(no subject)
Часть I
Часть II
Прежде чем приступить к части третьей, хочу сделать маленькое вступление. Я, как меня приучили старшие товарищи, подвержен этикету ЖЖ и вовсю пользуюсь лже-катом. Даже для не очень больших текстов. Но закралось у меня подозрение, что куча френдов под каты просто никогда не заглядывает. Я даже не представляю, сколько народу прочло первые две части сего опуса... Ну да ладно. Если вам неинтересно - так и скажите, больше экран марать не буду. А то я еще и про Марьинку, и про Архипова, и про несколько израильских, и про франкфурт-на-майнские и вапше - графоман я тот еще, как известно. Чему весь данный абзац наглядное подтверждение. Причем не просто графоман, а графоман снедаемый комплексом неполноценности. Все, читайте собсно текст, а то жена увидит, и заставит половину стереть...
Часть 3
Про первое впечатление о синагоге родной Екатеринославщины я уже упоминал в первой части. Настало время описать знакомство непосредственное.
Началось оно издалека. И я начну оттуда же. Во второй части я ездил в Ленинград. В начале третьей я оттуда вернулся с кучей впечатлений и первой любовью (отдельная история, запрещенная супругой цензурой). И обнаружил, что моя мама навострила лыжи. Со мною. И с папой, если захочет. А если не захочет - то без него. Но со мною. Произошло это решение банально - мама окончательно поняла, что от армии меня не отмазать. Никак. С того все началось.
Стояло лето 89 и Америка все еще была открыта. Не на долго, но мы об этом не знали. Опять же - Израиль. А тут к московским родственникам приехал сын - Вадик Канторер (больше известный как Дов) из первой части. И меня отправили в Москву расспросить его об Израиле - стоит ли туда ехать. Вернулся я из Москвы почти законченым сионистом и обладая заветным телефоном преподавателя иврита. За романтическим именем Борис.
Борис был вызвонен, и назначил мне свидание... Да-да, в этой самой местной синагоге. И вот, в ясный осенний, точнее бабье-летний день. Закончив занятия в техникуме, я спустился с горы известными всем студентам дворами и зашел в пресловутые глухие ворота крашенного железа. Следуя телефонной инструкции прошел на задний двор и поднялся по шаткой деревянной лестнице на второй этаж. Там, в свежепобеленной комнате, обвешанной плакатами на незнакомом но уже узнаваемом иврите, сидело человек восемь молодых и не очень людей в нелепых головных уборах. Перед ними распинался парень лет 25-и, со впалыми щеками и синяками вокруг глаз, но с невероятно приветливой улыбкой, рассказывая им чего-то голосом с небольшим но заметным фефектом фикции. Увидев меня на входе он спросил - Рома? А я - Барух. Потом аудитории - Извините, я на минутку, - и вывел меня в предбанник второго этажа.
С этого началось мое годовое общение с Днепропетровской синагогой. На тот момент здание было в полуаварийном состоянии, но так-как это состояние сохранялось за ним последние много лет, не приедь Каминецкий, оно все еще в таком бы состоянии и оставалось.
В будни использовался женский загон на втором этаже - для занятий. А в субботы открывались главные двери первого и народ приходил на молитву. Под балконом женского загона были столы и шкафы с отсыревшими и поеденными червяком книгами. Там потом была первая ешива. Двор был большой и пустой, окруженный глухими стенами соседних домов.
Самая большая толпа собиралась по воскресеньям и четвергам. В четверги были занятия по недельной главе, которые собирали почему-то большие толпы. Вначале их вел Рабкин, потом, после его отъезда, Борух Цейтки (да-да, тот самый). А потом и я.
А по воскресеньям собирался еврейский народ города. Чтобы получить информацию об Израиле. Куда почти все ехали. Ну и приобщиться к корням, так сказать. В смысле - к истокам. Ну, мы и приобщали.
Где-то посереди моего знакомства с синагогой в ней был сделан ремонт. Стены расписали львами и пальмами, под потолком пустили всякие стихи из Торы. Красиво. И народу нравилось.
И когда Сейдер делали - официозные сейдеры были по ресторанам, а в синагоге был для своих. Настоящий и интересный. И праздники отмечали. И ешиву потом там сделали. Хотя начиналась ешива в доме Йосифа Секунды.
А потом я стал ездить в Москву. И торчать в Кунцевской ешиве. И наша синагога как-то отшла на второй план. А жаль. А сегодня она уже не та, ее перекрасили, переделали в более кошерный вид и унифицировали. Полностью растеряв тот старый аромат советских, с трудом выживающих синагог...
И на закуску - иллюстрация:
Верхний ряд справа налево: Витя Саксонов, Борух Цейткин, Зеев Рубинс, ВПС, Йехиэль Цейткин, неидентифицированный юноша.
Нижний ряд справа налево: Алекс Кракович, неидентифицированный ребенок, неидентифицированный юноша.
Часть II
Прежде чем приступить к части третьей, хочу сделать маленькое вступление. Я, как меня приучили старшие товарищи, подвержен этикету ЖЖ и вовсю пользуюсь лже-катом. Даже для не очень больших текстов. Но закралось у меня подозрение, что куча френдов под каты просто никогда не заглядывает. Я даже не представляю, сколько народу прочло первые две части сего опуса... Ну да ладно. Если вам неинтересно - так и скажите, больше экран марать не буду. А то я еще и про Марьинку, и про Архипова, и про несколько израильских, и про франкфурт-на-майнские и вапше - графоман я тот еще, как известно. Чему весь данный абзац наглядное подтверждение. Причем не просто графоман, а графоман снедаемый комплексом неполноценности. Все, читайте собсно текст, а то жена увидит, и заставит половину стереть...
Часть 3
Про первое впечатление о синагоге родной Екатеринославщины я уже упоминал в первой части. Настало время описать знакомство непосредственное.
Началось оно издалека. И я начну оттуда же. Во второй части я ездил в Ленинград. В начале третьей я оттуда вернулся с кучей впечатлений и первой любовью (отдельная история, запрещенная супругой цензурой). И обнаружил, что моя мама навострила лыжи. Со мною. И с папой, если захочет. А если не захочет - то без него. Но со мною. Произошло это решение банально - мама окончательно поняла, что от армии меня не отмазать. Никак. С того все началось.
Стояло лето 89 и Америка все еще была открыта. Не на долго, но мы об этом не знали. Опять же - Израиль. А тут к московским родственникам приехал сын - Вадик Канторер (больше известный как Дов) из первой части. И меня отправили в Москву расспросить его об Израиле - стоит ли туда ехать. Вернулся я из Москвы почти законченым сионистом и обладая заветным телефоном преподавателя иврита. За романтическим именем Борис.
Борис был вызвонен, и назначил мне свидание... Да-да, в этой самой местной синагоге. И вот, в ясный осенний, точнее бабье-летний день. Закончив занятия в техникуме, я спустился с горы известными всем студентам дворами и зашел в пресловутые глухие ворота крашенного железа. Следуя телефонной инструкции прошел на задний двор и поднялся по шаткой деревянной лестнице на второй этаж. Там, в свежепобеленной комнате, обвешанной плакатами на незнакомом но уже узнаваемом иврите, сидело человек восемь молодых и не очень людей в нелепых головных уборах. Перед ними распинался парень лет 25-и, со впалыми щеками и синяками вокруг глаз, но с невероятно приветливой улыбкой, рассказывая им чего-то голосом с небольшим но заметным фефектом фикции. Увидев меня на входе он спросил - Рома? А я - Барух. Потом аудитории - Извините, я на минутку, - и вывел меня в предбанник второго этажа.
С этого началось мое годовое общение с Днепропетровской синагогой. На тот момент здание было в полуаварийном состоянии, но так-как это состояние сохранялось за ним последние много лет, не приедь Каминецкий, оно все еще в таком бы состоянии и оставалось.
В будни использовался женский загон на втором этаже - для занятий. А в субботы открывались главные двери первого и народ приходил на молитву. Под балконом женского загона были столы и шкафы с отсыревшими и поеденными червяком книгами. Там потом была первая ешива. Двор был большой и пустой, окруженный глухими стенами соседних домов.
Самая большая толпа собиралась по воскресеньям и четвергам. В четверги были занятия по недельной главе, которые собирали почему-то большие толпы. Вначале их вел Рабкин, потом, после его отъезда, Борух Цейтки (да-да, тот самый). А потом и я.
А по воскресеньям собирался еврейский народ города. Чтобы получить информацию об Израиле. Куда почти все ехали. Ну и приобщиться к корням, так сказать. В смысле - к истокам. Ну, мы и приобщали.
Где-то посереди моего знакомства с синагогой в ней был сделан ремонт. Стены расписали львами и пальмами, под потолком пустили всякие стихи из Торы. Красиво. И народу нравилось.
И когда Сейдер делали - официозные сейдеры были по ресторанам, а в синагоге был для своих. Настоящий и интересный. И праздники отмечали. И ешиву потом там сделали. Хотя начиналась ешива в доме Йосифа Секунды.
А потом я стал ездить в Москву. И торчать в Кунцевской ешиве. И наша синагога как-то отшла на второй план. А жаль. А сегодня она уже не та, ее перекрасили, переделали в более кошерный вид и унифицировали. Полностью растеряв тот старый аромат советских, с трудом выживающих синагог...
И на закуску - иллюстрация:
Верхний ряд справа налево: Витя Саксонов, Борух Цейткин, Зеев Рубинс, ВПС, Йехиэль Цейткин, неидентифицированный юноша.
Нижний ряд справа налево: Алекс Кракович, неидентифицированный ребенок, неидентифицированный юноша.