на нас карьеру. Ахмеду вернули айди и нас отпустили. "Они сказали, что они передали всю информацию в национальную безопасность, так что если это попадется на глаза кому-то, кто захочет сделать из этого дело, они меня вполне арестуют дома, они теперь знают, кто я и где живу". За этот час у входа в Египетскую нефтяную компанию я понял больше об арабской весне, чем за все предыдущие поездки в этот регион. Настоящее лицо диктатуры - это не поезда, приходящие по расписанию, и не уважение (или страх?) в глазах иностранцев, и даже не порядок на улицах. Это мелкий начальник частной охраны, который ломает вам жизнь, отправляя в тюрьму по нелепому обвинению.