Кризис казанской исторической школы
Р.К.Валеев // Борьба за национальную государственность: начало ХХ века
Рамзи Калимович Валеев - доктор исторических наук, профессор Казанского федерального университета, занимавший должность декана истфака данного вуза с 1995 по 2004 года. Автор множества статей по истории революционного движения в Татарстане, наставник кандидатов и докторов наук и любимый преподаватель студентов КФУ. Скромно ввел новый исторический термин «первый суверенитет», который стал широко употребляться в узких кругах пронационалистического толка: «Когда в 2013 году вышла моя статья о первом суверенитете, доцент КФУ, историк Джават Миннулин сказал: «Это же открытие, Рамзи Калимович!» (с.5). Установил, что большевики «заимствовали у национального движения татар идею федеративного устройства» (с.5). Как настоящий историк он способен реконструировать возможные варианты развития событий, которые могли произойти, если бы сложилось все так, как сложилось в его голове: «Если бы И.Сталин проводил свою политику, опираясь на таких деятелей, как Кашаф Мухтаров, то, возможно, и сегодня СССР оставался бы великой державой» (с.101).
Книга господина Валеева «Борьба за национальную государственность: начало ХХ века» является «научным изданием» (по крайней мере такая метка проставлена издательством), а значит должна задавать тон и являться образцом для грядущих поколений историков. По своей сути, это не монография, как можно предположить, а сборник очерков и статей, связанных между собой временными рамками и темой, а иногда только именем писателя. Так, вызывает недоумение наличие в книге, пусть и очень трогательных, но совершенно лишних воспоминаний об отце, чемпионе мира Ахмете Сиразиеве, и преподавателе Р.Валеева Иване Михайловиче Ионенко. Какое они имеют отношение к предмету исследования кроме того, что их молодость пришлась на становление «первого суверенитета», понять сложно. Довольно неожиданны включения в исследование элементов беллетристики в том числе диалогов литературно-исторических героев и художественных описаний незначительных эпизодов («Кандыбин быстро ушёл. В эти минуты волосы Разумова стали седеть. В душе появились сомнения. Как работать в этом Татарстане?»(с.160)).
Очерки злоупотребляют цитированием, масштаб которого был бы уместен при введении архивного документа в научный оборот. Цитирование не всегда сопровождается ссылками на источник. В тексте может встретиться индекс сноски, но источник при этом может отсутствовать (с.83). Впечатление, что редакторской работы, как и корректуры не было вовсе, поэтому не удивляет отсутствие перевода на русский язык названий на татарском (с.10) и наличие такого уродца с оригинальным переносом без пробела, как «премь-ервешатель» (с.11). Некоторые цитаты используются без проверки. Приводя отрывок из статьи А.Махмутова, Валеев забывает, что Д.Толстой не мог «поддакивать» Столыпину, потому что умер в 1889 году, а И.Толстой (который, возможно, подразумевался автором) был отправлен в отставку вместе с Витте и придерживался совершенно иных взглядов на процесс русификации малых народов империи.
Отдельные утверждения автора опираются лишь на его авторитет: «По моим данным, до 1909 года Л.Н.Толстой много думал о Боге» (с.14). Но голословность встречается гораздо реже в отличие от недостаточной обоснованности. К идеям с сомнительной степенью достоверности можно отнести мысль о том, что «срыв провозглашения Идель-Урал Штата и гибель Сардара Гайнана Ваисова аль-Булгари» - «это было то, к чему стремились большевики и члены Казанского Совета» (с.30), Если первая цель большевиков была достаточно прозрачной, то с гибелью Г.Ваисова все менее однозначно. Его смерть, по мнению Валеева, - вовсе не результат бунта сторонников арестованных членов «Милли Шура» в марте 1918 года, а итог преступных действий большевиков: «Советскими карательными органами (предположительно, сотрудниками ВЧК) в провокационных целях был убит(!) руководитель ваисовского движения Гайнан Ваисов» (с.41). Неясно, зачем тогда большевики выдали ваисовцам 600 ружей и 6000 патронов (с.27), если видели в них угрозу для себя? Ваисовцы признали большевиков, продолжили деятельность после смерти Гайнана Ваисова, отряд ваисовцев участвовал в разгоне Забулачной республики, а запрещены они были только в 1923 году. В протоколе, опубликованном автором, достаточно четко описаны обстоятельства гибели Ваисова (с. 24-30), из анализа которых нельзя установить причастность большевиков к его смерти. Какие-либо существенные доводы, кроме косвенных догадок, отсутствуют.
В отдельных очерках господин Валеев стремится оправдать сепаратистские устремления представителей мусульманских народностей, назначая Сталина одним из главных виновником обострения национального вопроса. Иосиф Джугашвили оказался великорусским шовинистом! «И.Сталин считал, что самоопределение только для русского народа, а теперь самоопределение скрепленное русским культурным ядром. Единый культурный код звучит как призыв танцевать всем народам под барыню и петь хором «Шумел камыш» (с.205). Действительно, большевики предоставили право на самоопределение, но оказалось, что это право должно быть реализовано без создания автономной национальной территории, что не могло не разочаровать многочисленные нацменьшинства. Большевики в вопросе формирования государственности опирались не на национальность, а на классовую принадлежность, поэтому у руля партии оказались представители совершенно разных народов. Однако столкнувшись с реальностью, националистическими выступлениям, белой гвардией и осознавая шаткость своего положения, партия отказалась от идеи унитарного государства и даже на короткое время вернула рыночную экономику под видом НЭПа, при этом силой подавляя любое сопротивление, идущее в разрез с линией ЦК.
Обращаясь к истории Забулачной республики и несостоявшегося Идель-Уральского штата, Р.Валеев, забывает, что когда Всероссийский мусульманский съезд принимал резолюцию о территориальной автономии, он делал это опираясь лишь на мусульманскую часть будущего государства. По данным переписи к началу ХХ века в Казанской губернии было 38,9% русских, 31,2% татар, 22,8% чувашей, 5,1% черемисов (марийцев), 1,2% мордвы, 0,4% вотяков (удмуртов); в Уфимской губернии - 38% русских, 41% башкир. При таком процентном соотношении русского населения невозможно игнорировать его мнение по вопросу формирования территориальной автономии, на которой этому населению предстоит жить. Однако представители тюркских народностей посчитали, что большинство может не принимать во внимание потомков колонизаторов. Об этом говорит и сам автор: «Естественно, в национально-освободительном движении были и такие лидеры, кто выступал за власть Советов, но без русских, т.е. без большевиков» (с.170); «Достаточно привести слова Османа Токумбетова, который, обращаясь к большевикам (читай русским - Р.Ч.) сказал: «Нас нечего учить, как самоопределяться, и если вы будете нас учить, то у нас миллионы штыков». Так чем же лучше эти националисты тех же большевиков? Ничем. Хуже. Большевики в порыве уступчивости умудрились создать особый Центральный мусульманский комиссариат (христианских комиссариатов, к примеру, никогда не существовало). О судьбе русскоязычного христианского населения, которое успело стать неотъемлемой частью Казанской губернии, Валеев практически не упоминает. Это не удивительно, если историк опирается на статистику Шарафа: «В процентном отношении национальности распределяются следующим образом: чувашей - 12%, марийцев - 45%, великороссов - 33%, мусульман - 43% и крещеных татар - 1-2%» (с.47).
Помимо Галимджана Шарафа, среди политических и культурных деятелей историк выделяет и Бахашави Ваисова, основателя секты ваисовцев. Господин Валеев сокрушается, что духовный лидер, состоявший в переписке с Л.Толстым, «погиб в психиатричке, где он пробыл полных 10 лет. Иначе и не могло быть. Ведь это была Россия» (с.6). Достаточно многозначительная фраза, хорошо демонстрирующая отношение Рамзи Калимовича к прошлому, а возможно и к настоящему. Главное, чтобы такое отношение не мешало искать правду и быть беспристрастным независимо от симпатий или антипатий к предмету исследования.