Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!
Оригинал взят у ap_love_82 в Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!
Отзыв на статью П.М. Расинского «Концепция ликвидации грамотности для сохранения русского языка»
(газета: «Суть времени», №: 174 от 20.04.2016 г., рубрика: «Социальная война»
https://gazeta.eot.su/article/koncepciya-likvidacii-gramotnosti-dlya-sohraneniya-russkogo-yazyka)
Прямая зависимость между средним уровнем русского языка, широко используемого на практике в самых широких общественных слоях, и состоянием культуры в России была для меня очевидна и прежде, но теперь, прочитав статью Павла Расинского, я вновь подчеркнул для себя справедливость данного утверждения. Иными словами, о текущем состоянии культуры в стране с достаточной степенью уверенности можно судить уже по тому, насколько качественно её граждане владеют своим родным языком…. И, по большому счету, не так важно, идет ли при этом речь о разговорных навыках, или об умении изложить свою точку зрения в виде текста. Важно то, что завышенная планка культурных потребностей в обществе, если таковая существует, просто не может не потянуть за собой наверх общий уровень владения языком. А как иначе? Одно другому должно соответствовать. Ведь если ты ставишь перед собой высокий культурный ориентир, то ты по определению должен искоренить в себе всё то, что мешает тебе приблизиться к нему. И если таковым ориентиром для тебя является, условно, Толстой или Чехов, то трудно самому при этом довольствовать уровнем Эллочки Щукиной и не испытывать глубокого внутреннего дискомфорта. Таким образом, если же качество языка в стране остается стабильно невысоким на протяжении длительного времени, то и об уровне культурных запросов в обществе вполне себе можно сделать соответствующий вывод. А потому, с прискорбием остается констатировать, что в этой связи, состояние дел в России, конечно, оставляет желать лучшего.
Действительно, глядя на то, как современные школьники или студенты то и дело пытаются написать связный текст, превышающий в объеме два-три абзаца, буквально не выходя при этом за рамки стилистики SMS-сообщений, трудно не прийти в состояние уныния. Ведь если при этом речь не идет об использовании на письме простых нераспространенных предложений (подлежащее-сказуемое), то, зачастую, из-за многочисленных синтаксических ошибок не так просто бывает понять, о чем вообще идет речь….
Казалось бы, ключ к решению проблемы лежит на поверхности! Путь к улучшению качества образования, а, следовательно, и к повышению общего уровня владения русским языком лежит через русскую литературу, равной которой по силе нет ничего в мире! И пускай состояние современной системы образования уже сильно (и не в лучшую сторону) отличается от той, что существовала в советские времена, и вернуться на прежние рельсы по объективным причинам не так просто, былые достоинства, отчетливо проявленные на фоне текущих недостатков, вполне могут стать сегодня ориентиром развития.
Среди всех многочисленных отличий среднестатистической советской школы от школы современной российской в том числе можно выделить отношение к высокой художественной литературе, а именно к характерному для СССР представлению о её огромной значимости в общем учебном процессе - значимости, которую трудно переоценить. К сожалению, в постперестроечный период вместе с введением в систему образования ЕГЭ от этой составляющей советского опыта (той, которой мы по праву на протяжении десятилетий гордились, называя себя самой читающей в мире страной) поспешили избавиться.
Сегодня же авторам предлагаемого проекта концепции преподавания русского языка остается констатировать: «В школьной практике преподавания русского языка овладение теоретическими знаниями во многих случаях оказывается изолированным от умения применять эти знания в практической деятельности». А что с ЕГЭ, спрашиваем мы? Неужели нельзя при этом назвать вещи своими именами? Эти авторы готовы уподобить школьников компьютерам, бездумно анализирующим в рамках подготовки к ЕГЭ бесконечные правила написания тех или иных синтаксических структур, являющихся, по сути, техническим средством более яркого выражения мысли или передачи образа. И вместе с тем они продолжают отрывать обучающихся в школе детей от огромного банка общечеловеческого опыта (смыслов, мыслей, образов и т.д.), какой представляет собой русская литература.
Очень интересно в этой связи провести параллель с тем, насколько аккуратно касаются вопросов освоения грамматики в процессе изучения иностранного языка. И первое требование, которое в этой связи предъявляется к методике обучения, заключается в том, чтобы избежать чрезмерного анализа языковых структур, их предельной рационализации в отрыве от того содержания, которое эти структуры в себе несут. Иными словами, категорически недопустимо заниматься разбиением текста на предложения, последующим раскладыванием того или иного предложения во все возможные грамматические проекции, его переводом на свой родной язык, формированием на родном языке подходящего по смыслу комментария или ответа с дальнейшим поэлементным обратным переводом на иностранный язык и обратной сборкой переведенных частей. Подобная рационализация языка, попросту, приведет к тому, что иностранный язык Вы не выучите никогда!
Впрочем, речь, конечно, идет не об иностранном языке. Но разве не напоминает подобная схема «раскладки» (дифференциации) языка современный ЕГЭ?.. На мой взгляд, сходство вполне очевидно. Ведь все те многочисленные правила русского языка, которые школьники заучивают в формате зубрежки, на деле являются не чем иным, как техническим средствами передачи определенного содержания - образов, мыслей, …которые прежде, так или иначе, должны вспыхнуть в человеке, пробудить в нем какие-то ассоциации, получить в этих ассоциациях своё развитие и т.д. Учащийся начнет излагать свои мысли с использованием тех языковых средств, которые использовали, например, Гоголь или Пушкин, только потому, что когда-то Гоголь или Пушкин пробудили в нем глубокие чувства и эмоции. Иными словами у него есть этот эмоциональный триггер, который он может дернуть для запуска необходимых мыслительных процессов. Если же условного Гоголя или Пушкина у человека нет, он может сколь угодно долго повторять себе о том, что деепричастный оборот выделяется на письме запятыми, но в тот момент, когда вопрос встанет о практическом использовании полученных таким образом знаний, он окажется несостоятелен.
Сводя изучение языка к анализу языковых структур, человек превращается в компьютер. Но человек сильнее компьютера именно до тех пор, пока не сводит всё к анализу. Он сильнее компьютера именно наличием особого специфического «человеческого» измерения, т.е. не в количественном, а в качественном отношении. Очень интересно, что о способности одерживать верх над компьютером за счет наличия этого самого «человеческого» измерения до сих пор можно было судить, наблюдая шахматный поединок человека с машиной. Так в отношении всего того, что касается расчета вариантов, человек заведомо проигрывает компьютеру, рассматривающему возможные продолжения на доске со скоростью несколько миллионов ходов в секунду. Конечно, кто-то скажет, что последние версии шахматных программ уже выигрывают у сильнейших гроссмейстеров по итогам матчей. Дело не в этом. Человек до сих пор способен играть с компьютером в шахматы на равных и одерживать яркие победы в отдельных партиях только потому, что всей этой колоссальной расчетной мощи компьютера он способен противопоставить взгляд художника. Иными словами, он способен воспринимать картину всю целиком объемным взглядом, а не рассматривать её в виде дискретных мазков краски на плоской поверхности холста. В этой связи, безошибочному и железному расчету компьютера человек со своей стороны способен противопоставить нечто большее: интуитивное чувство позиции, тончайшее представление о её скрытых возможностях, о силе одних фигур и слабости других и т.д.
Когда-то замечательный советский гроссмейстер и талантливый писатель Александр Котов (в 50-е годы прошлого столетия он входил в десятку сильнейших гроссмейстеров мира), занимаясь изучением и оптимизацией методики расчета шахматных вариантов, описал так называемый «синдром Котова». Впоследствии данный термин вышел за пределы шахматной среды и был заимствован в области психологии. Котов рассматривает алгоритм расчета вариантов, аналогичный компьютерному. Согласно данному алгоритму, в зависимости от сложности позиции выбирается то или иное количество ходов-кандидатов. Ходы выстраиваются согласно назначенному приоритету, после чего производится последовательный расчет каждого хода на определенную глубину, заканчивающийся той или иной оценкой позиции. Учитывая, что на каждый из таких ходов-кандидатов, противник имеет возможность ответить несколькими способами, количество «веточек» расчета по мере его углубления будет увеличиваться. Таким образом, мы имеем дело с так называемым «деревом вариантов». И для того, чтобы выбрать лучший ход, нужно, образно выражаясь, пробежать по каждой веточке дерева на глубину, достаточную для однозначной оценки позиции, и произвести оценку. Именно так производит расчет вариантов компьютер. Так вот, Котов показывает, что человек, целиком и полностью придерживаясь подобного «компьютерного» алгоритма расчета, в итоге выбирает не лучший ход из всех рассматриваемых ходов-кандидатов, а худший, затрачивая при этом на обдумывание непозволительное количество времени!
Аналогичные выводы можно сделать и в отношении русского языка. Ибо язык никоим образом не сводится к конечному числу грамматических правил, которые достаточно заучить в рамках подготовки к ЕГЭ. Язык - это, конечно, нечто большее. Это - образность и метафоричность, это средство, адресующее к эмоциональной сфере человека, к человеческому иррациональному, к стихии бесконечности и т.д.
Вспоминая школьные годы, стоит отметить, что мои успехи в изучении русского языка были довольно скромны, а такие предметы, как физика или математика, по правде говоря, и нравились мне гораздо больше, и давались гораздо легче. По русскому же я всегда имел свою твердую «хор.», чем, по правде говоря, был вполне доволен. Помню, в двухтысячном году, будучи в одиннадцатом классе, когда пришло время определяться с экзаменами по выбору, я, к удивлению для многих своих преподавателей, в дополнение к обязательному сочинению выбрал для себя устный экзамен по русскому языку. Тогда я считал его единственным способом приведения в систему своих во многом интуитивных представлений о правильном и неправильном письме. Как мне тогда показалось, после всего того огромного количества сочинений, написанных нами по следам прочтения художественной литературы, резюмировать какие-то технические детали и систематизировать в голове правила грамматики было не так уж и сложно. Впрочем, то была ещё совсем другая - «доЕГЭшная» школа.
В заключении вспоминаются слова Ивана Сергеевича Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
Отзыв на статью П.М. Расинского «Концепция ликвидации грамотности для сохранения русского языка»
(газета: «Суть времени», №: 174 от 20.04.2016 г., рубрика: «Социальная война»
https://gazeta.eot.su/article/koncepciya-likvidacii-gramotnosti-dlya-sohraneniya-russkogo-yazyka)
Прямая зависимость между средним уровнем русского языка, широко используемого на практике в самых широких общественных слоях, и состоянием культуры в России была для меня очевидна и прежде, но теперь, прочитав статью Павла Расинского, я вновь подчеркнул для себя справедливость данного утверждения. Иными словами, о текущем состоянии культуры в стране с достаточной степенью уверенности можно судить уже по тому, насколько качественно её граждане владеют своим родным языком…. И, по большому счету, не так важно, идет ли при этом речь о разговорных навыках, или об умении изложить свою точку зрения в виде текста. Важно то, что завышенная планка культурных потребностей в обществе, если таковая существует, просто не может не потянуть за собой наверх общий уровень владения языком. А как иначе? Одно другому должно соответствовать. Ведь если ты ставишь перед собой высокий культурный ориентир, то ты по определению должен искоренить в себе всё то, что мешает тебе приблизиться к нему. И если таковым ориентиром для тебя является, условно, Толстой или Чехов, то трудно самому при этом довольствовать уровнем Эллочки Щукиной и не испытывать глубокого внутреннего дискомфорта. Таким образом, если же качество языка в стране остается стабильно невысоким на протяжении длительного времени, то и об уровне культурных запросов в обществе вполне себе можно сделать соответствующий вывод. А потому, с прискорбием остается констатировать, что в этой связи, состояние дел в России, конечно, оставляет желать лучшего.
Действительно, глядя на то, как современные школьники или студенты то и дело пытаются написать связный текст, превышающий в объеме два-три абзаца, буквально не выходя при этом за рамки стилистики SMS-сообщений, трудно не прийти в состояние уныния. Ведь если при этом речь не идет об использовании на письме простых нераспространенных предложений (подлежащее-сказуемое), то, зачастую, из-за многочисленных синтаксических ошибок не так просто бывает понять, о чем вообще идет речь….
Казалось бы, ключ к решению проблемы лежит на поверхности! Путь к улучшению качества образования, а, следовательно, и к повышению общего уровня владения русским языком лежит через русскую литературу, равной которой по силе нет ничего в мире! И пускай состояние современной системы образования уже сильно (и не в лучшую сторону) отличается от той, что существовала в советские времена, и вернуться на прежние рельсы по объективным причинам не так просто, былые достоинства, отчетливо проявленные на фоне текущих недостатков, вполне могут стать сегодня ориентиром развития.
Среди всех многочисленных отличий среднестатистической советской школы от школы современной российской в том числе можно выделить отношение к высокой художественной литературе, а именно к характерному для СССР представлению о её огромной значимости в общем учебном процессе - значимости, которую трудно переоценить. К сожалению, в постперестроечный период вместе с введением в систему образования ЕГЭ от этой составляющей советского опыта (той, которой мы по праву на протяжении десятилетий гордились, называя себя самой читающей в мире страной) поспешили избавиться.
Сегодня же авторам предлагаемого проекта концепции преподавания русского языка остается констатировать: «В школьной практике преподавания русского языка овладение теоретическими знаниями во многих случаях оказывается изолированным от умения применять эти знания в практической деятельности». А что с ЕГЭ, спрашиваем мы? Неужели нельзя при этом назвать вещи своими именами? Эти авторы готовы уподобить школьников компьютерам, бездумно анализирующим в рамках подготовки к ЕГЭ бесконечные правила написания тех или иных синтаксических структур, являющихся, по сути, техническим средством более яркого выражения мысли или передачи образа. И вместе с тем они продолжают отрывать обучающихся в школе детей от огромного банка общечеловеческого опыта (смыслов, мыслей, образов и т.д.), какой представляет собой русская литература.
Очень интересно в этой связи провести параллель с тем, насколько аккуратно касаются вопросов освоения грамматики в процессе изучения иностранного языка. И первое требование, которое в этой связи предъявляется к методике обучения, заключается в том, чтобы избежать чрезмерного анализа языковых структур, их предельной рационализации в отрыве от того содержания, которое эти структуры в себе несут. Иными словами, категорически недопустимо заниматься разбиением текста на предложения, последующим раскладыванием того или иного предложения во все возможные грамматические проекции, его переводом на свой родной язык, формированием на родном языке подходящего по смыслу комментария или ответа с дальнейшим поэлементным обратным переводом на иностранный язык и обратной сборкой переведенных частей. Подобная рационализация языка, попросту, приведет к тому, что иностранный язык Вы не выучите никогда!
Впрочем, речь, конечно, идет не об иностранном языке. Но разве не напоминает подобная схема «раскладки» (дифференциации) языка современный ЕГЭ?.. На мой взгляд, сходство вполне очевидно. Ведь все те многочисленные правила русского языка, которые школьники заучивают в формате зубрежки, на деле являются не чем иным, как техническим средствами передачи определенного содержания - образов, мыслей, …которые прежде, так или иначе, должны вспыхнуть в человеке, пробудить в нем какие-то ассоциации, получить в этих ассоциациях своё развитие и т.д. Учащийся начнет излагать свои мысли с использованием тех языковых средств, которые использовали, например, Гоголь или Пушкин, только потому, что когда-то Гоголь или Пушкин пробудили в нем глубокие чувства и эмоции. Иными словами у него есть этот эмоциональный триггер, который он может дернуть для запуска необходимых мыслительных процессов. Если же условного Гоголя или Пушкина у человека нет, он может сколь угодно долго повторять себе о том, что деепричастный оборот выделяется на письме запятыми, но в тот момент, когда вопрос встанет о практическом использовании полученных таким образом знаний, он окажется несостоятелен.
Сводя изучение языка к анализу языковых структур, человек превращается в компьютер. Но человек сильнее компьютера именно до тех пор, пока не сводит всё к анализу. Он сильнее компьютера именно наличием особого специфического «человеческого» измерения, т.е. не в количественном, а в качественном отношении. Очень интересно, что о способности одерживать верх над компьютером за счет наличия этого самого «человеческого» измерения до сих пор можно было судить, наблюдая шахматный поединок человека с машиной. Так в отношении всего того, что касается расчета вариантов, человек заведомо проигрывает компьютеру, рассматривающему возможные продолжения на доске со скоростью несколько миллионов ходов в секунду. Конечно, кто-то скажет, что последние версии шахматных программ уже выигрывают у сильнейших гроссмейстеров по итогам матчей. Дело не в этом. Человек до сих пор способен играть с компьютером в шахматы на равных и одерживать яркие победы в отдельных партиях только потому, что всей этой колоссальной расчетной мощи компьютера он способен противопоставить взгляд художника. Иными словами, он способен воспринимать картину всю целиком объемным взглядом, а не рассматривать её в виде дискретных мазков краски на плоской поверхности холста. В этой связи, безошибочному и железному расчету компьютера человек со своей стороны способен противопоставить нечто большее: интуитивное чувство позиции, тончайшее представление о её скрытых возможностях, о силе одних фигур и слабости других и т.д.
Когда-то замечательный советский гроссмейстер и талантливый писатель Александр Котов (в 50-е годы прошлого столетия он входил в десятку сильнейших гроссмейстеров мира), занимаясь изучением и оптимизацией методики расчета шахматных вариантов, описал так называемый «синдром Котова». Впоследствии данный термин вышел за пределы шахматной среды и был заимствован в области психологии. Котов рассматривает алгоритм расчета вариантов, аналогичный компьютерному. Согласно данному алгоритму, в зависимости от сложности позиции выбирается то или иное количество ходов-кандидатов. Ходы выстраиваются согласно назначенному приоритету, после чего производится последовательный расчет каждого хода на определенную глубину, заканчивающийся той или иной оценкой позиции. Учитывая, что на каждый из таких ходов-кандидатов, противник имеет возможность ответить несколькими способами, количество «веточек» расчета по мере его углубления будет увеличиваться. Таким образом, мы имеем дело с так называемым «деревом вариантов». И для того, чтобы выбрать лучший ход, нужно, образно выражаясь, пробежать по каждой веточке дерева на глубину, достаточную для однозначной оценки позиции, и произвести оценку. Именно так производит расчет вариантов компьютер. Так вот, Котов показывает, что человек, целиком и полностью придерживаясь подобного «компьютерного» алгоритма расчета, в итоге выбирает не лучший ход из всех рассматриваемых ходов-кандидатов, а худший, затрачивая при этом на обдумывание непозволительное количество времени!
Аналогичные выводы можно сделать и в отношении русского языка. Ибо язык никоим образом не сводится к конечному числу грамматических правил, которые достаточно заучить в рамках подготовки к ЕГЭ. Язык - это, конечно, нечто большее. Это - образность и метафоричность, это средство, адресующее к эмоциональной сфере человека, к человеческому иррациональному, к стихии бесконечности и т.д.
Вспоминая школьные годы, стоит отметить, что мои успехи в изучении русского языка были довольно скромны, а такие предметы, как физика или математика, по правде говоря, и нравились мне гораздо больше, и давались гораздо легче. По русскому же я всегда имел свою твердую «хор.», чем, по правде говоря, был вполне доволен. Помню, в двухтысячном году, будучи в одиннадцатом классе, когда пришло время определяться с экзаменами по выбору, я, к удивлению для многих своих преподавателей, в дополнение к обязательному сочинению выбрал для себя устный экзамен по русскому языку. Тогда я считал его единственным способом приведения в систему своих во многом интуитивных представлений о правильном и неправильном письме. Как мне тогда показалось, после всего того огромного количества сочинений, написанных нами по следам прочтения художественной литературы, резюмировать какие-то технические детали и систематизировать в голове правила грамматики было не так уж и сложно. Впрочем, то была ещё совсем другая - «доЕГЭшная» школа.
В заключении вспоминаются слова Ивана Сергеевича Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»