О длинных волнах в мировом океане, океане истории и не только
Оригинал взят у ap_love_82 в О длинных волнах в мировом океане, океане истории и не только
Говорят, всё гениальное просто. Готов согласиться, но только если рассматривать простоту, как некое откровение, ставшее результатом долгого, мучительного и дисциплинированного погружения человека в предельную сложность. Выводя человеческое представление о положении вещей на качественно новый уровень, эта «простота» может быть названа таковой, как сумма красоты и смелости человеческой мысли. И, уж, конечно, такая «простота» - а за ней всегда стоит гигантский труд - не имеет ничего общего с примитивом, то есть той простотой, которая и впрямь хуже воровства.
Размышляя над статьей С.Е. Кургиняна «Эрдоган и не только» (http://rossaprimavera.ru/article/erdogan-i-ne-tolko), в которой автор с самого начала призывает удержаться от соблазна поверхностных суждений (чему так способствует формат подачи материала в современных СМИ), я поймал себя на мысли о том, как сложно порою бывает подняться над суетой события и увидеть в нем часть огромного процесса. Вот уж точно,
Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстоянии.
И действительно, порою, примитив бывает соблазнителен…. Он соблазнителен своей доступностью, своей способностью удовлетворить запрос на первичное объяснение чего-либо, не требуя взамен усилий по выходу за рамку стереотипа. Это попытка уложить в прокрустово ложе личного микроопыта (каких-то сложившихся рационализаций, бытового мышления и т.д.) всё то, что для своего полноценного осмысления требует погружения в несоизмеримо более глубокий контекст. Примитив, будучи оторванным от реальной сложности (а значит и от реальности как таковой), делает человека своим заложником, обуславливая собою и весь дальнейший опыт. И в этой связи примитив, конечно, чрезвычайно опасен.
В детские годы, проводя очередное лето в деревне, я часто слышал из уст старших такой анекдот:
Возле деревенского дома мальчик на протяжении длительного времени старательно и ответственно острагивает легким рубаночком какой-то деревянный брусок. Мимо проходит отец, видит всё это, хлопает ребенка по плечу и так наставническим тоном произносит: «Строгай, строгай, сынок! Папа придет, топором подправит!»
И в этой связи, конечно, примитив - это попытка обтесать топором то, что для своей обработки требует гораздо более тонкого подхода, совершенно другого инструмента, других навыков, иными словами, навыков столяра, а не плотника. Вспоминается фраза одного из героев чеховских рассказов:
«Он впадал в добродушный тон, подзывал к себе Каштанку и говорил ей:
- Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего. Супротив человека ты всё равно, что плотник супротив столяра…»
А если так, то надо учиться, учиться и ещё раз учиться - учиться перестать махать топором примитива, идти в сложность и приобретать столь необходимые сегодня «столярские» навыки. Но погружение в сложность, конечно, требует особой деликатности - деликатности гостя, которая не терпит спешки и бахвальства (с неизменной примеркой на себя, как в анекдоте, роли «отца», который любую такую сложность в два счета готов довести до ума топором).
Так получилось, что моему прочтению статьи С.Е. Кургиняна «Эрдоган и не только», опубликованным в номере 190 газеты «Суть времени» от 10.08.2016 г. (http://rossaprimavera.ru/article/erdogan-i-ne-tolko) предшествовал просмотр аналитической передачи «Смысл игры 109/(1-4)», посвященной все той же теме неудачного военного переворота в Турции (http://eot.su/node/21949, http://eot.su/node/21953, http://eot.su/node/21962, http://eot.su/node/21975).
На примере становления и развития тюркской идентичности (от древних кочевых племен хунну до современной посткемалистской Турции) автором прекрасно показано то, насколько глубоким может быть исторический контекст того или иного политического события, и каким огромным при этом может оказаться временной отрезок, минимально необходимый для понимания динамики происходящих процессов.
В передаче (как мне показалось, в большей степени, чем в статье) затрагивается вопрос существования в истории больших исторических волн, которые в повседневной жизни рядового обывателя, в частности, рядового гражданина Турции, могут не находить какого-то немедленного внешнего проявления, и вместе с тем нести в себе огромную историческую энергию.
С чем это можно сравнить?.. Мне это очень напомнило явление цунами.
Так, если где-то в открытом океане под многокилометровой толщей воды имеет место какой-то тектонический сдвиг, то вызванное им резкое изменение уровня поверхности дна может стать причиной волн цунами. Эти волны вовлекут в волновой процесс всю толщу воды и начнут распространяться с огромной скоростью. При этом, например, команда судна, находящегося в открытом океане, запросто может их не заметить, т.к. длина волн цунами в открытом океане может составлять сотни километров, а их высота не превышать нескольких десятков сантиметров. Для такого судна гораздо большую опасность будет представлять шторм и вызванные им ветровые волны. Но, в отличие от волн цунами, ветровые волны даже во время сильного шторма вовлекают в процесс относительно небольшой слой воды, не превышающий нескольких десятков метров. Словом, в открытом океане в сравнении с цунами любая «рябь» на поверхности может показаться находящемуся на палубе наблюдателю гораздо более значимой, очевидной и актуальной.
Но что происходит с цунами, когда волны достигают прибрежной зоны, где имеет место резкое уменьшение глубины? Длина и скорость распространения волн значительно падают, в то время как их высота может увеличиться в сотни раз. И эти несколько десятков сантиметров, с которыми корабль имел дело в открытом океане, превращаются теперь в гигантскую водную стену, обрушивающуюся на берег и сметающую всё на своем пути.
Очевидно, что в открытом океане пребывающий на судне неискушенный наблюдатель для понимания динамики процесса распространения волн цунами должен вывести радиус своего мышления далеко за пределы палубы судна и участка водного пространства, находящегося в её непосредственной близости. Иначе любая попытка оценить и актуализировать явление будет запоздалой реакцией на сообщение о том, что где-то на побережье гигантская волна уже стерла с лица Земли такой-то и такой-то населенный пункт. И если наблюдатель в своем анализе начнет переносить свои ощущения, ограниченные слишком малым радиусом, на всю природу явления в целом, то он, как говорится, сильно рискует не понять в этом явлении ровным счетом ничего.
Процессы, неравномерные в большом, становятся равномерными в бесконечно малом. В этом состоит основной принцип дифференциального исчисления. Но как только мы переходим от бесконечно малых величин пусть к малым, но конечным отрезкам, любая попытка аппроксимации нелинейной зависимости постоянной величиной на интервале рождает погрешность, которая окажется тем значительней, чем длиннее будет рассматриваемый интервал. Иными словами, категорически недопустимо жить короткими временными отрезками и мерить меркой текущего дня процессы, убегающие корнями в историю на многие сотни лет, имеющие свою особую динамику, свой пульс, свое дыхание и т.д.
В статье отмечается принципиальная разница между прагматикой и стратегией. При этом говорится о том, что эти два понятия не следует путать и нельзя подменять одно другим, сколь бы ни был велик соблазн поставить между ними знак равенства. В то же время пренебрежение прагматикой, пробрасывание какими-то факторами, имеющими прагматическую ценность, может стоить сколь же дорого, сколь дорого может обойтись неспособность чувствовать динамику стратегических процессов.
В бытность детских и юношеских лет во время обучения в шахматной школе тренер довольно просто и доступно объяснял нам, своим воспитанникам, отличие стратегии от…, нет, не от прагматики, а от тактики. При этом он говорил, что стратегия призвана дать ответ на вопрос «Что делать?», а тактика на вопрос - «Как делать?». Нам, детям, такого объяснения вполне себе хватало. Вспоминаю, как тренер хватался за голову, удивляясь тому, как можно не выиграть «в доску» выигрышную позицию. «Меня, - говорил он, - просто поражает такой непрофессионализм! В какой-то момент ты просто перестаешь чувствовать динамику игры! Претворяя в жизнь свой стратегический план, ты проигрываешь сопернику несколько темпов в вопросах тактики, и на этом всё заканчивается!» Словом, всё, как у Высоцкого:
Мне тренер мой сказал без сожаленья:
«Да ты же, парень, прыгаешь в длину!»
Ритм и пульс шахматной игры - иными словами, её динамику - в каком-то смысле можно сравнить с теми же самыми длинными и короткими волнами. При этом, претворяя в жизнь тот или иной стратегический план и ориентируясь на его «длинноволновую» пульсацию (период которой в шахматной партии может составлять 10-15 ходов), ты постоянно должен решать задачи прикладного тактического характера, просчитывая множество относительно коротких вариантов, связанных с непосредственными угрозами существованию тех или иных фигур на доске. Во время партии многие тактические угрозы удается предупредить ещё до момента их непосредственного возникновения, обуславливая их для соперника неприемлемыми стратегическими издержками: когда соперник видит, что тот или иной заманчивый на первый взгляд вариант угрозы немедленного выигрыша ведет к стратегической несостоятельности в будущем в случае оптимальной ответной игры. И это уже своя «коротковолновая» пульсация, гораздо более интенсивная и темповая.
И ты, будучи погруженным в вопросы тактики, все время стараешься держаться выбранного стратегического курса, ведя последовательную позиционную игру, улучшая расстановку своих фигур, превращая потенциальные слабости позиции соперника в слабости вполне реальные, которые уже могут создавать какие-то тактические предпосылки и т.д.
Интересно, что опытный мастер, впервые столкнувшийся с незнакомой для него игровой позицией, моментально оценит её, почти не считая тактических вариантов. Он укажет на её достоинства и недостатки. Он установит разыгранный в партии дебют, если, конечно, речь не идет о слишком глубоком эндшпиле. Он выявит сильные и слабые фигуры на доске. Он определит стратегический план, проводимый и той и другой стороной. На уровне каких-то тонких вибраций он сделает вывод о том, какую фигуру лучше разменять, как бесперспективную с точки зрения ведения позиционной игры, а какую лучше оставить в связи с наличием в ней скрытого потенциала. Он вдохнет в шахматные фигуры вполне реальную шахматную жизнь, наделив их особым характером. Он каким-то образом «поговорит» с ними и наладит обратную связь. Многое из всего этого он сделает подсознательно на иррациональном уровне, используя, если так можно выразиться, доведенные до предельной чувствительности свои «внутренние датчики длинных волн».
Я убежден, что именно это самое чувство длинных волн, если допустить правомерность использования такого термина в шахматах, до сих пор оставляет человеку шанс обыгрывать компьютер. Но всё, что относится к сухому расчету вариантов, определяет для компьютера заведомое и неоспоримое преимущество. Скорость расчета вариантов современных машин составляет миллионы ходов в секунду. Компьютер делает это безошибочно и с ювелирной точностью. Иными словами, на уровне коротких волн (в области тактики) современные компьютеры разделываются с сильнейшими шахматными гроссмейстерами, как повар с картошкой. Но, в отличие от человека, у компьютера нет этой уникальной способности тончайшим образом чувствовать возможности позиции «вдолгую», на уровне не коротких, а длинных волн. И это, в свою очередь, определяет для человека уже не количественное, а качественное преимущество.
Но мы с вами и наша страна живем не на шахматной доске, а в реальном мире - в политическом, экономическом, социальном, культурном и иных пространствах, в которых нам всё чаще и чаще приходится принимать прагматические решения, реагируя на злобу текущего дня. Политические ветра, с которыми приходится иметь дело нашему кораблю, всё чаще и чаще становятся причиной весьма угрожающих волн, представляющих, порою, нешуточную опасность. И мы, будучи вынужденными оперативно реагировать на эти ветра, а также порождаемые ими волны, в какой-то степени теряем способность улавливать волны совершенно другой, неветровой природы. Наш мир, становясь все более рациональным и механистичным, втягивает нас в опасную авантюру начать соревноваться с ним в расчете вариантов по компьютерным правилам. Но человек способен обыгрывать компьютер, только сохранив над ним свое особое специфическое качественное преимущество.
Когда же мы говорим о длинных волнах в истории, то, я убежден, что заключенная в них энергия, ничуть не уступает энергии волн цунами. И если при определенных обстоятельствах (при переходе какого-то рубежа) эти волны вдруг приобретут разрушительный характер, то защитные сооружения любой прагматики в одно мгновение окажутся сметены, как карточный домик. «Все прогрессы реакционны, если рушится человек!» Эта фраза Андрея Вознесенского говорит о реакционности любой прагматики, в условиях, когда специфические человеческие сенсоры оказываются атрофированы. А значит, огромную важность сегодня приобретают подлинно человеческие качества, одним их которых является способность тончайшим образом чувствовать всё те же самые длинные волны - чувствовать, пропускать их через себя, уметь улавливать их присутствие в жизни и т.д. Вспоминаются строки из поэмы Александра Блока «Возмездие»:
Дай мне неспешно и нелживо
Поведать пред Лицом Твоим
О том, что мы в себе таим,
О том, как зреет гнев в сердцах,
И с гневом - юность и свобода,
Как в каждом дышит дух народа.
Сыны отражены в отцах:
Коротенький обрывок рода -
Два-три звена, - и уж ясны
Заветы темной старины.
Говорят, всё гениальное просто. Готов согласиться, но только если рассматривать простоту, как некое откровение, ставшее результатом долгого, мучительного и дисциплинированного погружения человека в предельную сложность. Выводя человеческое представление о положении вещей на качественно новый уровень, эта «простота» может быть названа таковой, как сумма красоты и смелости человеческой мысли. И, уж, конечно, такая «простота» - а за ней всегда стоит гигантский труд - не имеет ничего общего с примитивом, то есть той простотой, которая и впрямь хуже воровства.
Размышляя над статьей С.Е. Кургиняна «Эрдоган и не только» (http://rossaprimavera.ru/article/erdogan-i-ne-tolko), в которой автор с самого начала призывает удержаться от соблазна поверхностных суждений (чему так способствует формат подачи материала в современных СМИ), я поймал себя на мысли о том, как сложно порою бывает подняться над суетой события и увидеть в нем часть огромного процесса. Вот уж точно,
Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстоянии.
И действительно, порою, примитив бывает соблазнителен…. Он соблазнителен своей доступностью, своей способностью удовлетворить запрос на первичное объяснение чего-либо, не требуя взамен усилий по выходу за рамку стереотипа. Это попытка уложить в прокрустово ложе личного микроопыта (каких-то сложившихся рационализаций, бытового мышления и т.д.) всё то, что для своего полноценного осмысления требует погружения в несоизмеримо более глубокий контекст. Примитив, будучи оторванным от реальной сложности (а значит и от реальности как таковой), делает человека своим заложником, обуславливая собою и весь дальнейший опыт. И в этой связи примитив, конечно, чрезвычайно опасен.
В детские годы, проводя очередное лето в деревне, я часто слышал из уст старших такой анекдот:
Возле деревенского дома мальчик на протяжении длительного времени старательно и ответственно острагивает легким рубаночком какой-то деревянный брусок. Мимо проходит отец, видит всё это, хлопает ребенка по плечу и так наставническим тоном произносит: «Строгай, строгай, сынок! Папа придет, топором подправит!»
И в этой связи, конечно, примитив - это попытка обтесать топором то, что для своей обработки требует гораздо более тонкого подхода, совершенно другого инструмента, других навыков, иными словами, навыков столяра, а не плотника. Вспоминается фраза одного из героев чеховских рассказов:
«Он впадал в добродушный тон, подзывал к себе Каштанку и говорил ей:
- Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего. Супротив человека ты всё равно, что плотник супротив столяра…»
А если так, то надо учиться, учиться и ещё раз учиться - учиться перестать махать топором примитива, идти в сложность и приобретать столь необходимые сегодня «столярские» навыки. Но погружение в сложность, конечно, требует особой деликатности - деликатности гостя, которая не терпит спешки и бахвальства (с неизменной примеркой на себя, как в анекдоте, роли «отца», который любую такую сложность в два счета готов довести до ума топором).
Так получилось, что моему прочтению статьи С.Е. Кургиняна «Эрдоган и не только», опубликованным в номере 190 газеты «Суть времени» от 10.08.2016 г. (http://rossaprimavera.ru/article/erdogan-i-ne-tolko) предшествовал просмотр аналитической передачи «Смысл игры 109/(1-4)», посвященной все той же теме неудачного военного переворота в Турции (http://eot.su/node/21949, http://eot.su/node/21953, http://eot.su/node/21962, http://eot.su/node/21975).
На примере становления и развития тюркской идентичности (от древних кочевых племен хунну до современной посткемалистской Турции) автором прекрасно показано то, насколько глубоким может быть исторический контекст того или иного политического события, и каким огромным при этом может оказаться временной отрезок, минимально необходимый для понимания динамики происходящих процессов.
В передаче (как мне показалось, в большей степени, чем в статье) затрагивается вопрос существования в истории больших исторических волн, которые в повседневной жизни рядового обывателя, в частности, рядового гражданина Турции, могут не находить какого-то немедленного внешнего проявления, и вместе с тем нести в себе огромную историческую энергию.
С чем это можно сравнить?.. Мне это очень напомнило явление цунами.
Так, если где-то в открытом океане под многокилометровой толщей воды имеет место какой-то тектонический сдвиг, то вызванное им резкое изменение уровня поверхности дна может стать причиной волн цунами. Эти волны вовлекут в волновой процесс всю толщу воды и начнут распространяться с огромной скоростью. При этом, например, команда судна, находящегося в открытом океане, запросто может их не заметить, т.к. длина волн цунами в открытом океане может составлять сотни километров, а их высота не превышать нескольких десятков сантиметров. Для такого судна гораздо большую опасность будет представлять шторм и вызванные им ветровые волны. Но, в отличие от волн цунами, ветровые волны даже во время сильного шторма вовлекают в процесс относительно небольшой слой воды, не превышающий нескольких десятков метров. Словом, в открытом океане в сравнении с цунами любая «рябь» на поверхности может показаться находящемуся на палубе наблюдателю гораздо более значимой, очевидной и актуальной.
Но что происходит с цунами, когда волны достигают прибрежной зоны, где имеет место резкое уменьшение глубины? Длина и скорость распространения волн значительно падают, в то время как их высота может увеличиться в сотни раз. И эти несколько десятков сантиметров, с которыми корабль имел дело в открытом океане, превращаются теперь в гигантскую водную стену, обрушивающуюся на берег и сметающую всё на своем пути.
Очевидно, что в открытом океане пребывающий на судне неискушенный наблюдатель для понимания динамики процесса распространения волн цунами должен вывести радиус своего мышления далеко за пределы палубы судна и участка водного пространства, находящегося в её непосредственной близости. Иначе любая попытка оценить и актуализировать явление будет запоздалой реакцией на сообщение о том, что где-то на побережье гигантская волна уже стерла с лица Земли такой-то и такой-то населенный пункт. И если наблюдатель в своем анализе начнет переносить свои ощущения, ограниченные слишком малым радиусом, на всю природу явления в целом, то он, как говорится, сильно рискует не понять в этом явлении ровным счетом ничего.
Процессы, неравномерные в большом, становятся равномерными в бесконечно малом. В этом состоит основной принцип дифференциального исчисления. Но как только мы переходим от бесконечно малых величин пусть к малым, но конечным отрезкам, любая попытка аппроксимации нелинейной зависимости постоянной величиной на интервале рождает погрешность, которая окажется тем значительней, чем длиннее будет рассматриваемый интервал. Иными словами, категорически недопустимо жить короткими временными отрезками и мерить меркой текущего дня процессы, убегающие корнями в историю на многие сотни лет, имеющие свою особую динамику, свой пульс, свое дыхание и т.д.
В статье отмечается принципиальная разница между прагматикой и стратегией. При этом говорится о том, что эти два понятия не следует путать и нельзя подменять одно другим, сколь бы ни был велик соблазн поставить между ними знак равенства. В то же время пренебрежение прагматикой, пробрасывание какими-то факторами, имеющими прагматическую ценность, может стоить сколь же дорого, сколь дорого может обойтись неспособность чувствовать динамику стратегических процессов.
В бытность детских и юношеских лет во время обучения в шахматной школе тренер довольно просто и доступно объяснял нам, своим воспитанникам, отличие стратегии от…, нет, не от прагматики, а от тактики. При этом он говорил, что стратегия призвана дать ответ на вопрос «Что делать?», а тактика на вопрос - «Как делать?». Нам, детям, такого объяснения вполне себе хватало. Вспоминаю, как тренер хватался за голову, удивляясь тому, как можно не выиграть «в доску» выигрышную позицию. «Меня, - говорил он, - просто поражает такой непрофессионализм! В какой-то момент ты просто перестаешь чувствовать динамику игры! Претворяя в жизнь свой стратегический план, ты проигрываешь сопернику несколько темпов в вопросах тактики, и на этом всё заканчивается!» Словом, всё, как у Высоцкого:
Мне тренер мой сказал без сожаленья:
«Да ты же, парень, прыгаешь в длину!»
Ритм и пульс шахматной игры - иными словами, её динамику - в каком-то смысле можно сравнить с теми же самыми длинными и короткими волнами. При этом, претворяя в жизнь тот или иной стратегический план и ориентируясь на его «длинноволновую» пульсацию (период которой в шахматной партии может составлять 10-15 ходов), ты постоянно должен решать задачи прикладного тактического характера, просчитывая множество относительно коротких вариантов, связанных с непосредственными угрозами существованию тех или иных фигур на доске. Во время партии многие тактические угрозы удается предупредить ещё до момента их непосредственного возникновения, обуславливая их для соперника неприемлемыми стратегическими издержками: когда соперник видит, что тот или иной заманчивый на первый взгляд вариант угрозы немедленного выигрыша ведет к стратегической несостоятельности в будущем в случае оптимальной ответной игры. И это уже своя «коротковолновая» пульсация, гораздо более интенсивная и темповая.
И ты, будучи погруженным в вопросы тактики, все время стараешься держаться выбранного стратегического курса, ведя последовательную позиционную игру, улучшая расстановку своих фигур, превращая потенциальные слабости позиции соперника в слабости вполне реальные, которые уже могут создавать какие-то тактические предпосылки и т.д.
Интересно, что опытный мастер, впервые столкнувшийся с незнакомой для него игровой позицией, моментально оценит её, почти не считая тактических вариантов. Он укажет на её достоинства и недостатки. Он установит разыгранный в партии дебют, если, конечно, речь не идет о слишком глубоком эндшпиле. Он выявит сильные и слабые фигуры на доске. Он определит стратегический план, проводимый и той и другой стороной. На уровне каких-то тонких вибраций он сделает вывод о том, какую фигуру лучше разменять, как бесперспективную с точки зрения ведения позиционной игры, а какую лучше оставить в связи с наличием в ней скрытого потенциала. Он вдохнет в шахматные фигуры вполне реальную шахматную жизнь, наделив их особым характером. Он каким-то образом «поговорит» с ними и наладит обратную связь. Многое из всего этого он сделает подсознательно на иррациональном уровне, используя, если так можно выразиться, доведенные до предельной чувствительности свои «внутренние датчики длинных волн».
Я убежден, что именно это самое чувство длинных волн, если допустить правомерность использования такого термина в шахматах, до сих пор оставляет человеку шанс обыгрывать компьютер. Но всё, что относится к сухому расчету вариантов, определяет для компьютера заведомое и неоспоримое преимущество. Скорость расчета вариантов современных машин составляет миллионы ходов в секунду. Компьютер делает это безошибочно и с ювелирной точностью. Иными словами, на уровне коротких волн (в области тактики) современные компьютеры разделываются с сильнейшими шахматными гроссмейстерами, как повар с картошкой. Но, в отличие от человека, у компьютера нет этой уникальной способности тончайшим образом чувствовать возможности позиции «вдолгую», на уровне не коротких, а длинных волн. И это, в свою очередь, определяет для человека уже не количественное, а качественное преимущество.
Но мы с вами и наша страна живем не на шахматной доске, а в реальном мире - в политическом, экономическом, социальном, культурном и иных пространствах, в которых нам всё чаще и чаще приходится принимать прагматические решения, реагируя на злобу текущего дня. Политические ветра, с которыми приходится иметь дело нашему кораблю, всё чаще и чаще становятся причиной весьма угрожающих волн, представляющих, порою, нешуточную опасность. И мы, будучи вынужденными оперативно реагировать на эти ветра, а также порождаемые ими волны, в какой-то степени теряем способность улавливать волны совершенно другой, неветровой природы. Наш мир, становясь все более рациональным и механистичным, втягивает нас в опасную авантюру начать соревноваться с ним в расчете вариантов по компьютерным правилам. Но человек способен обыгрывать компьютер, только сохранив над ним свое особое специфическое качественное преимущество.
Когда же мы говорим о длинных волнах в истории, то, я убежден, что заключенная в них энергия, ничуть не уступает энергии волн цунами. И если при определенных обстоятельствах (при переходе какого-то рубежа) эти волны вдруг приобретут разрушительный характер, то защитные сооружения любой прагматики в одно мгновение окажутся сметены, как карточный домик. «Все прогрессы реакционны, если рушится человек!» Эта фраза Андрея Вознесенского говорит о реакционности любой прагматики, в условиях, когда специфические человеческие сенсоры оказываются атрофированы. А значит, огромную важность сегодня приобретают подлинно человеческие качества, одним их которых является способность тончайшим образом чувствовать всё те же самые длинные волны - чувствовать, пропускать их через себя, уметь улавливать их присутствие в жизни и т.д. Вспоминаются строки из поэмы Александра Блока «Возмездие»:
Дай мне неспешно и нелживо
Поведать пред Лицом Твоим
О том, что мы в себе таим,
О том, как зреет гнев в сердцах,
И с гневом - юность и свобода,
Как в каждом дышит дух народа.
Сыны отражены в отцах:
Коротенький обрывок рода -
Два-три звена, - и уж ясны
Заветы темной старины.