Про размножение, аистов и пупок
Целоваться я не люблю. Потому что слюни и тискают, особенно тетеньки, и потом помада на щеках. Мама сказала, что индейцы целуются носами. Это лучше, потому что носы как раз торчат удобно и твердые, и ими хорошо тереться. Мы с мамой целуемся носами, как индейцы. Она приходит ко мне перед сном, говорит:"Давай поносулимся!" и подставляет нос. И я быстро трусь об ее нос своим: влево-вправо, влево-вправо. А сегодня мы поносулились и мама вдруг спросила, кого я больше хочу: братика или сестричку? Вообще-то я хочу черного котенка и двухколесный велосипед. У меня есть трехколесный, малышовый. Но я уже большая, ездить на нем стыдно, поэтому я катаюсь на велосипеде по комнатам. Колеса оставляют следы на крашеном полу, и бабушка меня ругает и обещает наябедничать маме, но ябедничает редко. Только мама почему-то не согласилась на котенка и велосипед, сказала, что скоро у нас появится еще один ребенок. И поцеловала меня губами, а не носом, я не успела увернуться.
Утром мама с папой уходят на работу, а меня бабушка ведет в садик, только если сегодня не выходной. Я мечтаю, вот бы был выходной! Сад я не люблю. Там никто не умеет читать, кроме меня. Воспитательница Ситара Тагиевна выводит меня на середину зеленого ковра, сажает на стульчик и велит читать вслух для всех, пока она уходит по делам. Только меня никто не слушает и даже говорят, что я не читаю, а выдумываю. А я выдумываю, когда рассказываю, а когда читаю - нет! Но все хотят бегать и быстро играть игрушками "для комиссии". Они почти новые, красиво стоят в шкафу, и играть ими нельзя. Можно вытирать с них пыль и опять расставлять по полкам,когда дежуришь. А играем мы старыми, только не все, а кто первый добежит и успеет взять. Я почти никогда не успеваю. Еще в саду надо спать днем и быстро есть перловку и красный борщ. Я не умею быстро, и воспитательница говорит, что мой стол - позорный, когда я остаюсь за ним одна. Все уже стелят себе постели, а я сижу над тарелкой и смотрю за окно. Там идет дождь,и я представляю, что дождя много, очень много, начинается потоп! И наши раскладушки выплывают из окон. И надо взять что-нибудь, из чего получится весло. Может, веник? И... Тут Ситара Тагиевна начинает кричать, что ее терпение сейчас лопнет и она выльет борщ мне за шиворот. Я быстро дохлебываю и остатки размазываю по тарелке, и меня отправляют в постель. Днем спать я тоже не люблю,потому что светло. Зато можно лежать и думать всякие мысли. Однажды я думала, думала и научилась считать до скольки хочу и обратно. А сегодня я думаю про нашего нового ребеночка. Надо было спросить у мамы, откуда они его возьмут. Я спросила у бабушки, когда мы шли в сад. И бабушка ответила, что детей приносит аист, а некоторых находят в капусте. Я видела аистов по телевизору и на картинках. У них очень длинные тонкие шеи. Маленькие дети тяжелые и все время машут руками и ногами. Разве такая шея выдержит ребенка? Наверно, некоторых детей аисты роняют. В капусту, чтоб не больно падать. И тогда дети там лежат и плачут, пока мамы не найдут их. А вдруг мама не найдет нашего ребенка? У нас поблизости нигде капуста не растет. А вдруг его найдет кто-нибудь другой! Я так испугалась, что села в постели. Ситара Тагиевна закричала, чтоб я немедленно легла обратно и что ее терпение лопнет. Оно уже чуть не лопнуло во время обеда, поэтому я улеглась и пообещала не открывать глаза, только пусть она мне скажет, как же мамы находят капусту, в которой лежат их дети. Но Ситара Тагиевна заявила, что капуста тут совершенно ни при чем, и что детей покупают в магазине, и что ее терпение трещит по швам. Наверно, оно уже лопалось когда-то, и его пришлось зашивать, а теперь эти швы трещат. Когда Алеша стукнул меня об столб, мне тоже накладывали швы, и я ходила с перевязанной головой и все мне завидовали. Я представила, как терпение Ситары Тагиевны раздувается, и она тоже раздувается вместе с ним, как большущий воздушный шар,шар становится тугим и вот-вот лопнет с оглушительным треском. На всякий случай я зажмурилась, заткнула уши и немного побоялась. Но потом мне стало скучно, и я приоткрыла глаза. Ситара Тагиевна пила с нянечкой чай, рассказывала, что ее Рауф в школе исключительный отличник, и выглядела совершенно нормально, совсем не раздуто выглядела. Странно, что она купила своего сына в магазине. Папа рассказывал, что раньше из Африки привозили рабов и продавали их, как вещи. И еще заставляли их много работать, били и могли даже убить. А сейчас рабства больше нет. В Африке живут люди черного цвета, негры. Но тогда Рауф сначала был негром, а теперь потихоньку светлеет, он уже не такой черный, зато ужасно кучерявый. Тут я опять встала и спросила у Ситары Тагиевны, правда ли, что Рауф бывший негритенок. А она закричала:"Ну все, мое терпение лопнуло окончательно!" и потащила меня в угол. Оказывается, когда терпение лопается, никакого треска не слышно.
Вообще-то, надо мне спросить у мамы, откуда же берутся дети. Бабушка, конечно, старше мамы. И Ситара Тагиевна старше. Но у бабушки, может быть, и не было детей, я не знаю. А Ситара Тагиевна покупает детей в магазине, как рабовладелец. Поэтому она так кричит на нас и вчера стукнула меня по рукам за то, что я вылавливала из супа лук и бросала его под стол. Мама, конечно, так не станет делать. Вот бы меня забрали из сада, а мама пришла бы уже домой!
И мама пришла. И я у нее спросила. Воооот... Даже не знаю, как вам и сказать. Оказывается, ребенок сидит у мамы в животе! Мама точно знает, поэтому вы не должны спорить со мной. Сначала он очень-очень маленький, потом немного подрастает и плавает там, как рыбка. А потом вырастает большой, и его из мамы вынимают! Первым делом я рассказала, про то, что наш ребенок - рыбка и плавает у мамы в животе, бабушке. Чтоб она тоже узнала, откуда берутся дети. Потом я рассказала девочкам во дворе. И Лариска вспомнила, что у ее мамы был очень большой и красивый живот до того, как у них родился Мурадик. А потом Ларискину маму забрали в больницу, называется роддом, и она вернулась оттуда с Мурадиком, но без живота. Лучше бы Мурадик из мамы не вылезал, сказала Лариска, а то живот был похож на мячик и очень маму украшал, а Мурадик только кричит и толку от него никакого, он даже сидеть не умеет. Тогда мы решили проверить, не вырос ли уже у моей мамы мячик вместо живота. Мы встали под балконом и стали дружно орать:"Мама!!!!!" Мы всегда так делаем, и наши мамы выходят на балконы, и мы выбираем нужную. Мы немножко поорали, и мамы вышли узнать, какую из них мы звали, а соседка тетя Роза, бабушкина подруга, - поругать нас, чтоб не орали. У моей мамы никакого живота не обнаружилось. И у других мам тоже. Зато у тети Розы - ого, вот это живот! Наверно, там двойняшки. Или даже тройняшки. Лариска вежливо спросила у тети Розы,не родятся ли у нее близнецы. А тетя Роза невежливо стала кричать про наше воспитание, родителей и почему-то отдельно про мою бабушку, а за тети-розиной спиной проснулся и заорал ее внук Шакир.
Вечером я вспомнила, что Ларискину маму отвозили в больницу, чтоб достать из нее ребеночка. В животе нет никаких дырок, я проверяла. Как же ребенок вылезает из маминого живота? Лариска нам сказала, как. Но мы не поверили. Во-первых, эта дырка далеко от живота. Во-вторых, она слишком маленькая. В-третьих, оттуда выходит совсем другое, а никакие не дети. Тогда, наверно, придется разрезать мамин живот? Это требовалось немедленно выяснить,и я снова пошла к маме. Мама почему-то покраснела и сказала:" А вот пупок же! Его развязывают, достают малыша, а потом аккуртно завязывают, как было!" И облегченно вздохнула. Теперь я знаю, для чего на животе пупок, и завтра расскажу всем и Лариске!
Когда я уже легла спать, мама пришла ко мне носулиться. И сказала, что ребеночек появится в мае. А сейчас только декабрь. Я знаю все месяцы, и до мая ждать еще долго. Я представила, как он плавает там, в животе, кувыркается и похож на маленькую кильку. Там темно и скучно, наверно, и он уже хочет увидеть всех нас. Мама сказала, что я буду с ним играть, и хорошо, что я уже умею читать, потому что ему надо читать книжки. И еще мне разрешат гладить его пеленки и гулять с ним. У него будет коляска, как у Мурадика,можно будет гонять коляски наперегонки с Лариской. И я подарю ему свой велосипед, все равно велосипед мне уже не нужен, я большая. И хорошо бы, чтоб он был девочка, а не мальчик. Осталось узнать, как же он попал в мамин живот
Утром мама с папой уходят на работу, а меня бабушка ведет в садик, только если сегодня не выходной. Я мечтаю, вот бы был выходной! Сад я не люблю. Там никто не умеет читать, кроме меня. Воспитательница Ситара Тагиевна выводит меня на середину зеленого ковра, сажает на стульчик и велит читать вслух для всех, пока она уходит по делам. Только меня никто не слушает и даже говорят, что я не читаю, а выдумываю. А я выдумываю, когда рассказываю, а когда читаю - нет! Но все хотят бегать и быстро играть игрушками "для комиссии". Они почти новые, красиво стоят в шкафу, и играть ими нельзя. Можно вытирать с них пыль и опять расставлять по полкам,когда дежуришь. А играем мы старыми, только не все, а кто первый добежит и успеет взять. Я почти никогда не успеваю. Еще в саду надо спать днем и быстро есть перловку и красный борщ. Я не умею быстро, и воспитательница говорит, что мой стол - позорный, когда я остаюсь за ним одна. Все уже стелят себе постели, а я сижу над тарелкой и смотрю за окно. Там идет дождь,и я представляю, что дождя много, очень много, начинается потоп! И наши раскладушки выплывают из окон. И надо взять что-нибудь, из чего получится весло. Может, веник? И... Тут Ситара Тагиевна начинает кричать, что ее терпение сейчас лопнет и она выльет борщ мне за шиворот. Я быстро дохлебываю и остатки размазываю по тарелке, и меня отправляют в постель. Днем спать я тоже не люблю,потому что светло. Зато можно лежать и думать всякие мысли. Однажды я думала, думала и научилась считать до скольки хочу и обратно. А сегодня я думаю про нашего нового ребеночка. Надо было спросить у мамы, откуда они его возьмут. Я спросила у бабушки, когда мы шли в сад. И бабушка ответила, что детей приносит аист, а некоторых находят в капусте. Я видела аистов по телевизору и на картинках. У них очень длинные тонкие шеи. Маленькие дети тяжелые и все время машут руками и ногами. Разве такая шея выдержит ребенка? Наверно, некоторых детей аисты роняют. В капусту, чтоб не больно падать. И тогда дети там лежат и плачут, пока мамы не найдут их. А вдруг мама не найдет нашего ребенка? У нас поблизости нигде капуста не растет. А вдруг его найдет кто-нибудь другой! Я так испугалась, что села в постели. Ситара Тагиевна закричала, чтоб я немедленно легла обратно и что ее терпение лопнет. Оно уже чуть не лопнуло во время обеда, поэтому я улеглась и пообещала не открывать глаза, только пусть она мне скажет, как же мамы находят капусту, в которой лежат их дети. Но Ситара Тагиевна заявила, что капуста тут совершенно ни при чем, и что детей покупают в магазине, и что ее терпение трещит по швам. Наверно, оно уже лопалось когда-то, и его пришлось зашивать, а теперь эти швы трещат. Когда Алеша стукнул меня об столб, мне тоже накладывали швы, и я ходила с перевязанной головой и все мне завидовали. Я представила, как терпение Ситары Тагиевны раздувается, и она тоже раздувается вместе с ним, как большущий воздушный шар,шар становится тугим и вот-вот лопнет с оглушительным треском. На всякий случай я зажмурилась, заткнула уши и немного побоялась. Но потом мне стало скучно, и я приоткрыла глаза. Ситара Тагиевна пила с нянечкой чай, рассказывала, что ее Рауф в школе исключительный отличник, и выглядела совершенно нормально, совсем не раздуто выглядела. Странно, что она купила своего сына в магазине. Папа рассказывал, что раньше из Африки привозили рабов и продавали их, как вещи. И еще заставляли их много работать, били и могли даже убить. А сейчас рабства больше нет. В Африке живут люди черного цвета, негры. Но тогда Рауф сначала был негром, а теперь потихоньку светлеет, он уже не такой черный, зато ужасно кучерявый. Тут я опять встала и спросила у Ситары Тагиевны, правда ли, что Рауф бывший негритенок. А она закричала:"Ну все, мое терпение лопнуло окончательно!" и потащила меня в угол. Оказывается, когда терпение лопается, никакого треска не слышно.
Вообще-то, надо мне спросить у мамы, откуда же берутся дети. Бабушка, конечно, старше мамы. И Ситара Тагиевна старше. Но у бабушки, может быть, и не было детей, я не знаю. А Ситара Тагиевна покупает детей в магазине, как рабовладелец. Поэтому она так кричит на нас и вчера стукнула меня по рукам за то, что я вылавливала из супа лук и бросала его под стол. Мама, конечно, так не станет делать. Вот бы меня забрали из сада, а мама пришла бы уже домой!
И мама пришла. И я у нее спросила. Воооот... Даже не знаю, как вам и сказать. Оказывается, ребенок сидит у мамы в животе! Мама точно знает, поэтому вы не должны спорить со мной. Сначала он очень-очень маленький, потом немного подрастает и плавает там, как рыбка. А потом вырастает большой, и его из мамы вынимают! Первым делом я рассказала, про то, что наш ребенок - рыбка и плавает у мамы в животе, бабушке. Чтоб она тоже узнала, откуда берутся дети. Потом я рассказала девочкам во дворе. И Лариска вспомнила, что у ее мамы был очень большой и красивый живот до того, как у них родился Мурадик. А потом Ларискину маму забрали в больницу, называется роддом, и она вернулась оттуда с Мурадиком, но без живота. Лучше бы Мурадик из мамы не вылезал, сказала Лариска, а то живот был похож на мячик и очень маму украшал, а Мурадик только кричит и толку от него никакого, он даже сидеть не умеет. Тогда мы решили проверить, не вырос ли уже у моей мамы мячик вместо живота. Мы встали под балконом и стали дружно орать:"Мама!!!!!" Мы всегда так делаем, и наши мамы выходят на балконы, и мы выбираем нужную. Мы немножко поорали, и мамы вышли узнать, какую из них мы звали, а соседка тетя Роза, бабушкина подруга, - поругать нас, чтоб не орали. У моей мамы никакого живота не обнаружилось. И у других мам тоже. Зато у тети Розы - ого, вот это живот! Наверно, там двойняшки. Или даже тройняшки. Лариска вежливо спросила у тети Розы,не родятся ли у нее близнецы. А тетя Роза невежливо стала кричать про наше воспитание, родителей и почему-то отдельно про мою бабушку, а за тети-розиной спиной проснулся и заорал ее внук Шакир.
Вечером я вспомнила, что Ларискину маму отвозили в больницу, чтоб достать из нее ребеночка. В животе нет никаких дырок, я проверяла. Как же ребенок вылезает из маминого живота? Лариска нам сказала, как. Но мы не поверили. Во-первых, эта дырка далеко от живота. Во-вторых, она слишком маленькая. В-третьих, оттуда выходит совсем другое, а никакие не дети. Тогда, наверно, придется разрезать мамин живот? Это требовалось немедленно выяснить,и я снова пошла к маме. Мама почему-то покраснела и сказала:" А вот пупок же! Его развязывают, достают малыша, а потом аккуртно завязывают, как было!" И облегченно вздохнула. Теперь я знаю, для чего на животе пупок, и завтра расскажу всем и Лариске!
Когда я уже легла спать, мама пришла ко мне носулиться. И сказала, что ребеночек появится в мае. А сейчас только декабрь. Я знаю все месяцы, и до мая ждать еще долго. Я представила, как он плавает там, в животе, кувыркается и похож на маленькую кильку. Там темно и скучно, наверно, и он уже хочет увидеть всех нас. Мама сказала, что я буду с ним играть, и хорошо, что я уже умею читать, потому что ему надо читать книжки. И еще мне разрешат гладить его пеленки и гулять с ним. У него будет коляска, как у Мурадика,можно будет гонять коляски наперегонки с Лариской. И я подарю ему свой велосипед, все равно велосипед мне уже не нужен, я большая. И хорошо бы, чтоб он был девочка, а не мальчик. Осталось узнать, как же он попал в мамин живот